Средневековая история. Тетралогия

Дата.

Подпись.

Лиля почесала кончик носа.

Джерисон. Супруг. Джайс — его отец. И пишет он своей матери. Которая, судя по всему, жила в Иртоне. И сильно не одобряла некую Джесси. Причем это была не жена и не любовница сына, раз с Эдоардом…

Эдоард?

Это часом не Восьмой? Который еще тут немножко правит?

Вообще может быть и так. Эх, у кого бы сплетен подзанять? Лиля подумала — и приказала позвать девочек — швей.

Ровно через полчаса она уже знала всю подноготную письма. Ну, не всю. Но про короля — так точно.

Женился. Влюбился. Пикантность в том — что это были две разные женщины. И любимую, как легко догадаться, звали Джессимин Иртон. То есть сокращаем до Джесси.

Ага.

А матушка видимо, сильно эту любовь не одобряла. И почему бы это? Неужели сейчас не почетно быть фавориткой принца?

Или это только для короля?

Лиля смутно помнила из 'Анжелики и короля', что это натурально было большой честью. И народ весь пресмыкался перед очередной королевской любовию. Ага… мечта поэта. Людовик Четырнадцатый, любите…

Выстроил Версаль, привел в порядок страну, прикрутил халяву феодалам, развлекался тем, что прилюдно громко портил воздух… кто-то еще исторический анекдот про него рассказывал…

Или здесь непочетно? Может быть…

Тогда ясно, что маман была немного недовольна решением дочки лечь под принца. А может быть еще и так. Лиля не сильно обольщалась. Женщина — товар для заключения союзов. Типа, подписал договор? Женись! И неизвестная ей Джесси могла быть кому-то обещана.

А у нее любоффф! И все союзы побоку.

Или маман на всю голову ушиблена местной Библией, то есть Книгой Света, где Ативернским по белому отписано, что блуд без брака есть происки Мальдонаи. Могло быть и так.

В своем мире Лиля знала девчонку из семьи баптистов. Та жила на стипуху и подработки. Папаша, видите ли, когда дочка поступила в мед, взбеленился и выгнал. Ибо не фиг на голых мужиков смотреть! Даже на мужа. Ляг на спину и молись.

Лиля не знала, какой именно вариант тут осуществился. Да это и не важно.

Пнем по сове, сову об пень…

Даже то, что вторую королеву, как легко догадаться, звали Джессимин Иртон, положения не поправило.

Лиля читала письма — и убеждалась в этом с каждой строчкой.

Неизвестный ей Джайс уговаривал мать простить, понять, не держать зла. Рассказывал о внуках. О Джесси…

Нашлось и несколько ее писем. Там было то же самое. Мол, дорогая мама, прости, но мне без него легче сразу сдохнуть. Воля Альдоная и прочее бла-бла-бла на тему 'Ромео и Джульетта'.

Судя по тому, что тема повторялась из раза в раз, на письма либо не отвечали, либо посылали дочку куда подальше. И жила эта маман в Иртоне. В родовом замке.

Граф писал в среднем раз в месяц. Джесси тоже не сильно отставала. То есть что мы имеем?

Мамашу, которая сидит, как жаба на болоте. Папа померши. Граф пребывает в столице. И в родовое гнездо не приедет, потому как сын почтительный. А здесь ему мозг вынесут и в печень занесут одними нотациями.

И даже то, что Джесси стала королевой, не слишком поменяло ситуацию. Джайс уговаривал мать, но куда там. Ответов и их черновиков не было, но судя по всему — старушка уперлась рогом.

Отказалась выезжать и решительно не желала видеть дочь. И скрипела, скрипела, скрипела…

Письма сохранились. Ибо пергамент — вещь ценная. Лиля так поняла, что Эдор так и не осмелился их потаскать для своих нужд. Потому что было письмо и о рождении дочерей у королевы, ныне королевы, и о ее смерти…

Надо сказать, что Лиля читала с интересом, продираясь сквозь невнятный почерк с завитушками и витиеватые обороты. С другой стороны — медики и почище пишут. Вы историю болезни видели? Или рецепты?

Вот-вот…

Прочитать было несложно.

Разложить по годам и проанализировать — сложнее.

Но по всему получалось, что бабуся померши лет двенадцать как. Даже своего сына пережила. И последние письма писал ей уже внук.

Их Лиля прочла с особым интересом. Но — увы…

Складывалось полное впечатление, что бабушка редкостно не любила внуков. Причем — со стороны сына. Ну, дочь — там понятно. А сына-то за что? Вроде бы любит, заботится, свет в окошке… позволяет такое, за что она бы давно уже бабку на матюгах оттаскала.

По идее — его дети должны быть обласканы бабушкой. Но в некоторых письмах Джайса отчетливо прослеживалась горечь. Да и не привозили их сюда ни разу.

Каково?

Граф Иртон, ну тогда виконт Иртон по титулу учтивости, даже в своем родовом поместье лет до двадцати с хвостиком не был. С жирным хвостиком. Пока бабуся не преставилась.

Это — норма?!

Это — чушь.

Идем дальше.

Судя по количеству книг в библиотеке и их направленности — бабка и правда была религиозной. Легко ли при таких воровать?

Ну смотря кто и как…

Но этой, видимо, был бы пастер, а там трава не расти. Вот и перли все, что гвоздями не приколочено. А что приколочено — перли вместе с гвоздями.

Лиля покусала губы.

Конечно, при такой постановке вопроса — еще бы Иртон был нужен его владельцу. Вырос в столице, к королевской семье приближен, остальное по принципу: 'заплатил налоги и живи спокойно'.

Олаф постучался в дверь спальни и деликатно сгрузил женщине на постель еще несколько сшитых тетрадей и свитков пергамента.

— А Эмма?

— Она на кухне. Там буза какая-то случилась.

— На день заболеть нельзя. Как освободится — позвать ко мне, — буркнула Лиля и опять зарылась в письма.

Интересно, что там за буза?

***

Его величество Эдоард Восьмой прочитал письмо.

Потом еще раз.

А потом принялся вовсе не по-королевски чесать в затылке. Благо никто не видел.

Письмо было доставлено голубиной почтой и недавно переписано придворным писцом.

И повергло короля в тихое изумление.

Ибо — непонятно.

Писал ему градоправитель Торий Авермаль. Барон. Направленный королем в Альтвер и не дающий поводов для недовольства.