Стабилизатор. Минск 2041
Шрифт:
Последнее заявление Бельский сделал уже на выходе из бункера.
Маскировочная сетка была снята с одной машины. У нее возился паренек лет восемнадцати, наверное, механик. Увидев группу, он вытер испачканные в масле руки о штаны, поднял с земли пластмассовую канистру, на дне которой плескались остатки топлива.
– Все готово. Работает, как часы. Заводится с пол-оборота, заправлена под завязку.
– Вот и чудненько, – Талаш уселся за руль и завел двигатель.
Антидот подошел к пареньку. Кивнул на машину.
– На бензине?
– Ага.
– Зажигалку не заправишь?
– А у тебя че, бензиновая?!
– То-то и оно – раритет! – Бельский с гордостью продемонстрировал свое сокровище, но когда парень протянул руку, погрозил пальцем. – Грабли убери. Она потому так
Пока Антидот заправлял свою зажигалку через тонкий, выданный механиком шланг, Багор уселся рядом с Талашом.
Марат и Вера устроились на задних сиденьях, а Гриша с Димой забрались в кузов, уселись на вещмешки. Судя по недовольному лицу Антидота, такое размещение его не устраивало. Грише явно хотелось кому-то излить душу, услышать слова сочувствия, а молчун-снайпер был плохим собеседником.
Джип проехал по бетонным плитам старой дороги и свернул в лес на едва заметную по примятому мху дорожку, которая больше походила на тропу. Впрочем, джип прекрасно справлялся с задачей. Да и водитель из Талаша был отменный. Не сбавляя скорости, он ловко объезжал деревья, завалы сучьев и овраги, в которых клубился утренний туман. Солнце еще не взошло и сосны на фоне серого неба выглядели плоскими, казались вырезанными из черной бумаги.
Вербицкий вдруг понял, что не может отыскать в окружающем пейзаже отличительных черт леса две тысячи сорок первого года. Просто потому, что он забыл, как выглядит лес его времени. Он не мог вспомнить, когда был там в последний раз. Ездил и не так давно на шашлыки. Было дело. Вот только место для пикника выбиралось не совсем в лесу, а на оранжерейного типа поляночке. Со стульями, вырезанными из пеньков, с уютной беседкой. Настоящим лесом там и не пахло. Даже дрова они привозили с собой. Потом, после первых трех рюмок ощущение близости к природе пропадало окончательно. Марат принимался ухаживать за приглянувшейся ему девахой. На шашлыки всегда брали таких – броских, ярко, по-попугайски накрашенных и тупых, как валенки. Не для того, чтобы болтать о творчестве Федора Михалыча Достоевского или обсуждать картины Дали. Эти боевые подруги, как правило, легко соглашались уехать с пикника на такси, чтобы вдоволь потрахаться на холостяцкой квартире.
Вербицкий исподтишка взглянул на Веру. Ему было стыдно за свои амурно-шашлычные похождения. Оправдывало только одно – тогда он не знал, что в обычную на первый взгляд девушку можно влюбиться с первого взгляда.
Джип дернулся и остановился у большой, разлапистой ели. Талаш заглушил двигатель.
– Быстро разгружаемся. Машину маскируем лапками. Дальше – километров пять открытого пространства. Двигаемся тихо, пригибаясь. Не болтать, не курить и вообще… Если кого заприметите – сразу мордой в землю и не дергаться, пока не подам сигнал.
Отрезая от ели лапки, Марат подивился остроте ножа. Стоило коснуться им ветки, как та, почти без нажима отваливалась. Нож это был настоящим произведением искусства – не просто прочный и острый, а весьма универсальный. С одной стороны – режущая кромка, с другой – мелкие, чуть искривленные зубья. Явно приспособленные для того, чтобы работать с металлом. Силиконовая рукоятка так удобно ложилась в ладонь, что казалась ее продолжением. Как ни крути, а определенные достижения в две тысячи сорок первом имеются. По крайней мере, ножи делать научились.
Уже через десять минут джип превратился в зеленый, гармонично сливающийся с пейзажем холмик. Вербицкий сунул рацию, с короткой, изогнутой антенной в верхний карман разгрузки, повесил на шею респиратор, бинокль, забросил на плечо вещмешок и, с автоматом наперевес, двинулся вслед за Верой. Первыми шли Талаш и Багор, за ними – Бельский, а замыкал цепочку Дима.
Отряд вышел на опушку леса. Марат увидел уже знакомое ему поле – чахлая, дышащая на ладан рожь, асфальтовые дорожки типа «авеню-стрит» и черные столбики поливочных колонок. Справа виднелось длинное, приземистое, выкрашенное в белый цвет сооружения с похожими на бойницы окнами. Скорее всего – ферма. Левую сторону поля окаймляли кусты с пожелтевшими листьями. За ними виднелись дома-близнецы. Ни единой живой души, а из звуков – только ленивое мычание коров. Время
было выбрано удачно – местные Дуськи еще спали.Талаш повел отряд прямо через поле, без зазрения совести топча и без того полудохлую рожь. Часа через полтора открытое пространство удалось миновать без приключений. Солнце уже поднялось над лесом. День окончательно вступил в свои права. Отряд углубился в лес. Марат заметил, что он сильно отличается от лесного массива окружавшего Шутценлох. Сосен здесь было меньше. Идти пришлось между берез и осин. О неотвратимом приближении Зоны напоминали засохшие деревья. Они попадалась на пути все чаще. Наконец впереди показался полосатый шлагбаум. Он едва держался на двух гнилых столбиках.
На шлагбауме красовалась ржавая жестянка с треугольной эмблемой радиации и надписью «…од …прещен». Начало Зоны выглядело вполне обычно. Даже в две тысячи одиннадцатом подобные, забытые Богом и людьми шлагбаумы встречались. Зато уже через пять минут Вербицкого ждал неприятный сюрприз. Лес резко закончился. Взглядам открылась железнодорожная насыпь. Сгнившие шпалы, ржавые рельсы. На той стороне, за оврагом с покатыми склонами виднелась стена из бетонных плит, заброшенные корпуса какого-то предприятия, водонапорная вышка и кирпичная труба. Она наполовину обрушилась и выглядела, как гнилой зуб, который надо срочно вырвать. Однако взволновал Марата вовсе не вид завода. Едва он ступил на рельсы, как увидел столб с громкоговорителем. Почти такой же, как во сне. Вербицкий замедлил шаг. Посмотрел на раструб рупора. Что если он сейчас начнет хохотать и вещать о сидеродромофобии? Чушь. Не будет этого. Он ведь сейчас не спит. И тут Талаш резко обернулся. Вскинул автомат, целясь Марату в голову. Прежде чем он успел инстинктивно пригнуться, прогремел выстрел. К ногам Вербицкого упал окровавленный комок. Ворона? На первый взгляд – да. Есть клюв, острые когти на обтянутой желтоватой кожей лапах. Только у ворон не бывает перепончатых крыльев.
– Вот, Вербицкий, ты и познакомился с первым мутантом, – усмехнулся Талаш. – Эта тварь едва не продырявила тебе черепушку. Добро пожаловать на темную сторону!
Глава 14. Головачи
Марат никак не мог оторвать глаз от чудовищной помеси вороны и летучей мыши. Талаш был прав – клюв мутанта выглядел весьма угрожающе. Прочный, слегка изогнутый он, действительно мог пробить ему череп. Вербицкий присел, чтобы получше рассмотреть птицу-мышь и в этот момент подернутые пеленой смерти круглые глаза открылись. Крылья задергались – мутант пытался взлететь. Тут на него опустился чей-то сапог. Раздался мерзкий хруст. Вербицкий поднял голову. Жирную точку в жизни вороно-мыши поставил Антидот.
– В тебе что, Марат, юный натуралист проснулся? Вставай, потопали. Гарантирую, что на мутантов ты еще насмотришься. Так, что еще тошнить будет.
Вербицкий послушался совета Гриши. Шагая к бетонной стене заброшенного завода, он то и дело поглядывал вверх в ожидании новой атаки какой-нибудь твари. Однако небо выглядело идиллически – голубое, без единого облачка. Зато растительность вокруг изменилась. Чахлых кустов с болезненно-желтыми листьями становилось все меньше. Их сменяли растения похожие на конский щавель. Но только на первый взгляд. Стебли этого растения были слишком зелеными и мясистыми для конского щавеля, а остроугольные листья имели по краям оттенок запекшейся крови. Ветра не было и в помине, но верхушки растений чуть заметно раскачивались, а круглые коричневые шарики на них пульсировали – сжимались, чтобы через доли секунды вернуться в первоначальное состояние. Марат собирался коснуться их рукой, но Вера его остановила.
– Ни к чему не прикасайся. Это – Зона. Все, что здесь выглядит безобидно, может на поверку оказаться очень опасным.
Девушка наклонилась, подняла с земли сухую веточку и прикоснулась к заинтересовавшим Вербицкого шарикам. Эффект оказался поразительным. Шарики облепили ветку со всех сторон. Стебель дернулся, а поскольку Вера не выпускал ветку, противоборство человека и растения закончилось тем, что сухое дерево переломилось пополам. Кусочек ветки, которым завладел лже-щавель, мгновенно покрылся липкой коричневой слизью и на глазах рассыпался в пыль.