Средневековые арабские повести и новеллы

Хасаан Шуман сказал Ахмаду: «Если ты снимешь с шеи свой ворот — знак власти — и перед халифом скажешь, что ты не сможешь поймать ее, ибо не знаешь в лицо, если на вопрос халифа, кто возьмется за поимку, ты ответишь: „Хасан Шуман“ — и если повелитель правоверных возложит это дело на меня, то я схвачу и девушку и старуху и приведу их сюда».

Порешив на этом, они легли спать, а когда наступило утро, все отправились в диван халифа. «Где старуха, предводитель Ахмад?» — спросил халиф. В ответ Ахмад снял с шеи ворот — символ власти. «В чем дело?» — спросил халиф. «Я ее не знаю, — отвечал Ахмад ад-Данаф. — Повелитель правоверных, возложи это дело на Хасана Шумана, он знает ее и ее дочь. Она совершила все эти мошенничества и проделки не ради денег и имущества, а для того, чтобы показать свою ловкость и хитрость дочери, так как хочет получать жалованье своего мужа, отца этой девушки. Хасан Шуман заступается за них, просит не казнить их и обещает доставить их сюда». — «Клянусь честью своих предков, — сказал халиф, — если они вернут имущество и деньги их владельцам, то они будут в безопасности и заступничество Хасана Шумана будет удовлетворено». — «Обещай мне их безопасность, повелитель правоверных!» — попросил Хасан Шуман. Халиф дал ему свой платок — знак пощады.

РАССКАЗ о Хасане Шумане, Плутовке Зайнаб и ее матери

Шуман ушел от халифа и направился к Далиле. Он окликнул ее, но вместо нее ответила ее дочь Зайнаб. «Где твоя мать?» — спросил Хасан Шуман. «Наверху», — ответила Зайнаб. «Скажи ей, чтобы она забрала с собой вещи, которые она украла, и спустилась. Она пойдет со мной к халифу, я привез ей платок пощады. Если она не пойдет по-хорошему, то пусть пеняет на себя!» — сказал Хасан.

Далила спустилась, неся на плечах узел с вещами, и пошла с Хасаном. Она возвратила все вещи их владельцам, вернула осла погонщику и коня бедуину. «Осталась лишь одежда моего предводителя и его людей», — сказал ей Хасан Шуман. «Клянусь Великим Именем, это не я сделала», — ответила Далила. «Ты говоришь правду, — согласился Хасан Шуман. — Эту проделку совершила твоя дочь, проявив большую ловкость!» Они пошли в диван халифа. Хасан предстал перед повелителем правоверных и сказал ему, что все вещи возвращены их владельцам. Потом он подвел Далилу к халифу. Увидев ее, халиф приказал бросить ее на ковер крови, чтобы казнить ее. «Я под твоей защитой, о Хасан!» — взмолилась Далила. Хасан Шуман подошел к халифу, поцеловал ему руки и молвил: «Прости ее, повелитель правоверных, ведь ты обещал ей пощаду!» — «Я оставляю ее в живых из уважения к тебе, — сказал халиф и обратился к старухе. — Подойди ближе, как тебя зовут?» — «Мое имя Далила», — ответила она. «Ты мошенница и обманщица, и поэтому тебя прозвали Мошенницей Далилой, — сказал халиф. — Почему ты совершила столько гнусных дел и причинила нам столько хлопот?» — «Повелитель правоверных, я совершила эти проделки не из алчности и не потому, что хотела присвоить вещи этих людей. Я прослышала о том, что совершили Ахмад ад-Данаф и Хасан Шуман в Багдаде, и сказала себе: „Я последую их примеру“. А теперь я вернула все вещи их владельцам». Тут встал погонщик ослов и воскликнул: «Да рассудит между нами сам Аллах всевышний! Ей было мало отнять у меня осла, она еще и заставила ювелира из Магриба выбить мне два зуба и прижечь виски!»

Халиф велел выдать погонщику сто динаров и сто динаров красильщику, чтобы тот восстановил свою мастерскую. Они ушли, вознося молитвы за халифа. Бедуин тоже взял свою одежду и коня и воскликнул: «Видно, не дозволен мне приезд в Багдад и не доведется мне отведать оладьи с медом!» Они взяли свои вещи и разошлись. Затем халиф сказал Далиле: «Попроси у меня что-нибудь!» — «Мой отец был твоим слугой, — сказала она, — он был начальником почты, а я выращивала почтовых голубей. Муж мой был предводителем стражников Багдада. Я хочу, чтобы ты платил мне то, что получал мой муж, а моей дочери возместил заработок ее отца».

Халиф даровал им то, что она просила. «А теперь, сказала затем Далила, — я хотела бы, чтобы ты назначил меня старшей привратницей постоялого двора».

А дело было так. За некоторое время до этого халиф построил большой постоялый двор, чтобы там могли жить приезжие купцы. Этот постоялый двор обслуживали сорок рабов и охраняли сорок собак, которых халиф привез из Сулайманова царства, когда отстранил его царя от власти. У каждой собаки был ошейник, и их держали на привязи. При постоялом дворе был особый повар, который готовил еду для рабов и кормил собак мясом.

Халиф сказал Далиле: «Я напишу указ о твоем назначении старшей привратницей постоялого двора, но, если там пропадет что-нибудь, ответчицей будешь ты!» — «Я согласна, — сказала Далила, — но разреши мне поселить мою дочь в доме напротив, у этого дома плоская крыша, вполне подходящая для выращивания почтовых голубей».

Халиф издал приказ, и дочь Далилы Плутовка Зайнаб перенесла в дом напротив постоялого двора все свои вещи, а Далиле поручили сорок почтовых голубей.

Что же касается Плутовки Зайнаб, то она повесила платья сорока стражников и одежду их начальника Ахмада ад-Данафа у себя дома.

Халиф назначил Мошенницу Далилу начальницей над сорока рабами, и она поселилась за воротами постоялого двора. Каждый день она являлась в диван халифа, чтобы узнать, не нужно ли ему отправить письмо в какой-нибудь город. Она не уходила из дивана до конца дня. Постоялый двор охраняли сорок рабов, а с наступлением темноты они выпускали собак, которые сторожили двор ночью.

РАССКАЗ об Али-з-Зибаке Египетском и водоносе

Вот что было с Мошенницей Далилой в Багдаде. Теперь посмотрим, что было с Али по прозвищу аз-Зибак Египетский. Он жил в Египте во времена начальника дивана по имени Салах Египетский. У этого Салаха было сорок подчиненных, и эти люди были великими ловкачами и хитрецами. Они устраивали всевозможные ловушки Али-з-Зибаку, думая, что он обязательно в них попадется. Они гонялись за Али и в конце концов обнаруживали, что он ускользнул от них, как ускользает ртуть. Именно из-за этого его прозвали аз-Зибак — Ртуть.

Однажды Али сидел у себя дома среди своих людей. Почему-то он затосковал и на душе у него стало тяжело. Старший из его молодцов, увидев, что Али сидит с мрачным лицом, сказал ему: «Что с тобой, предводитель? Если на тебя напала тоска, то постарайся рассеять ее. Походи немного по рынкам Каира, тогда тоска и печаль тут же покинут тебя».

Али-з-Зибак встал и пошел бродить по Каиру, чтобы рассеяться, но почувствовал еще большую печаль и тоску. Он направился в винную лавку, сказав себе: «Зайди и напейся!» Войдя туда, он увидел, что люди расположились там в семь рядов. Он позвал виноторговца и сказал. «Я хочу сидеть один!» Тот усадил его за отдельный столик и принес ему вина. Али начал пить и напился так, что лишился разума. Придя в себя и протрезвившись, Али вышел и отправился бродить по Каиру. Он долго гулял и наконец забрел на Красную улицу. Увидев его, люди от страха уступали ему дорогу. Посмотрев вокруг, Али увидел водоноса, который наливал людям воду из кувшина, приговаривая: «Нет напитка лучше виноградного, нет встречи приятнее, чем встреча с другом, нет удовольствия большего, чем общение с мудрым!»

Али-з-Зибак подозвал его и сказал: «Налей мне воды!» Водонос, посмотрев на него, подал ему кувшин. Али заглянул в кувшин, взболтал воду, а потом вылил ее на землю. «Почему ты не пил?!» — спросил его водонос. «Напои меня!» — сказал Али. Водонос снова наполнил кувшин. Али взял его, снова взболтал и вылил воду на землю. Затем это повторилось в третий раз. «Если ты не хочешь пить, я уйду», — сказал водонос.

«Напои меня!» — еще раз приказал Али. Водонос наполнил кувшин и подал ему. Али взял кувшин, выпил воду и дал водоносу целый динар. Водонос презрительно посмотрел на монету и запел: «Я дарю его тебе, я дарю его тебе, о юноша! Большие люди не нуждаются в подачках малых людей!»

Ловкач Али бросился на водоноса, схватил его за ворот и приставил свой кинжал ему к горлу так, как об этом говорят в подобных случаях:

Ударь кинжалом еще не поверженного врага и не бойся Ничего, кроме гнева творца. Избегай порочных людей и будь Всегда достойным и благородным.

«Объясни мне, старик, почему ты сделал это, — сказал Али. — Красная цена твоему бурдюку — три дирхема, а два-три кувшина, которые я вылил на землю, составят примерно один ритль воды». — «Да, это верно!» — ответил водонос. «Но в чем же тогда дело? — продолжал Али-з-Зибак. — Я заплатил тебе целый золотой динар, почему же ты унизил меня? Разве ты видел более щедрого и великодушного человека, чем я?»

«Да, — ответил водонос, — я видел человека более щедрого и великодушного, чем ты. Не родила еще женщина в целом мире человека щедрее и великодушнее его!» Али спросил: «Кто же этот человек, который щедрее и великодушнее меня?»

«Знай, — начал водонос, — что со мной произошли удивительные вещи. Мой отец был старостой водоносов Каира. Он умер, оставив мне пять верблюдов, одного мула, лавку и дом. Но, как ты знаешь, бедняк никогда не богатеет, а если разбогатеет, то тут же умирает. Я решил отправиться в Хиджаз…

Со своими верблюдами я присоединился к каравану, отправлявшемуся в Хиджаз. Но вскоре я задолжал, у меня накопилось долгов до пятисот динаров, и я спустил все, что у меня было, по дороге в Хиджаз. Я говорил себе: если я вернусь в Египет, то люди посадят меня в тюрьму из-за моих долгов. Я направился с дамасским караваном паломников в Алеппо, а из Алеппо — в Багдад. Прибыв туда, я спросил о старосте водоносов, мне указали, где он живет, и я пошел к нему. Я поздоровался с ним и прочел Фатиху. Он спросил, как у меня обстоят дела, и я рассказал ему обо всем, что со мной было. Он освободил для меня лавку, дал бурдюк и другие необходимые вещи. Я приступил к работе у врат дома Аллаха и оттуда обходил город. Я предложил какому-то человеку кувшин воды, а он ответил: „Я ничего не ел, чтобы запивать. Сегодня меня пригласил один скряга, а на скатерти у него были два кувшина воды. Я сказал ему: „О скряга, сын скряги, разве ты покормил меня, что теперь предлагаешь воду?“ Иди, водонос, я сначала поем, а потом ты напоишь меня водой!“ После этого я предложил воду другому, а он мне: „Да воздаст тебе Аллах!“ Так продолжалось до полудня, и никто мне не дал ни гроша. „Лучше бы я не приезжал в Багдад!“ — начал сетовать я.