Сталь от крови пьяна

Хельмут запрыгнул в седло и, не оборачиваясь, направил коня назад, к лагерю. Там ждали тепло и покой. Там приятно пахнет дымом, мясом и сталью. Там он сможет всё как следует обдумать и решить, следует ли рассказывать Генриху о том, что задумал Вильхельм, или всё-таки нет.

***

Генрих был зол. Даже не просто зол, а взбешён. В его глазах плескалась адская ярость, смешанная с ледяным отчаянием. Хельмут мог поклясться, что ещё никогда не видел друга таким, а тот даже сейчас изо всех сил пытался строить из себя ледяного бездушного истукана. Возможно, другие и не замечали его ядовитую злость… Или просто делали вид, что не замечают. Вильхельма так вообще по-хорошему должно было терзать чувство вины: если бы не его дурацкая попытка поменять расстановку войск за пять минут до начала битвы, у них был бы неплохой шанс на победу… А так им пришлось бежать, отступать к Клауду, иначе фарелльцы бы попросту перерезали всё их войско, всех до единого.

Впрочем, Вильхельм тоже старался не выдавать своих чувств, а на Хельмута смотрел взглядом умоляющим и поистине жалким. Тот кивал с подбадривающей улыбкой: всё, мол, хорошо, я понимаю, я никому не скажу.

Хотя стоило бы сказать, но что-то по-прежнему удерживало его, и объяснений этому не находилось.

Однако Генриху одной улыбки явно было мало, и лёгким кивком его не успокоить. Сейчас, во время очередного совета (после битвы они проходили каждый вечер, были долгими, выматывающими, полными споров и даже криков), Хельмут сидел рядом с ним, как всегда, по правую руку, но он не смел ни коснуться его, ни посмотреть в его глаза — нужно было соблюдать этикет, следить, чтобы не вырвалось случайное «ты», держаться отстранённо и говорить лишь после разрешения.

— В общем-то, это поражение особо не поменяло расстановку сил, — проговорил герцог Рэйкер, пытаясь утешить себя и окружающих. — Наша армия поистрепалась, но ведь и фарелльская — тоже!

— Фарелльцы в любой момент могут получить подкрепление с севера, — угрюмо возразил Вильхельм, закинув ногу на ногу. Напротив него стоял бокал с красным вином, из которого он пока не выпил ни глотка.

— Я боюсь, что они отгонят нас к Клауду, пойдут на штурм замка или возьмут в осаду… — вздохнул Хельмут. — Мы все этого боимся, милорд.

— Я уже написал лорду Джеймсу о случившемся, гонец ускакал час назад, — отозвался Генрих совершенно безжизненным тоном. Его стеклянный взгляд застыл на разложенной на столе карте, но Хельмут прекрасно понимал, что в глубине этого взгляда плескались отчаяние и злость. — Я попросил у него совета, — признался он совсем тихо, возможно, только Хельмут и Вильхельм его и услышали, а до слуха остальных, сидевших на противоположном краю стола, эти слова не долетели, — но за этот час у меня появился новый план, и от точности его исполнения зависит, будем ли мы отбивать штурм или сидеть в осаде. В случае, если до фарелльцев дойдёт подкрепление, конечно.

— Вы предлагаете взять остатки их войска в кольцо? — поинтересовался Рэйкер, глядя при этом почему-то на Хельмута. Тот вздрогнул, невольно вспомнив утро, проведённое в объятиях Эрики. Но не мог же её муж что-то заподозрить? Они, кажется, сделали всё, чтобы сохранить ту краткую связь в тайне, о них узнала лишь Хельга — но от неё Хельмут и так ничего не скрывал… Более того, он не собирался больше поддерживать эту связь: Эрика ему нравилась, но не настолько, чтобы и дальше рисковать… Поэтому герцогу Рэйкеру беспокоиться больше не о чем.

Хельмут покачал головой, выводя себя из задумчивости. Размышлять о таких вещах на военном совете было крайне неуместно.

— Вроде того. — Генрих слабо улыбнулся и поднялся со своего стула, склоняясь над картой, и остальным тоже пришлось встать. — Для начала мы вернёмся к Клауду. — Он взял лежащий справа от карты грифель и прочертил им небольшую линию от места их лагеря до замка. — Там и остановимся на ближайшее время, чтобы набраться сил и дождаться подкрепления либо с северо-запада, — указал на Белые леса и горы, куда сейчас отправился лорд Джеймс со своим десятитысячным войском, — либо с востока, — поставил точку на Серебряном заливе, где сражались за эти воды и берега шингстенцы и барон Клаус Остхен.

— Несмотря на то, что битва нас потрепала, — невесело усмехнулся Вильхельм и всё-таки отпил из своего бокала, — вся наша армия в Клауде попросту не поместится.

— Я и не предлагаю всей нашей армии идти в Клауд. Здесь, на этом самом месте, — Генрих обвёл взглядом шатёр, имея в виду, впрочем, территорию явно побольше, — мы поставим временную сторожевую башню. Деревянную. А также здесь… и здесь. — Он отметил жирными точками места северо-западнее и северо-восточнее первой. — Дозорные на этих башнях будут высматривать возможные диверсии, вылазки шпионов и, естественно, предотвращать их при необходимости. Также выделим особый отряд, который доберётся до ставки фарелльцев, попытается незаметно её обогнуть и засесть с севера. Нужно постараться ограничить поставки продовольствия к этой ставке, ослабить их, а самим набираться сил и строить дальнейшие планы. Тогда мы окружим их и… собственно, можем ударить снова, — пожал плечами Генрих, поднимая голову. — Конечно, слаженно и по общей команде. И не сразу.

— Не слишком ли сложный план? — ухмыльнулся доселе молчавший граф Варден, поглаживая свою русую с пробивающейся сединой длинную бороду. — Поймут ли сотники, солдаты?

— А вы объясните, — улыбнулся лорд Штейнберг, и Хельмут, увидев эту улыбку, более уверенную и искреннюю, чем предыдущая, почувствовал немалое облегчение. — Вы им для этого и нужны, ваше сиятельство.

Распределение отрядов по башням решили отложить до завтра — разведка докладывала об относительном спокойствии со стороны фарелльцев. Они, видимо, тоже потеряли много сил и не собирались в ближайшее время наступать. Генрих пообещал написать письмо барону Клауду с известием, что он всё же примет приглашение и приедет в его замок. Также был отдан приказ разведчикам и их главе, герцогу Рэйкеру, не сводить глаз с фарелльского лагеря, следить за каждым солдатом и докладывать буквально обо всём.

Вскоре все разошлись, но Хельмут остался.

Генрих тяжело рухнул на свой жёсткий стул и сжал пальцами переносицу. Одна из свечей на столе, догорев до основания, погасла, к тому же снаружи стемнело: солнце зашло за горизонт, и на мрачном небе высыпали редкие звёзды. Оттого в шатре стало совсем сумрачно, да ещё и прохладно — нолдийская весна теплом не баловала. Хельмут поправил лиловый плащ на плечах, зябко поёжился: жаль, что оставил перчатки в своём шатре… Можно было бы сбегать, взять, да вот только уходить отчего-то не хотелось.

— Ты как? — Он приблизился к другу, не решаясь ни сесть рядом, ни наклониться, чтобы взглянуть в глаза. Да и что бы он увидел сейчас, в темноте? Более того, Хельмут прекрасно помнил эту злость и отчаяние во взгляде Генриха, который, впрочем, за время совета вроде бы немного успокоился. — Устал?

— Чертовски, — отозвался он, не убирая пальцев от лица. — После поражения в битве я вообще не… не знаю.

Хельмут молчал и продолжал переминаться с ноги на ногу — от холода и от волнения, — не зная, что ему делать и говорить. Казалось, один неверный жест, одно неверное слово — и друг кинется на него в ярости и попросту придушит: сейчас он был похож на затаившегося хищника, которого очень легко вывести из равновесия и тем самым обречь себя на гибель.

— Варден в чём-то прав — план сложный, — продолжил Генрих. Его голос звучал глухо и чуть слышно дрожал. — И лорд Джеймс всегда мне говорил, что нет ничего лучше простого плана: иначе кто-то обязательно что-то напутает, не поймёт, и тогда обязательно жди провала. Но здесь… Я не знаю, как всё упростить. Нападать в лоб мы не можем. Нам надо застать их врасплох.

Интересно, а что делает лорд Коллинз сейчас, на северо-западе, за Белыми лесами? Как продумывает свои планы, как атакует и защищается? Хельмут мог бы порассуждать об этом вслух, но понял, что это не лучшая идея.