Среди факиров

Оба моряка, растроганные, опустились около нее на колени, ища в своей непокорной памяти отрывки каких-нибудь молитв, которым они учились в детстве…

Оба священника с большим тактом и скромностью удалились. Молодая женщина и ее верные слуги остались здесь одни. Миссис Клавдия подошла к телу мужа и наклонилась над ним, внимательно в него вглядываясь, как будто искала искры жизни под этой неподвижной и холодной маской. Факир сказал ей: «Вы должны надеяться несмотря ни на что». Ей обещали чудо! Но было ли возможно это чудо, если самые знающие доктора объявили, что граф де Солиньяк умер?

В городе за холодными стенами тюрьмы царило невообразимое волнение. Перепуганные заложники устраивали у себя баррикады. Туземцы, обитавшие в черном городе, волновались, подстрекаемые таинственными агентами, которые переходили от группы к группе. Пехотный и кавалерийский патруль беспрестанно сновали по улицам, запруженным волнующейся толпой. Боялись бунта, и власти собирались, если б это случилось, прибегнуть к строгим мерам. Положение показалось столь опасным военному коменданту, что он счел за нужное поспешить с похоронами и не откладывать их далее полуночи. Вместо того чтоб воспротивиться такому решению, молодая женщина приняла его, как избавление. Да, лучше было поскорей все кончить и не ждать, чтобы эта горестная церемония была превращена в сражение или просто в свалку.

Принесли гроб. Марий и Джонни, которые хотели отдать своему капитану последний печальный долг, уложили его в гроб, упорно отказываясь от помощи англичан. Около них стояли директор тюрьмы, судья и адвокат, как официальные свидетели мрачного обряда. Миссис Клавдия, более бледная, чем ее муж, стала на колени, поцеловала его в лоб, потом полумертвая опустилась на стул. Оба моряка с затуманенными от слез глазами привинчивали крышку. Во дворе их ожидали запряженные экипажи. Гроб вынесли из лазарета и положили в бричку, покрыв его черным покрывалом, чтоб совершенно закрыть от посторонних взоров. Миссис Клавдия села в другой экипаж с матросами, а священники поместились в третьем. Ворота открыли настежь. Экипажи выехали галопом, и их тотчас окружил эскадрон красных улан, которые ожидали их, выстроившись на улице. Печальный кортеж тронулся в путь, выехал из города и после порядочного объезда, предпринятого с целью отвадить любопытных, направился к кладбищу. Оно находилось далеко от шумного города; там царило полное уединение и тишина. Могила, вырытая индусскими могильщиками, которые всегда исполняют эту обязанность, была уже готова. Гроб опустили туда с бесконечными предосторожностями, при свете одной простой лампы; священники прочли несколько молитв — и все было кончено. Но искусственная бодрость, которая до сих пор поддерживала молодую женщину, теперь оставила ее. Все эти ужасные события оказались более сильными, чем ее воля, и безумная надежда, за которую она старалась уцепиться, поколебалась. Она глухо вскрикнула и, как пораженная громом, упала на руки Мария. Один из могильщиков предложил свое гостеприимство, и несчастную женщину перенесли в хижину, где обитало семейство этого индуса. Но эту энергичную американку, жизнь которой прошла среди борьбы и приключений, нельзя было сравнить с обыкновенными слабыми женщинами, беспрестанно падающими в обморок. Легкое сбрызгивание водой привело ее в себя, и, призвав на помощь все свое мужество, она быстро встала. Оба священника, которые последовали за ней, предложили ей свои услуги, чтоб отвезти ее, куда она захочет. Она поблагодарила и ответила, что со своими моряками она ничего не боится и что она хочет пробыть еще некоторое время в этом печальном месте, где оставалось все, что было ей дорого.

Они удалились, почтительно поклонившись, и возвратились к экипажам, которые ожидали их у решетки.

Возмущение, начинавшее волновать Калькутту, вдруг утихло. Войска вернулись в свои казармы. Толпа, до сих пор враждебно настроенная, по-видимому, забыла свой гнев. После сильного волнения власти начали свободно дышать, тем более, что заложникам не было причинено никакого вреда. Вдруг в десять часов утра всю высшую администрацию взволновало необыкновенное известие. Один человек из туземной полиции прибежал известить своего начальника, что тело капитана Пеннилеса похищено. Его сочли за человека, страдающего галлюцинациями, или за плута, желавшего получить награду. Но он продолжал стоять на своем до тех пор, пока не решились расследовать, в чем дело. Но когда захотели разрыть могилу, оказалось, что индусские могильщики исчезли. Пришлось нанять других, которые немедленно выполнили эту печальную работу. Полисмен сказал чистую правду: гроб был пуст. Все побежали на яхту, которую следовало задержать. Но тут оказалось, что они еще раз жестоко ошиблись. Хорошенький кораблик, которого больше никто не караулил, отплыл еще до восхода солнца. После этого прошло более шести часов; значит, его уже нельзя было настигнуть.

ЧАСТЬ 2 БЕГЛЕЦЫ

ГЛАВА I

Письмо и флакон. — Факир опять появляется. — Похищение. — Безумное бегство. — В таинственном помещении. — У тела мужа. — Решительный шаг. — Первые признаки жизни. — Он жив. — Безграничная радость. — Новые угрозы — новые опасности.

Когда миссис Клавдия очнулась от обморока в мрачной хижине могильщика, она сразу же овладела собой, и к ней вернулось ясное сознание. Она немедленно припомнила ужасную драму во всех ее мельчайших подробностях. За несколько часов до прибытия американского консула, который известил ее о внезапной смерти мужа, она нашла в своей спальне на яхте маленький пакетик, таинственным образом очутившийся на стуле, пока она спала. Там был, во-первых, маленький серебряный флакончик с вделанными в него драгоценными камнями, с богатой резьбой индусской работы: это было в полном смысле слова произведение искусства. К герметически закрывавшей его металлической пробке была привязана маленькая полоска пергамента с надписью: «Не открывать раньше прочтения письма». Упомянутое письмо, тоже написанное на пергаменте, служило нижней оберткой флакону, к которому оно было прикреплено большой восковой печатью. Она сняла печать, изображавшую три открытые руки, расположенные треугольником около цветка лотоса, и поспешно прочла письмо.

Письмо, довольно длинное и написанное красиво и старательно, сообщало ей о происходивших в тюрьме событиях и главным образом о том, что касалось ее мужа. Кроме того, в нем заключались очень ясные подробные наставления относительно содержимого флакона и о том, как его употреблять. Это чтение произвело на нее ошеломляющее действие. Ее просили сохранить глубочайшую тайну и не разыскивать, каким образом это послание очутилось у нее. Она поняла, что неосторожного слова было бы достаточно, чтобы повредить успеху плана, так смело задуманного и исполненного ее тайными и отважными друзьями. Она сохранила молчание, не сказала ничего даже самым преданным слугам и напрягла все свои нравственные силы, чтобы спокойно ожидать событий. Остальное нам известно: как американский консул навестил ее и отвез в тюрьму в сопровождении двух моряков, и так далее, до того времени, когда с ней случился обморок, что, в сущности, было вполне естественно. Такие трагедии нельзя безнаказанно играть, да еще в такой обстановке! Кроме того, ее мучила неотступная мысль: «Ведь английские доктора считают, что он умер!.. Если наука цивилизованных людей не может его оживить… Наконец, я сама в его присутствии испытала горькое чувство, будто стою перед существом, отошедшим в вечность! Боже мой! Дай мне силу выдержать до конца! Сделай, чтоб свершилось чудо! Если же нет, то пусть нас с ним скроет общая могила». Когда после обморока она увидела склоненные над собой добрые лица моряков, она встала и сказала решительным тоном: «Надо действовать!» В то же время индус, которого легко было узнать по более грубому хриплому голосу, произнес:

— Мужайтесь, госпожа! Ваши друзья не спят.

И вдруг в комнату проникла молчаливая, подвижная тень к отчетливо обрисовалась при полном освещении.

— Факир! — воскликнула графиня де Солиньяк, узнавая странного человека, появившегося перед ней на яхте.

— Ваш преданный слуга! — сказала странная личность, становясь на колени с почтительностью. Он тотчас же встал и, кидая пламенные взоры на присутствующих туземцев, прибавил:

— А вы все повинуйтесь моим приказаниям.

Туземцев было шесть человек. Они схватили свои вещи и быстро вышли вслед за факиром. Молодая женщина, сидевшая на скамеечке из индийского тростника, осталась одна с Марием и Джонни, которые начинали терять голову от таких удивительных событий. Едва прошло в этой тягостной тишине четверть часа, как факир появился снова.

— Благородная госпожа, следуйте за мною! — тихо произнес он.

Гробокопатели только что вытащили из ямы гроб и отвинтили крышку.

Неподвижное тело капитана Пеннилеса слабо обрисовывалось при мерцающем свете звезд.

— Ни возгласа, ни слова! — сказал факир почтительно, но твердо. — Флакон у вас?

— Да.

— Вы все хорошо помните?

— Да, все! — ответила молодая женщина.

— Хорошо. Теперь подождите.

И он с удивительным совершенством стал подражать пению бульбуля, индийского соловья.

Тотчас же со всех сторон появились черные фигуры. В мгновение ока молодая женщина, тело капитана и оба моряка были схвачены сильными, но не грубыми руками, которые куда-то понесли их.

— Тише, молчание!

Тени галопом поскакали через кладбище и в один момент оставили его за собой. У стен были поставлены лестницы; они влезли на них и скоро очутились вне предместья. Молодая женщина и моряки, которых все еще несли на руках, в полном мраке, отдались на их волю без криков, без движений, без протестов. Все это продолжалось добрый час; их несло так много людей, и они так часто сменялись, что, вероятно, они успели пройти огромное расстояние. Эта молчаливая, подвижная, запыхавшаяся толпа наконец пришла к высоким, темным деревьям. Тут шаг их замедлился. Они не без труда пробрались между спутанными лианами и наваленным там хворостом и достигли низенького, едва заметного строения. Толпа остановилась. Люди, несшие Пеннилеса, миссис Клавдию, Мария и Джонни, вошли в раскрытые настежь двери.

Все они, чувствуя головокружение после быстрой ходьбы, уселись наконец на землю, покрытую толстыми коврами. Везде блестели огни, легко освещая этот богато меблированный в восточном вкусе зал.

— Оставайтесь здесь! — приказал морякам факир, который вдруг вырос, как из-под земли. — А вы, благородная госпожа, следуйте за мной.

Он открыл боковую дверь и дал знак людям, которые несли капитана Пеннилеса. Все вошли в маленькую комнатку; посреди нее стояла кровать, покрытая вместо матраца рогожами из индийского тростника. На нее осторожно положили тело капитана, и все вышли, кроме молодой женщины и факира.

— А теперь, сударыня, — сказал он коротко, — вы должны действовать как можно быстрее. Делайте, что я вам сказал, и ваш супруг будет вам возвращен. Вы найдете здесь все, что вам будет нужно. Не бойтесь! Ваши верные слуги будут вас хорошо стеречь, и вы будете в полной безопасности.

Потом, не ожидая ни слова, ни знака, факир открыл дверь и исчез. Оставшись одна со своим мужем, все еще холодным, неподвижным и бесчувственным, миссис Клавдия призвала на помощь всю свою энергию. Капитан, казалось, спал. Его мужественное лицо, выделявшееся над складками голубого с серебряными звездами флага, в который он был завернут, было бледно, как мрамор. Глаза были закрыты. Молодая женщина взглянула на него полным любви и надежды взглядом и прошептала: