Сталин и Каганович. Переписка. 1931 -1936 гг.
Шрифт:
В очередной раз в своей политической карьере (на этот раз скорее вынужденно, чем сознательно) Сталин попал в ловушку чрезвычайных мер. При всей склонности к насилию и жесткому контролю Сталин, несомненно, осознавал многие опасности этого положения. Вряд ли он не понимал, что боевой дух армии гораздо больше зависит от побед, чем от расстрелов за отступления. Несомненно, Сталин знал, что в армии, как и на производстве, необходимо единоначалие. Катастрофы 1941–1942 гг. показали, что комиссарский натиск и плохо подготовленные прямолинейные действия не приносят успеха. Корректировка военной политики становилась насущной необходимостью. Нужно было только правильно выбрать момент. Очевидно, что пока Красная армия терпела серьезные поражения, об изменениях не могло быть и речи. Определенный шанс для перемен, возможно, появился в начале 1942 г., после первых побед Красной армии. Однако торопливость Сталина и ставка на скорый разгром гитлеровцев привели к поражениям. Новая стабилизация фронта осенью 1942 г. была использована уже иначе – это явственно следовало из тщательной подготовки Сталинградского окружения немцев. Однако еще накануне Сталинградской победы Сталин предпринял некоторые принципиальные изменения.
9 октября 1942 г. Политбюро утвердило решение «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной армии» [681] . Бывшие комиссары назначались заместителями командиров по политической части, т. е. отныне занимали по отношению к ним подчиненное положение. Более того, армейским офицерам предоставлялись дополнительные преимущества. В тот же день, 9 октября 1942 г., Сталин подписал директиву о выделении ординарцев для командиров всех армейских подразделений, от взвода до дивизии.
681
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1045. Л. 55.
682
Русский архив. Великая Отечественная. Ставка ВГК. 1942 г. С. 420.
Второй этап войны был отмечен поворотом в отношениях Сталина с высшими военными структурами, прежде всего с Генеральным штабом. «Надо сказать, что в начале войны Генеральный штаб был растащен и, собственно говоря, его работу нельзя было назвать нормальной […] Сталин в начале войны разогнал Генеральный штаб», – заявлял Василевский [683] . Это означало, что многие решения Сталин фактически принимал единолично, без проработки в Генштабе. Поворот, по свидетельству Василевского, произошел только в сентябре 1942 г. [684] К осени 1943 г. выработался регулярный график взаимодействия Сталина и Генштаба. В начале своего рабочего дня, в 10–11 часов утра, Сталин по телефону выслушивал первый доклад Генерального штаба о положении на фронтах. В 16–17 часов следовал второй промежуточный доклад о положении за первую половину дня. Ближе к полуночи руководители Генштаба лично ехали к Сталину с итоговым докладом за сутки. На этих встречах в кремлевском кабинете или на даче после изучения обстановки на фронтах по картам принимались директивы войскам и другие решения. Участниками заседаний нередко были также члены Политбюро, руководители различных военных и гражданских структур. В случае необходимости руководители Генштаба ездили к Сталину несколько раз в сутки [685] . Такая регулярная процедура позволяла гораздо эффективнее управлять армией.
683
Симонов К. Глазами человека моего поколения. С. 446. Интервью А. М. Василевского.
684
Василевский А. М. Дело всей жизни. С. 496–497.
685
Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. С. 102–104. Русский архив. Великая Отечественная. Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны. 1941 / под ред. В. А. Золотарева. Т. 23 (12–1). М., 1997. С. 11–12.
Помимо докладов Генштаба, у Сталина собирались многочисленные заседания с участием военных и гражданских руководителей. Командующие фронтами могли присылать оценки и планы заочно. Однако часто их ненадолго вызывали в Москву. Несмотря на то, что мнение Сталина была решающим, на многих заседаниях шло живое обсуждение проблем и возникали споры. Это касалось как планирования общих кампаний, так и относительно частных вопросов. Когда ситуация на фронтах стала улучшаться, обстановка совещаний у Сталина начала становиться более спокойной и деловой. Это нашло отражение даже в размеренном ритуале этих мероприятий, свидетельства о котором оставили очевидцы. Сталин выслушивал доклады на ногах, передвигаясь по кабинету. Это как бы уравнивало его с военными докладчиками, которые тоже стояли. Сталин много курил, но курить без специального разрешения могли и другие. На столе лежали коробки с папиросами. Члены высшего советского руководства сидели за столом и не вмешивались в обсуждение до тех пор, пока их не спрашивал Сталин [686] . Сталин проявлял заметную лояльность в отношении военачальников, реже диктовал им свои условия, меньше вмешивался в оперативные решения:
686
Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. С. 104, 192; Конев И. С. Записки командующего фронтом. М., 2000. С. 498. Из записки маршала Конева в Президиум ЦК КПСС от 2 апреля 1965 г.
[…] Во второй период войны Сталин не был склонен к поспешности в решении вопросов, обычно выслушивал доклады, в том числе неприятные, не проявляя нервозности, не прерывал и, покуривая, ходил, присаживался, слушал [687] ;
Он все реже навязывал командующим фронтами свои собственные решения по частным вопросам – наступайте вот так, а не эдаким образом. Раньше, бывало, навязывал, указывал, в каком направлении и на каком именно участке более выгодно наступать или сосредоточивать силы […] К концу войны всего этого не было и в помине [688] .
687
Симонов К. Глазами человека моего поколения. С. 377. Интервью Г. К. Жукова.
688
Конев И. С. Записки командующего фронтом. С. 498.
То, что Сталин стал спокойнее и лояльнее, связано с тем, что он теперь чувствовал себя гораздо более уверенно в роли военного руководителя. В ходе войны он приобрел огромный опыт – и положительный, и отрицательный. «После Сталинградской и особенно Курской битв он поднялся до вершин стратегического руководства. Теперь Сталин мыслит категориями современной войны, хорошо разбирается во всех вопросах подготовки и проведения операций» – это мнение маршала Василевского [689] было типичным для советских военачальников, работавших со Сталиным во время войны.
689
Василевский А. М. Дело всей жизни. С. 497.
Сосредоточенность Сталина на руководстве фронтом не позволяла ему столь же детально вникать в иные дела. Оперативное руководство многими сферами социально-экономической жизни выводилось из-под жесткого контроля со стороны диктатора. Разделение полномочий между структурами власти получило новый импульс во время войны. Высшей инстанцией в системе военной диктатуры были либо сам Сталин, единолично принимавший решения, либо регулярные совещания под его руководством. Участниками совещаний, проводившихся в кремлевском кабинете Сталина или на его даче, были военные руководители и ближайшие соратники вождя. Строго говоря, эти заседания не имели четкой институциональной принадлежности. Их можно было назвать заседаниями Политбюро, ГКО или Ставки Верховного главнокомандования. Решения, принимаемые на таких заседаниях, или решения, утверждаемые единолично Сталиным, в зависимости от содержания оформлялись и рассылались исполнителям от имени какой-нибудь из высших структур – как постановления Политбюро, ГКО, СНК или приказы Ставки. Вместе с тем значительная часть вопросов оперативного руководства страной, в том числе военной экономикой, решались без непосредственного участия Сталина. Например, Молотов курировал работу Совнаркома и его руководящих органов – Комиссии Бюро СНК по текущим делам, а затем Бюро СНК [690] . В
декабре 1942 г. для управления транспортом и отраслями промышленности, работавшими на нужды фронта, было создано Оперативное бюро ГКО [691] . Сначала его возглавил Молотов, а на завершающем этапе войны, с мая 1944 г., Берия [692] . В эти органы оперативного руководства входили члены Политбюро и ГКО. Собираясь вместе, они имели возможность быстро принимать решения. На утверждение Сталину посылали далеко не все постановления, согласованные на таких заседаниях.690
Комиссия Бюро СНК по текущим делам действовала в июне 1941 – декабре 1942 г., Бюро СНК регулярно заседало с декабря 1942 г. по август 1945 г. О создании этих органов см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1326. Л. 233; Д. 1350. Л. 40; Д. 1356. Л. 120–121; Д. 1406. Л. 27.
691
Там же. Д. 1356. Л. 120–121.
692
Там же. Д. 1406. Л. 27.
Помимо участия в работе коллективных органов высшей власти, каждый из сталинских соратников огромное количество «своих» вопросов решал самостоятельно. В ходе войны дальнейшее развитие получила система кураторства. Так, в феврале 1942 г. было намечено следующее распределение обязанностей между членами ГКО: Молотов контролировал производство танков, Маленков – самолетов, Берия – самолетов (совместно с Маленковым), вооружения и минометов, Вознесенский – боеприпасов, Микоян отвечал за снабжение армии продовольствием и обмундированием и т. д. [693] Со временем эти полномочия менялись. Однако чем бы ни занимались высшие советские лидеры, в экстремальных условиях войны силой обстоятельств они получали значительную административную самостоятельность. У Сталина не было ни времени, ни желания ломать эту систему, которая давала очевидные результаты.
693
Там же. Ф. 644. Оп. 2. Д. 36. Л. 32–35; Источник. 1995. № 2. С. 117–118. Постановление ГКО от 4 февраля 1942 г.
В свою очередь, административная автономия неизбежно влияла на политическую сферу, на взаимоотношения соратников с вождем. Как свидетельствовал Микоян, «во время войны у нас была определенная сплоченность руководства […] Сталин, поняв, что в тяжелое время нужна была полнокровная работа, создал обстановку доверия, и каждый из нас, членов Политбюро, нес огромную нагрузку» [694] . Это, конечно, не означало, что во время войны произошла замена сталинской диктатуры системой олигархического правления Политбюро. Сталин по-прежнему сам устанавливал правила игры. Чем стабильнее становилась обстановка на фронтах, чем ближе была победа, тем яснее было, что Сталин намерен отказаться от вынужденных послаблений военного периода. Для Микояна первым сигналом о перемене ветра был выговор Сталина в сентябре 1944 г. 17 сентября Микоян направил Сталину проект решения о выделении ряду областей зерновых ссуд [695] . Хотя проект был достаточно умеренным и удовлетворял лишь часть запросов, поступавших с мест, Сталин устроил демонстративный скандал. На записке Микояна он поставил резолюцию: «Голосую против. Микоян ведет себя антигосударственно, плетется в хвосте за обкомами и развращает их. Он совсем развратил Андреева [696] . Нужно отобрать у Микояна шефство над Наркомзагом и передать его, например, Маленкову» [697] . На следующий день, 18 сентября, было принято соответствующее постановление Политбюро [698] .
694
Микоян А. И. Так было. С. 465.
695
АПРФ. Ф. 3. Оп. 52. Д. 251. Л. 93.
696
Секретарь ЦК ВКП(б), член Политбюро А. А. Андреев в декабре 1943 г. был назначен наркомом земледелия СССР.
697
АПРФ. Ф. 3. Оп. 52. Д. 251. Л. 93; Микоян А. И. Так было. С. 466.
698
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1420. Л. 136.
Недовольство Сталина вызывали не только члены Политбюро. За время войны существенно укрепились авторитет и самооценка советских маршалов и генералов, одерживавших все более уверенные победы. Показательный инцидент произошел летом 1944 г., когда в Наркомате обороны разрабатывались предложения о подготовке офицерских кадров в послевоенный период. Получив соответствующий доклад от начальника Главного управления кадров НКО Ф. И. Голикова, маршал Г. К. Жуков направил ему свои замечания. Этот двухстраничный документ, датированный 22 августа 1944 г., был исключительно откровенным и критическим. Прежде всего Жуков заявил, что при подготовке командиров необходимо учитывать тяжелый опыт начального этапа войны. Накануне войны, писал Жуков, «мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим… Еще хуже обстояло дело с командирами дивизий, бригад и полков». Называя конкретных лиц, Жуков поставил в один ряд генерала Павлова, обвиненного в измене, и относительно благополучных недавних сталинских любимцев маршалов Буденного и Тимошенко. Жуков предлагал тщательно готовить кадры в мирное время и подверг критике систему военного образования. Вызывающе выглядело заявление Жукова, которое вполне можно было отнести к числу политических: «Волевые качества нашего командира – инициатива, уменье взять на себя ответственность – развиты недостаточно, а это очень пагубно сказалось на ходе войны в первый период» [699] .
699
Там же. Ф. 83. Оп. 1. Д. 30. Л. 95–96; Источник. 1996. № 2. С. 137–138.
Мы не можем достоверно установить источники подобных заявлений Жукова. Излагал ли он только свои мысли или развивал положения, высказываемые в кругах высшего советского руководства. Однако записка Жукова, скорее всего, озадачила Голикова, который перенаправил ее по команде Г. М. Маленкову [700] . Вероятно, с заявлениями Жукова был ознакомлен Сталин, которому вряд ли могли понравиться столь самостоятельные суждения маршала.
Во всяком случае, в конце 1944 г. Сталин предпринял ряд шагов, чтобы поставить окрепших маршалов «на место». В ноябре Политбюро назначило Н. А. Булганина заместителем Сталина в Наркомате обороны СССР и членом ГКО [701] . Кроме того, Сталин дал Булганину существенные полномочия по взаимодействию с армией [702] . При этом важно отметить, что Булганин был сугубо гражданским руководителем. Генеральское звание он получил только потому, что служил членом военного совета (политическим руководителем) ряда фронтов. Выдвигая Булганина в Наркомат обороны, Сталин явно создавал новые противовесы кадровым военным. Подтверждением именно таких намерений вождя служила демонстративная головомойка, которую он устроил Жукову буквально через две недели после назначения Булганина. В начале декабря 1944 г. Сталин обвинил Жукова в самоуправном утверждении боевых уставов артиллерии и объявил ему выговор. Причем приказ с критикой Жукова рассылался всем высшим военным руководителям [703] .
700
Там же. Л. 99.
701
Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1051. Л. 44, 46. Булганин был назначен членом ГКО вместо Ворошилова, деятельностью которого Сталин был недоволен.
702
Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР. 1943–1945 гг. / под ред. В. А. Золотарева. Т. 13 (2–3). М., 1997. С. 332.
703
Там же. С. 337–338.