Срединное море. История Средиземноморья

«Длинная вереница наложниц, быстрая смена жен, среди которых была и дева-весталка, силою похищенная из ее священного убежища, оказались недостаточными, чтобы удовлетворить бессилие его страстей. Владыка римского мира любил одеваться в женские платья и перенимал женские манеры, предпочитая скипетру женские занятия, и порочил высшие почести, существовавшие в империи, раздавая их своим бесчисленным любовникам. Одного из них публично поименовали императорским титулом и достоинством мужа императора, или, как он с большим на то основанием именовал себя, мужа императрицы».

При подобных правителях разложение все более охватывало римское общество, доведя его до такого состояния, при котором закон и порядок почти полностью исчезли, а в правительственных институтах царил хаос. И весьма показательно, что Септимий Север, скончавшийся в 211 г. н. э. в Йорке, стал последним за истекшие восемьдесят лет императором, который умер в собственной постели.

Спустя уже девяносто пять лет тот же самый город Йорк стал свидетелем еще одной смерти, последствия которой оказались чрезвычайно важными для мировой истории. В то время правил император Диоклетиан, который быстро понял, что его империя слишком громоздка, его враги слишком многочисленны, а коммуникации слишком растянуты, чтобы державой мог управлять один монарх. Поэтому он решил разделить императорскую власть между четырьмя людьми — двумя августами (он сам и его старый и близкий товарищ по оружию Максимиан) и двумя подчиненными правителями с титулами цезарей, которые получали верховную власть над вверенными им территориями и которые, в свою очередь, должны были стать августами, когда подойдет срок. Власть над северо-западной частью империи — с особой задачей восстановления римского господства в мятежной Британии — он доверил одному из своих лучших военачальников, Констанцию Хлору, который стал одним из двух цезарей. Другим цезарем сделали Галерия, грубого жестокого воина-профессионала из Фракии, на которого было возложено управление Балканами.

В 305 г. произошло не имеющее аналогов в истории Римской империи событие — добровольный отказ императора от власти. Диоклетиан решил, что с него достаточно. Он удалился в свой огромный дворец, в Салоне (совр. Сплит) на побережье Далмации, и принудил сложить власть и Максимиана, который очень этого не хотел. Неожиданно Констанций Хлор оказался старшим августом, но ему не пришлось долго наслаждаться доставшимся ему наследством. Несколько месяцев спустя, 25 июля 306 г., он скончался в Йорке. Едва он испустил дух, как его друг и союзник с восхитительным именем Крок, царь алеманнов, провозгласил августом молодого Константина вместо его покойного отца. С криком одобрения британские легионы возложили на его плечи пурпурную тогу, подняли его на щитах и стали приветствовать громкими возгласами.

В это время Константину исполнилось тридцать с небольшим. Отец его был самого высокого происхождения; с другой стороны, его мать Елена отнюдь не являлась дочерью Кола, мифического основателя Колчестера, как пытается внушить нам писатель XII в. Гальфрид Монмутский (и позднее Ивлин Во), и Старого Короля Коля из детской песенки, а скорее всего происходила из семьи скромного трактирщика из Вифинии — провинции на азиатском берегу Боспора, простиравшейся вдоль южной части Черного моря. (Другие, менее авторитетные историки дошли до того, что уверяли, будто до замужества Елена помогала отцу в его деле, отдаваясь за дополнительную умеренную плату постояльцам.) Лишь на склоне лет, когда ее сын достиг высшей власти, она стала самой почитаемой женщиной в империи. В 327 г., когда ей уже перевалило за семьдесят, Елена, страстно уверовав в Христа, совершила свое знаменитое паломничество в Святую землю, где чудесным образом обрела Честной Крест Господень и благодаря этому заняла почетное место в святцах.

Но вернемся к Константину. Прежде всего следует отметить, что ни один правитель в истории — ни Александр, ни Альфред, ни Карл, ни Екатерина, ни Фридрих, ни даже Григорий — не заслуживал титула «Великий» в большей степени, чем он. В течение короткого времени, примерно пятнадцати лет, он принял два решения, каждое из которых изменило будущее цивилизованного мира. Первым явилось принятие христианства. Ведь всего поколением раньше, при Диоклетиане, преследования христиан были более жестокими, чем когда-либо, а теперь христианство стало официальной религией Римской империи. Вторым по важности стало решение о переносе столицы империи из Рима в новый город, построенный на месте старого греческого поселения Византия, которое в последующие шестнадцать веков будет носить его имя — город Константина, Константинополь. Оба этих решения и их последствия оказались столь значительными, что это дает основание рассматривать его как человека, оказавшего наибольшее влияние на мировую историю из всех живущих, за исключением Иисуса Христа, пророка Магомета и Будды.

Сразу после провозглашения его императором Константин, естественно, отправил послание своему соправителю августу Галерию, чья резиденция находилась теперь в Никомедии (совр. Измит), на берегу Боспора. Но Галерий, очень неохотно согласившийся признать его цезарем, категорически отказался видеть в нем августа, уже назначив таковым некоего Валерия Лициниана, именовавшегося также Лицинием, одного из своих давних собутыльников. Кажется, Константин не проявил особого беспокойства из-за этого. Возможно, он еще не чувствовал себя годным для высшей власти. Во всяком случае, он оставался в Британии и Галлии в течение шести месяцев, управляя этими двумя провинциями мудро и умело. Только после смерти Галерия в 311 г. он начал готовиться к тому, чтобы провозгласить себя императором, и не раньше лета 312 г. пересек Альпы, двигаясь на своего первого и наиболее опасного соперника, собственного тестя Максенция, сына старого соратника Диоклетиана, императора Максимиана. [77]

77

В 307 г. Константин избавился от своей первой жены, дочери Максимиана Фаустины.

Две армии встретились 27 октября 312 г. н. э. в семи-восьми милях к северо-востоку от Рима, где над Тибром пролегает мост Мильвио. [78] Сражение у Мульвийского моста прежде всего вспоминается в связи с легендой, рассказанной современником Константина, епископом Евсевием Кесарийским, который, по его словам, от самого императора слышал, что «уже после полудня, когда солнце начинает клониться к закату, он собственными глазами увидел в небе выше солнца образ сияющего креста, на котором была начертана надпись „Сим победиши“ [hoc vinces]. Это зрелище привело его в изумление, и его армию тоже». [79]

78

Старый мост сохранился до наших дней. Он реставрировался много раз, но все же от того вида, который он имел во II в., сохранилось немало.

79

De Vita Constantini, I, 28. Эта история не так проста, как может показаться. Другую версию излагает писатель Лактанций, затрагивающий ряд интригующих моментов. Более полно я изложил этот сюжет в книге «Византия: первые века истории».

Вдохновленный, как он уверял, этим видением, Константин нанес сокрушительный удар армии своего тестя и обратил ее в бегство, гоня вражеских воинов на юг, к старому мосту. Здесь было тесно, и Максенций на случай поражения приказал сделать рядом с Мульвийским мостом другой, наплавной мост, по которому мог бы при необходимости отступить, сохраняя порядок, и затем сломать его посредине, чтобы предотвратить преследование. Уцелевшие воины армии Максенция двинулись по нему, и все могло бы кончиться хорошо, если бы инженеры, ответственные за мост, не потеряли голову и не извлекли болты слишком рано. Внезапно вся конструкция обрушилась в быстротекущую реку. Те, кто еще не ступил на новый мост, в ужасе устремились к старой каменной переправе, и это привело к роковым последствиям. Была такая теснота, что многие оказались задавлены насмерть, кого-то затоптали, других просто выталкивали в реку, несшую свои воды внизу. Среди последних оказался и сам Максенций, чье тело позднее течением прибило к берегу. Его отрубленную голову, насаженную на копье, несли перед Константином во время его вступления в Рим.

Победа у Мульвийского моста сделала Константина полновластным повелителем западного мира от Атлантического океана до Адриатического моря, от вала Адриана до гор Атласа. Трудно сказать, стала ли эта победа причиной его обращения в христианство, но с этого момента он становится активным защитником и патроном своих подданных — христиан. По возвращении в Рим Константин тотчас оказал помощь из своих личных средств двадцати пяти уже существовавшим церквам и нескольким новым. Он подарил только что избранному папе Мельхиаду старый дом семьи Латеран на холме Целий, который оставался дворцом пап в течение следующей тысячи лет. В дополнение к этому император приказал построить — опять-таки на собственные средства — первую из Константиновых базилик, храм Святого Иоанна Латеранского, который до сих пор является кафедральным собором города. Тем более удивительно, что изображения на его монетах последующих двенадцати лет связаны не с христианскими символами, а с популярным в то время культом Sol invictus — «непобедимого солнца»; также удивителен его отказ принять крещение, которое он откладывал четверть столетия, до своего последнего часа.

Та же осторожность чувствуется и в Медиоланском эдикте, который Константин издал совместно с другим августом (и к тому же зятем) [80] , Лицинием, в 313 г., представляя его целью «обеспечение уважения и почтения к божественности; мы даруем христианам и всем остальным право на ту форму культа, которая им угодна, ибо какое бы божество ни обитало на небесах(курсив мой. — Дж. Н.), оно будет благосклонно к нам и ко всем, кто живет под нашею властью». Два августа могли договориться, когда речь шла о религиозной терпимости, но в других вопросах им не удавалось прийти к согласию и последовало десятилетие гражданской войны, прежде чем Константин смог окончательно сокрушить своего последнего соперника. Только в 323 г. он сумел установить мир во всей империи под своей единоличной властью.

80

Лициний был женат на единокровной сестре Константина Констанции.

К этому времени Константин стал уже полноценным христианином — разве только не по имени, но как раз в это время христианская церковь претерпела первый в своей истории великий раскол. Его виновником стал некий Арий, пресвитер Александрии, который считал, что Иисус Христос не единосущен Богу Отцу и не является одной из его ипостасей, но создан им в какой-то момент, чтобы стать орудием спасения мира. Таким образом, хотя и будучи совершенным человеком, Сын должен всегда подчиняться Отцу, имея природу скорее человеческую, нежели божественную. Последовавший диспут быстро стал cause celebre [81] , когда Константин решил вмешаться. Он поступил так на Первом вселенском соборе, который состоялся между 20 мая и 19 июня 325 г. н. э. в Никее (совр. Изник) с участием примерно 300 епископов. Заседание открыл сам император, и именно он предложил включить в Символ веры ключевое слово homoousios, «единосущный», призванное описать отношение Бога Сына к Богу Отцу. Его принятие было почти равносильно осуждению арианства. Сила убеждения императора была такой, что к концу Собора только семнадцать участвовавших в нем епископов остались в оппозиции, а затем, в связи с угрозой изгнания и возможного отлучения от церкви, сократилось до двух.

81

Известный случай (фр.).