Сталин и НКВД

Однако, Хозяин обманул их, обещав, что не осужденным на процессе Зиновьева и Каменева будет сохранена жизнь. Обманул не только осужденных, но и следователей, сделав Бермана, Слуцкого и других убийцами коммунистов. Конечно, этих людей должно было напугать и другое событие: «Он (Сталин. – Л. Н.) велел Ягоде и Ежову отобрать из числа этих заключенных пять тысяч человек, отличавшихся в свое время наиболее активным участием в оппозиции, и тайно расстрелять их всех.

В истории СССР это был первый случай, когда массовая смертная казнь, причем даже без предъявления формальных обвинений, была применена к коммунистам». Говорилось выше и про антисемитский подтекст первого процесса, и про угрозу соглашения с Германией.

С точки зрения честных коммунистов, угроза приобретала серьезный характер. Внутри страны – буржуазное разложение части партии и бюрократии, которое может закончиться термидорианским перерождением и бонапартистской диктатурой, в мире – усиление Германии и опасность «сговора с фашистами». С этих позиций соглашение Сталина и Гитлера, конечно, нанесет страшный удар по делу социализма в СССР и во всем мире (как это и было потом воспринято в 1939). Важно поэтому не допустить того, чтобы борьба Сталина с бывшим ленинским ЦК («оппозицией») привела к угрозе реставрации капитализма. Наверное, свою роль играл и национальный фактор – нежелание евреев, коммунистов и интернационалистов допустить соглашение с фашистской Германией.

Интересно другое – а кого с советской стороны чекисты могли посчитать силой, готовой на «буржуазный заговор» и «соглашение с фашистами»? Думаю, здесь нет двух мнений – конечно, военных. Именно с руководством РККА традиционно связывались все разговоры о «бонапартизме» как неизбежном элементе буржуазного заговора. Единства же в отношении к группе Тухачевского у них, видимо, не было. Но главным претендентом на роль Бонапарта они считали, скорее, Сталина.

Политика СССР в 1935–1936 гг. действительно включала себя официальную антифашистскую (в первую очередь, антигерманскую) составляющую. В нее входили поддержка демократического и антифашистского движения, союз с Францией и Чехословакией, помощь республиканской Испании. Официальными трансляторами этой политики выступали наркомы М. Литвинов и К.Ворошилов, лидеры Коминтерна – Г. Димитров и Д. Мануильский. Однако, была и неофициальная, альтернативная составляющая – зондаж возможного соглашения с Германией. Это миссии Д. Канделаки (в 1936–1937 гг.) и М. Тухачевского (в 1936 г.). В действительности, инициативы Тухачевского и Канделаки по установлению контактов между руководством СССР и Германии осуществлялись по инициативе Сталина. Ее транслировали заместители наркомов Н. Крестинский и М. Тухачевский. Это нормально и естественно: политика всегда предполагает работу с альтернативными сценариями.

Однако, как относились к этой его игре союзники в Праге и Париже? Как воспринимали эту игру интернационалисты-коммунисты, евреи в НКВД, НКИД и Коминтерне? Показано информация о контактах Москвы и Берлина вызвала серьезную озабоченность у союзников СССР по антигитлеровскому союзу: у ЧСР и Франции. Об этом открыто говорил Бенеш советскому послу Александровскому: «Тухачевский – дворянин, офицер, и у него были друзья в офицерских кругах не только Германии, но и Франции (со времен совместного плена в Германии и попыток Тухачевского к бегству из плена). Тухачевский не был и не мог быть российским Наполеоном, но… перечисленные качества Тухачевского плюс его германские традиции, подкрепленные за советский период контактом с рейхсвером, могли сделать его очень доступным германскому влиянию и в гитлеровский период… Если представить себе, что Тухачевский видел единственное спасение для своей родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в войне, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже себе представить, что Тухачевский казался сам себе не изменником, а спасителем родины».

«Если представить себе…». А если вместо имени Тухачевского «представить» имя Сталина? Да, у вождя нет давних связей в Германии, но он также может видеть спасение для СССР в войне, которая вызовет мировую революцию. Хочу быть правильно понятным – я говорю сейчас не о том, что думал Сталин на самом деле, а о том, как воспринималась политика советского руководства в Праге.

Информацию о контактах советских военных с немцами Бенеш получил в начале февраля 1937 г. Но в Москву ничего не сообщил. «В своем дневнике посол [Александровский] записывает, что Бенеш извинился перед ним за то, что не поделился с советским руководством информацией о возможных тайных контактах верхушки вермахта со штабом Красной Армии». Совершенно очевидно – Бенеш считал (и справедливо), что Тухачевский в Берлине действует по инициативе Сталина и поэтому решил не раскрываться перед ненадежным союзником. «Насколько припоминаю, пишет Александров, в конце апреля у меня был разговор с Бенешем, в котором он неожиданно для меня говорил, «почему бы СССР и не договориться с Германией?», и как бы вызывал этим меня на откровенность, на то, чтобы я сказал, что мы действительно собираемся кое о чем договориться»

В действительности, как я уже говорил, все прогерманские заявления Тухачевского были, конечно, игрой, спланированной Кремлем. Как уже говорилось политика СССР в 1935 и 1936 гг. включала себя официальную антифашистскую составляющую и неофициальную, альтернативную составляющую (поиск возможного соглашения с Германией). Предположим, однако, что альтернативный сценарий становится основным. Возможно ли это? Безусловно, ведь он стал реальностью летом 1939 года.

Что мешало реализоваться ему раньше? Во-первых, конечно, позиция Германии, во-вторых, позиция антигерманских сил в СССР – Литвинова, руководителей Коминтерна. Трудно сказать, какую позицию занимал Каганович (и Ежов), но очевидно, что он был бы нежелательным партнером для переговоров с Германией, и, наоборот, устранение Кагановича было бы для немцев ясным сигналом к готовности СССР к переговорам. Фюрер, как известно, всегда был болезненно настроен относительно «возможностей еврейского влияния на Сталина в Москве».

Следует помнить, что в Берлине внимательно присматривались к сталинской борьбе с троцкистами. В январе 1937 года под влиянием процесса параллельного троцкистского центра Геббельс записал в своем дневнике: «В Москве опять показательный процесс. На сей раз почти исключительно против евреев. Радек и другие. Фюрер еще сомневается, имеется ли в процессе скрытая антисемитская тенденция. Возможно Сталин все же желает избавится от евреев… Итак, со вниманием будем следить за дальнейшим».

Теперь давайте немного порассуждаем о гипотетических сценариях. Предположим, Сталин решил пойти на соглашение с Германией в 1937 году. Что это означает практически? Вероятно, смену наркомов иностранных дел и обороны. Литвинова – точно, что и произошло в 1939 г. Возможно, изменения в Коминтерне. Может быть, надо обезопасить себя от потенциальных противников своего нового курса. Видимо, надо изолировать некоторых советских политиков, может быть взять под контроль деятельность наиболее антигермански настроенных чекистов и т. п. А понимают ли все эти люди (деятели Коминтерна, чекисты и дипломаты) опасность для себя такого сценария? Конечно. Что они могут сделать, чтобы не допустить нежелательного сценария? Нанести превентивный удар по прогерманскому лобби.

Однако, пока существует опасность нападения Германии, Польши и Японии на СССР – зондаж готовности немцев к переговорам (с целью выиграть время) – первостепенная задача и никакое видимое ослабление Тухачевского-Крестинского недопустимо. Они выполняют важнейшую задачу, без которой СССР стоит перед угрозой военно-политического поражения в ходе войны на два фронта.

Летом 1936 года началась гражданская война в Испании. Италия и Германия активно включились в конфликт, и стало ясно, что в ближайшее время открытое вооруженное выступление против СССР не состоится. Может быть и не случайно именно с этого момента в Москве начался «левый поворот» – переговоры с Германией перестали быть первоочередной задачей. Каганович и Ежов начали разворачивать репрессивную политику по «правому следу», под ударом окажутся прогермански настроенные политики – Карахан, Енукидзе, Крестинский. В начале 1937 г. ситуация позволила их противникам нанести превентивный удар.

Теперь посмотрим на все глазами «группы Крестинского – Тухачевского». Они сразу ощутили на себе последствия нового курса. На процессе 1938 года они так и говорили:

«Крестинский: В конце ноября на Чрезвычайном VIII Съезде Советов, Тухачевский имел со мной взволнованный серьезный разговор. Он сказал: начались провалы, очевидно, пойдет дальнейший разгром троцкистов и правых. Он делал выводы: ждать интервенции не приходится, надо действовать самим. Тухачевский говорил не только от своего имени, но и от контрреволюционной организации военных. Я поговорил с Розенгольцем, поговорил с Рудзутаком и мы пришли к выводу, что Тухачевский прав и дело не терпит. Эти же разговоры продолжились на квартире Розенгольца весной 1937 года.

Если мы будем учитывать, что речь идет не о гипотетическом (и сомнительном) перевороте «правых и троцкистов» против Сталина, а о расчетах Тухачевского и Крестинского на изменение позиции Сталина, все становится на свои места. Именно после начала войны в Испании у противников соглашения «СССР – Германия» появляется реальное поле политического маневра. С другой стороны, Тухачевский и Крестинский знают о миссии Канделаки и ожидают изменений в политике СССР. Однако внутри страны все идет в противоположном направлении – после того, как война с Германией («интервенция») перестала быть проблемой № 1, настроения в верхах СССР стали меняться.

Провал миссии Канделаки весной 1937 года означал окончательное поражение прогермански настроенных политиков. Как мы помним, современные исследователи считают, что переговоры сорвались по инициативе немцев, что также должно было ослабить позиции Тухачевского-Крестинского.

11 мая 1937 г., (накануне «15 мая») Тухачевского освободили от обязанностей 1 заместителя министра обороны. 21 мая 1937 на приеме у Сталина были Молотов и Каганович (они вошли в 15.35). Затем в 16.00 к ним присоединились Ежов и Ворошилов. В 17.05 в кабинет вождя вошли также М.П. Фриновский, А. Слуцкий, руководитель спецгруппы при НКВД (фактически руководитель самостоятельной спецслужбы) Я. Серебрянский, руководители Разведупра РККА С.П.Урицкий и А.М. Никонов, М.К. Александровский. Все они находились на приеме у Сталина до 19.45. Закончилось совещание в 19.55. Что обсуждало высшее руководство страны почти три часа с руководителями внешней разведки и полпредом в ЧСР? Трудно отделаться от предположения, что речь шла о мерах по делу Тухачевского. Разведчики должны были подтвердить данные, собранные особым отделом. А что на совещании делал Фриновский? Видимо, опираясь на дивизию им. Дзержинского, он должен был обезопасить Кремль.