Срез времени

– Безусловно, этот вариант также нужно рассмотреть. Теперь, что мы знаем? Противник прекрасно вооружён и имеет боевой опыт. Их тринадцать, включая старого привратника, сына Понятовского и двух его цепных псов: Ярослава и Леха. Они ждут нас, и, скорее всего, каждый аршин усадьбы доставит нам неприятность. Но иного выхода у нас нет.

– Дело будет не из легких, - пробурчал Полушкин.
– Уж поверьте мне.

– Но что с того, дорогой мой Иван Иванович, что с того? Урзернская дыра также считалась неприступной, однако русское оружие праздновало викторию на Чёртовом мосту. Мужчине свойственно стремиться к подвигу, а иначе, зачем нам жить?

– Предпочел бы пока не прыгать выше головы, - рассмеялся Полушкин в ответ, - а подвиги совершать исключительно в других местах.

– А придётся, насчет этого не сомневайтесь, - ответил я.
– Давайте-ка я введу Вас в курс своей задумки и сообщу то, что вы упустили. Я полагаю, что все трудности вполне преодолимы. В системе охраны усадьбы всё же есть одно уязвимое место: пристрастие к горячительным напиткам внебрачного сына Понятовского. Кстати, как отзывалась о них Жульет, пьют они все, но хозяин и телохранители - как фавны, что несколько упрощает нашу задачу. Причём Ярослав и Лех чередуются как собутыльники, и один из них всегда трезв. Надо хорошенько присмотреться к ним и ни в коем случае не спешить. Сдаётся мне, они не только в качестве кампании приставлены к байстрюку. Однако это не помешает нам послать им несколько 'заряженных' бутылок. Вполне возможно, что наклюнется с десяток вариантов, как можно провернуть это дельце, так что мы даже сможем выбирать. Это значит, что в любом случае за домом надо будет понаблюдать как минимум пару дней, поскольку могут открыться обстоятельства, на разрешение которых уйдет куда больше времени. Далее, меня интересует некий пан Збышек, о котором упоминал Понамарёв.

Около одиннадцати часов возле именья внебрачного сына Понятовского появился всадник в сопровождении тарантаса.

– Здесь ли обосновался великовельможный пан Понятовский?
– поинтересовался я, слезая с лошади.

– Как прикажете доложить?
– спросил старик-привратник.

– К нему в гости, холера ясна, прибыл пан Сигизмунд Жулиньский из Вильно.

Привратник скрылся за дверью, а спустя минут пять появился какой-то толстяк, опоясанный саблей, в сопровождении другого толстячка с бегающими глазками. Поприветствовав и представившись, я завязал разговор.

– Ещё в Варшаве до меня доходили слухи о необыкновенных способностях одного благородного шляхтича напиваться на славу и оставаться на ногах после гарнеца токая, и так как из всех друзей в столице не нашлось никого, кто был бы достоин сесть с ним за один стол, то он уехал сюда. Я вот, сам не против пропустить бутылочку другую и подумал: а не приехать ли мне к нему и всё выяснить самому?

– Вот как...
– Понятовкий икнул.
– А ступай ка ты прочь! Ты видимо сам не знаешь, к кому пришёл.

– Ха, так я и думал, - поправляя тряпку на ящиках с зазвеневшими бутылками, - брехали всё про благородного шляхтича. Ни силы в нём нет, ни здоровья. Поворачивай Янык тарантас, да поехали обратно в Варшаву.

Понятовский сверил меня глазами с головы до ног и насмешливо сказал мне:

– Ты что ж, любезный! Вздумал шутить со мной? Посмотри на самого себя: ведь тебя можно скорее покласть в гроб, чем допустить до бутылок. Ни живота доброго ни носа красного, да и речи ведёшь, словно москаль какой-то.

– Осмелюсь доложить, великовельможный пан, - сказал я, - у нас в Вильно есть старая поговорка: не суди о женщине по чепцу, о коне по сбруе и о человеке по наружности. Вероятно, до слуха вашего дошло уже, что все мы, обитатели Вильно, с постоянным усердием следуем примеру, так блистательно подаваемому нам предками, но, не хвастаясь пред остальными, - горделиво добавил я, - смело могу сказать, что во всём городе нет никого, кто бы решился помериться со мною за бутылкой. Да хоть на сто дукатов готов поспорить.

Тучность, заплывшие глаза, красный нос и багровые щёки вкупе с хриплым пропитым голосом выдавали в шляхтиче знатного выпивоху, действительно обладающего искусством пить, супротив которого шансов за застольем у меня не было. Кабы не свойства 'чёртового ядра' со всевозможными отравлениями, я бы и не рискнул.

– Мы сейчас увидим, правду ли ты говоришь, - сказал Понятовский и приказал своему собутыльнику Качинскому принести свой любимый кубок, в который вмещалась кварта, сбросил на землю тряпку и, выхватив бутыль, ловко с помощью сабли избавился от пробки, налил его до самых краёв, выпил и передал мне.

– Ну, это не дурно, - оценил я поступок.
– Впрочем, и для меня самого это пустяки, - наливая и выпивая.
– А вот сколько ты можешь выпить таких кубков?

– Сколько?
– взревел шляхтич.
– Да за каждый выпитый тобой, я выпью три. А ну! Стол и стулья сюда! Живо!

Вскоре во дворе появилось требуемое. С моего разрешения из тарантаса вытащили несколько ящиков, и попойка началась. Кубок переходил из рук в руки, Понятовский в точности исполнял сделанное им предложение, а между тем вокруг стола стали появляться зеваки. Они как тараканы выползали из дома, хлева, конюшни, даже из леса появились двое. И наконец, я увидел, как свисающая лапа вековой ели стала совершать колебательные движения. Всё, время. Заложница найдена и в безопасности, а сейчас настало время поквитаться.

– Ох! Не могу больше, - тяжело дыша, произнёс я.

– Вильно, Вильно... Слабаки!
– радостно заорал Понятовский.
– Не пить толком не умеют, ни языка польского не знают.

– Держать в себе тяжело. Опоппотойду, - произнёс я, заплетаясь в буквах, - без меня не пить.

– Иди, иди. Только не здесь! За конюшню иди.

Зайдя за бревенчатый сруб, я услышал Полушкина.

– Все здесь. Двоих прижали на дороге и одного в конюшне. Держите револьверы.

– Иван Иванович, старик-привратник и второй охранник. Я их не видел.

– Тимофей с братом в дом полезли, - рассеял мои сомнения поручик, - поэтому и не видели.

– Тогда начали.

Понятовский с компанией так и остались во дворе, ожидая развязки недавнего спора. Сам же он уже охотно рассуждал о сотне дукатов, доставшихся хоть и не столь легко, как он предполагал вначале, но всё же и не с такой сложностью, как, например, при игре в картишки. Бравада рассеялась внезапно. Со второго этажа особняка вместе со стулом и частями оконной рамы вылетело стекло, а вслед за этими событиями высунулся старик-привратник с окровавленной головой и заорал:

– Москали! Казимир беги!

Двор тут же потонул в дыме и грохоте от выстрелов. Я разрядил по толпе первый револьвер, сунул за ремень и сразу же из-за спины выхватил новый, быстрым шагом смещаясь в сторону от дыма. В ответ защёлкали кремневые курки, и уже уходя в перекате к конюшне, я заметил несколько вспышек сгорающего пороха, вырывавшегося из дул пистолей. Прав был Иван Иванович: побывавшие не в одной кручине гвардейцы Макроновского действительно являлись хорошими бойцами: не стушевались и моментально организовали сопротивление. То место, где я только что находился, было прошито пулями. Ориентируясь практически по ногам, мне пришлось стрелять больше по наитию, чем по ясно видимой мишени. Три выстрела в пелену дыма, и со стороны скрывавшегося за конюшней Полушкина прозвучал слившийся в единый звук раскатистый бабах! Пятеро ветеранов поставили окончательную точку в этом коротком бою. Во дворе лежало десять человек, вместе с нанятым кучером Яныком, который, едва почуяв опасность, спрятался под тарантасом.