Среда обитания

– Гнездовье манки. Здесь я отыскал голову Чогори.

Входные отверстия были круглыми, метра полтора в диаметре. Пахло от нор ужасно, но никакой активности в их глубине не замечалось.

– Притаились? – спросил он Охотника, разглядывая покрытую костями и нечистотами почву.

Крит оскалился в усмешке.

– Нет там никого! Нет и никогда не будет, пока я жив и навещаю этот холмик! Сжег я их, Дакар. Всех сжег – самок, самцов, детенышей… Должно быть, семь или восемь десятков. Теперь тут безопасная дорога, и мы…

Охотник вдруг окаменел, расширив ноздри и втягивая смрадный воздух. За камнями, торчавшими выше темных нор, метнулись белесые тени – одна, вторая, третья… Перемещались они стремительно и не были похожи ни на людей, ни на животных – бежали на двух ногах, но сильно наклонившись и вытянув передние лапы. Полумрак делал неясными очертания фигур, но вряд ли ростом и массой они превосходили человека, даже казались меньше.

Ду-дут! Ду-ду-дудут! Выстрелы хлестнули короткими очередями.

– За мной, Дакар, – негромко приказал Охотник и ринулся вверх по склону. Он припустил следом.

У камней, скорчившись, с пустыми выкаченными глазами, лежали два тела, и от них тянулась кровавая дорожка. Сдвинув очки на лоб и проследив ее взглядом, Крит нахмурился.

– Одного упустил, гниль подлесная! Кажется, ранил… А твари они живучие, партнер!

Не отвечая, Дакар с ужасом уставился на трупы. Тела этих существ были покрыты грязной беловатой шестью, густой и одинаково короткой на груди, конечностях и черепе; ноги и руки мощные, с выпирающими буграми мышц, круглая голова утоплена в плечи, шеи почти не видно. Их морды – или все-таки лица?.. – заставили его содрогнуться: глаза с огромными зрачками, морщинистые веки, лишенные ресниц, две ноздри в шерстистой маске – вместо носа, массивные челюсти, огромные пасти… Ни люди, ни обезьяны! И, насколько помнилось ему, на питекантропов с картинок тоже не похожи – пасть лягушачья, зубы острые, словно у хищника. Зубы морлока, плотоядной твари…

Крит подтолкнул его в спину.

– Пошли, нечего их разглядывать! Если подранок к своим добежит, еще налюбуешься! И на живых, и на мертвых!

Вслед за Охотником он поднялся на вершину холма, спустился вниз и отшагал с километр по дну извилистого оврага, где в зарослях мхов копошились мелкие членистоногие, то ли пауки с клешнями, то ли крабы без панцирей. Крит двигался в быстром темпе, почти бежал, но эта нагрузка его не тяготила – дыхание оставалось ровным, мышцы не знали усталости, пот мгновенно высыхал – или, возможно, его поглощала подкладка костюма. Минут через десять тропа, проложенная в зарослях, вывела их на открытое холмистое пространство, где груды глины и песка перемежались с каменными глыбами. Вокруг камней почва словно расплескалась, и он подумал, что эти обломки, видимо, оторвались от свода и рухнули вниз с огромной высоты.

Крит остановился, нюхая воздух и прислушиваясь. Он тоже замер, напрягая слух и стараясь не дышать носом – здесь, на дне кратера, все еще разило вонью. Он молча слушал тишину, с каждой секундой все заметней и ясней различая негромкие звуки, шорох осыпавшегося песка, шелест мхов в овраге за спиной и далекое невнятное верещанье.

– Крысиная моча! – выругался Охотник. – Идут за нами, манки отвальные!

– Кто они? Откуда? – спросил он.

– Дикари, людоеды, а откуда, ты у Мадейры спроси. Он тебе выложит сорок гипотез… – Склонив голову, Крит снова прислушался. – Бормочут твари, мясу радуются… двое своих на обед и нас двое… Большая стая! Сотни полторы… Сожгу? Нет, не сожгу, сделаем иначе. С пустым огнеметом обратно идти никак нельзя… Давай, партнер, за мной!

Охотник свернул с натоптанной тропинки. Преследуемые верещанием, которое делалось все громче, они запетляли в лабиринте скал и глинистых возвышенностей с зеленоватыми пятнами мха. Под ногами скрипел мелкий щебень, и этот звук словно отдавался эхом, умножаясь и наплывая со всех сторон; потом слева и справа замелькали быстрые тени, блеснули огромные выпуклые глаза, пахнуло кислой застарелой вонью. Две или три мохнатые твари приблизились к ним, он выстрелил, но не попал – их движения были на редкость стремительны.

«Морлоки, – кружилось в голове, – морлоки…» Правда, ни Крит, ни сам он не походили на элоев – в этом будущем, напоминавшем роман Уэллса, люди были так же агрессивны, как в далеком прошлом, так же привержены уничтожению и разрушению, разрядникам и огнеметам. Нет, не элои, совсем не элои!

Они выбрались на плоский участок, заваленный костями. Чьи кости, он не разобрал, едва поспевая за Охотником, – тот ринулся к холму, подковой обнимавшему кладбище непогребенных останков. Холм был крутым и тоже с норами, как в гнездовье манки, но отверстия нор казались больше, не метр-полтора, а величиной в половину тоннеля – того, которым они шли к Керуленовой Яме. Отверстий было четыре, и Крит устремился к крайнему.

– Не отставай! Камни слева видишь? В них спрячемся…

«От кого?» – подумал он на бегу и оглянулся.

В тридцати шагах от них грязно-белым облаком мчалась стая, скопище жутких косматых существ, послушных ярости и голоду. Мерцающие глаза, скрюченные когтистые пальцы, клыкастые рты, удушливый смрад, безостановочное бормотание, в котором слышались угроза и алчная хищная жадность – догнать, не упустить… Звери? Полулюди? Он выстрелил в их толпу, один из монстров рухнул наземь, и десять соплеменников тут же вонзили в упавшего клыки.

Крит подтолкнул его к камням, в узкий проход между массивными глыбами, где и собаке не развернуться. Задержавшись перед этой щелью, Охотник что-то делал со своим протезом – послышался щелчок, затем его рука взметнулась, словно рычаг катапульты, из пальцев вылетел блестящий шар и скрылся в одном из отверстий. Сила и точность броска казались удивительными – до этой норы было метров шестьдесят.

– Лицом вниз! Не смотри туда!

Он успел выполнить эту команду, прикрыв очки ладонями. В норе, против ожиданий, ничего не взрывалось, Крит хлопнул его по плечу, и он опустил руки. Из отверстия било ярким ослепляющим светом.

– Граната догорает, – сказал Охотник. – Сейчас… сейчас полезут, твари… А эти пусть погреются!

Ствол над плечом Крита повернулся, плюнул ярко-оранжевым огнем, и в набегавшей стае заверещали и завыли. Пять или шесть нападавших, объятые пламенем, рухнули на землю, их мех и плоть пылали, но судорожные движения и корчи длились не больше двух секунд. Огонь еще пировал над неподвижными телами, трудолюбиво превращая кости в пепел, когда из норы выползло серое чудище, почти такое же, как в клипе о Черном Диггере Дуэро. Он узнал его и содрогнулся от ужаса. Страшная вытянутая морда, алые яростные глазки, пасть с клыками, пусть не полуметровыми, но величиной с ладонь… Лапы как древесные стволы, кривые когти, низкое, приземистое, но длинное туловище и почти такой же длинный хвост… Дракон! Или, может быть, тиранозавр…

Чудище мотало головой, то опуская ее вниз, то задирая вверх и жадно втягивая воздух.

– Самец, – заметил Крит. – А вот и самка… – Второе чудище полезло из норы. – Ничего не видят, гниль подлесная! Ну, не видят, и ладно… главное – унюхать… А я им помогу.

Охотник чиркнул огненной струей по спине твари, она пронзительно взвизгнула, кинулась прочь от норы и холма, распахнула пасть и врезалась в стаю мохнатых белесых существ. Второй монстр ринулся следом, быстро перебирая лапами, разбрасывая сухие кости и черепа; их треск сливался с ревом и рыком первого чудища, ловившего добычу. Мохнатые отхлынули, но тут же, заверещав, накрыли монстров грудами тел, свалили наземь, впились когтями и клыками и начали терзать. Это было нечто жуткое, акт взаимного пожирания, превозмогавшего боль и смерть, сцена, уместная не в реальности, а в преисподней. Впрочем, Яма не слишком от нее отличалась, и были в ней свои ужасы, свои приспособления для пыток и свои дьяволы.