Срочно нужен гробовщик (Сборник)

Люк пересказывал эту сцену, как она запечатлелась у него в памяти; его чудовищный, учитывая обстоятельства, юмор был по обыкновению живой и почти осязаемый.

— Я вдруг увидел, что он дрожит, — продолжал он. — И подумал, чего это он так перепугался. Но и это меня не насторожило.

— Он провел рукой по лицу, потом по голове, точно хотел стереть гнетущие воспоминания. Голос у него отяжелел от скорби: — Я сказал ему: «Насчет подружки вам лучше не отпираться. Мы видели ее, с ее черной сумочкой». Не понимаю, что меня дернуло всунуть сюда эту сумку. Лагг упомянул о ней, когда мы переходили улицу. Но именно это и было последней каплей. Тут-то он и посмотрел на меня тем странным взглядом, сказал: «Одну минутку, мистер Люк» — и побежал в провизорскую. Я видел его голову сквозь все эти завалы, я даже видел, как он сунул что-то в рот. Но я и тут ничего не понял. Мне просто ничего такого в голову не могло прийти. Я ведь ни в чем его не подозревал. Вдруг он как-то по-фазаньи кудахтнул и повалился среди бутылок, а я стоял здесь с открытым ртом и чувствовал, что иду ко дну, как тонущий корабль.

— Да, убийственная история, — согласился Кампьен. — А что делал наш бравый Лагг?

— Стоял как истукан и молчал, — послышался низкий, бархатный голос из проема, ведущего в глубь дома. — За кого вы нас принимаете, шеф? За ясновидцев? Напрасно. У этого парня совести было ни на грош. Хотя бы бровью повел или шевельнул мизинцем.

Люк резко повернулся к Кампьену.

— Я не вижу в этом поступке никакого смысла, — сказал он.

— Не верю, что он мог быть замешан во что-то серьезное. Он ведь был просто божий одуванчик. Хотя гиосцин, возможно, взят отсюда. — Он махнул рукой на горы коробок и пошел в провизорскую, жестом позвав с собой Кампьена.

Стоя над скрюченным телом, которое казалось чуть не вдвое меньше, чем было при жизни, Люк недоуменно пожал плечами.

— Что-то здесь не так, — сказал он. — Не умею объяснить, но чувствую. Это был глупый, с претензиями старик, не способный ни на что серьезное. Просто ударенный пыльным мешком. Видите крашеные усы? А они были гордостью его жизни. — Он наклонился над лицом, принявшим густой багрово-красный цвет. — Что могло его на это толкнуть?

— Возможно, дело не в том, что он что-то сделал, а в том, что он что-то знал, — немного подумав, предположил Кампьен и продолжал, обратившись к Лаггу: — Ты узнал мужчин, которые увозили Беллу?

— Не уверен. — Толстяк старался умерить голос в присутствии смерти. — Я был все-таки довольно далеко. И фургон стоял ко мне задом. Кто спрыгнул первый, того я совсем не знаю, это точно. А второй — он, кажется, сидел за баранкой, — этот мне кого-то напомнил. Во всяком случае, в голове у меня мелькнуло одно имя

— Питер Джордж Джелф. Не расследование, а встреча старых друзей, шеф.

— Да-а уж, — тихо протянул Кампьен. — Друзья встречаются вновь. Ну и дельце. — С этими словами он повернулся к Люку: — Банду Фуллера вы, конечно, не можете помнить. Питер Джордж был третьим в банде, после Фуллера и его помощника. Загремел на семь лет по делу об ограблении с применением насилия. Никогда не отличался особым умом, но был предан своим партнерам и мало чего боялся.

— Врожденные преступные наклонности, — смакуя каждое слово, проговорил Лагг. — Это не мое выражение. Судья так сказал на суде. Я узнал походку. Конечно, может, я и ошибся. Но по-моему, это все-таки он.

Инспектор Люк вынул из кармана потрепанный пакет и что-то на нем черкнул.

— Еще один маленький вопросик для архивного управления, если, конечно, штаб-квартира захочет вообще иметь со мной дело. Паршивую овцу из стада вон. Я сам бы первый себя уволил, если было бы кем меня заменить.

— Питьевая сода есть?

Голос раздался от входной двери, и оба детектива чуть не подпрыгнули от неожиданности. На пороге стоял, покачиваясь и оттопырив нижнюю губу-пузырь, мистер Конгрив, его слезящиеся старческие глаза смотрели настороженно и проницательно. Кампьен, войдя в аптеку, дверь притворил, но запирать на старинный засов не стал. Конгрив так тихо открыл ее, что его прихода никто не услышал.

— Где аптекарь? — Резкий и вместе приглушенный голос тревожно прозвучал в осиротевшей аптеке. Его обладатель требовательно шагнул вперед.

Чарли Люк быстро протянул руку и взял с прилавка круглый пузырек с белыми таблетками. На ярлыке были заметны с расстояния только два слова: «Тройное действие». Люк взглянул на него и протянул вошедшему.

— Возьмите, папаша, — сказал он. — Это крушина. Полезная для вас вещь. Заплатите в следующий раз.

Мистер Конгрив и не подумал принять подношение. Он больше не пытался пройти вперед, но изо всех сил вытягивал шею, а глаза его так и стреляли по сторонам.

— Позовите аптекаря, — настаивал он, глядя на Люка подозрительно, даже злобно. — Он знает, что мне нужно.

Его внимание вдруг привлек непонятный запах, он потянул носом и обескураженно спросил:

— Куда делся аптекарь?

— Отлучился вниз, — ответил инспектор безо всякой задней мысли. Подошел к Конгриву, вложил пузырек в руки старика и, повернув его к двери, прибавил: — Приходите позже. Осторожнее — здесь ступеньки.

Едва мистер Конгрив ступил на тротуар, как к дому подъехала полицейская машина, из нее выскочили несколько солидного вида мужчин и поспешно проследовали в аптеку. Последнее, что увидел Люк, был блестящий, возбужденный взгляд Конгрива и вздрагивающий пузырь оттопыренной нижней губы — старик, видно, что-то бормотал про себя.

Кампьен дотронулся до рукава Люка, и оба поспешили пройти на заднюю половину сквозь туннель, образованный горами коробок и заканчивающийся в полной тьме наполовину застекленной дверью, — надо было поскорее освободить поле деятельности для вновь прибывших. Ударом ноги Лагг распахнул дверь и провозгласил:

— Вот как он жил. Что это была за жизнь, а? С утра до ночи со своими склянками, — с этими словами он обвел комнату пухлой рукой, приглашая Кампьена самого убедиться в беспросветности жизни бедняги аптекаря. Комната напоминала лабораторию алхимика, созданную театральным бутафором; единственным признаком человеческого жилья была узкая кровать в углу. Все остальное пространство было заставлено бутылями, бутылками, пузырьками, кастрюлями, чайниками, в беспорядке громоздившимися на простых викторианских столах и стульях.

— Ничего нет удивительного, что его приятельницы долго здесь не задерживались, — осуждающе произнес мистер Лагг. — Даже для Беллы это оказалось уж слишком. Сюда не пойдем. Это кухня, в ней тот же бедлам. В доме только одна интересная комната, на втором этаже. У нас есть, наверное, несколько минут? А то ведь эти слоны сейчас поднимутся и затопчут все следы.

— Очень верное замечание, — согласился Кампьен, пересек комнатушку и увидел в открытую дверь темную лестницу.

— Я обошел весь дом — есть каморки, куда годами ни одна душа не заглядывала. — Лагг поднимался по лестнице отдуваясь, но чувствовал себя на седьмом небе. — На самом верху нежилая, совсем пустая комната, а на этом этаже, — сказал он, останавливаясь на второй площадке, — во-первых, что-то вроде спальни, настоящий рассадник моли. А во-вторых, еще одна комната. Я буду не я, если она вам не приглянется.

Лагг пошел первым через площадку и распахнул настежь левую дверь. Внутри было абсолютно темно, но он нащупал выключатель, и неожиданно яркий свет от единственной лампы, свисавшей с потолка, затопил комнату. Это было длинное узкое помещение с одним окном, наглухо забранным досками, и почти пустое. Кампьен огляделся: пол голый, вдоль дальней стены длинный стол, сбоку старое плетеное кресло, на котором несколько диванных подушек, и больше ничего, кроме двух простых стульев. Они стояли посреди комнаты на некотором расстоянии друг против друга.