Сталин и разведка накануне войны
Шрифт:
2. Тот факт, что воздушная разведка была осуществлена в полосе компетенции именно Западного округа, означает, во-первых, что Сталин ни на йоту не поверил залихватски оптимистичным заявлениям командующего ЗапОВО Павлова, которыми он пытался успокоить Сталина. Выше об этом уже говорилось. Во-вторых, что еще более важно, сам Сталин особое значение придавал безопасности именно на западном, то есть белорусском направлении. Проще говоря, это одно из тех серьезных доказательств того, что в его сознании юго-западное направление не превалировало над другими, как это все время пытаются нам утверждать. Его беспокоило именно западное, оно же белорусское направление.
3. На принятие решения о срочном проведении воздушной разведки именно 18 июня повлияло еще несколько последовавших друг за другом очень важных и тесно взаимосвязанных обстоятельств. Выше о них уже говорилось. Увы, но обязан кое-что повторить. Дабы картина тех дней была бы полной и ясной.
Итак, в начале июня 1941 г. советская разведка внимательно отслеживала неофициальный визит специального представителя президента США генерала Уильяма Донована на Британские острова. У. Донован прибыл в Лондон по приглашению личного друга Черчилля, главы Британского координационного центра безопасности в США У. Стивенсона. 6
Специальная справка. Есть все основания утверждать, что эти данные британская разведка получила с помощью своего агента, действовавшего под псевдонимом Фил. В середине 30-х гг. он находился на связи у сотрудника британской разведки, помощника британского военно-воздушного атташе в Берлине полковника Кристи. Кто был его дальнейшим куратором — установить невозможно. Фил — это Адольф Эрнст Хойзингер, с середины октября 1940 г. начальник Оперативного управления Генерального штаба сухопутных войск вермахта (ОКХ), заместитель начальника Генштаба ОКХ. Проще говоря, глава «мозга» Генерального штаба сухопутных сил Третьего рейха. Генерал А. Хойзингер являлся особо доверенным лицом А. Гитлера в Высшем военном командовании Германии и отвечал за планирование военных операций. Судя по всему, А. Хойзингер был завербован британской разведкой — как агент на перспективу — еще находясь в британском плену, куда он угодил, будучи младшим лейтенантом пехоты во время битвы на Сомме в 1916 г., в период Первой мировой войны. В плену находился вплоть до 1919 г. — срок, более чем достаточный для вербовки и подготовки агента. По возвращении в Германию в кратчайшие сроки стал наиболее доверенным лицом и главным протеже знаменитого германского генерала, идеолога и вдохновителя восточной, то есть прагматичной, просоветской ориентации рейхсвера и сотрудничества последнего с РККА, — Ганса фон Секта. В период советско-германского сотрудничества в военной сфере с 1922 г. и до привода в 1933 г. Гитлера к власти А. Хойзингер снабжал британскую разведку подробнейшей информацией о всех его аспектах и перипетиях. В том числе и о взаимоотношениях между генералитетами двух армий, о состоянии рейхсвера и РККА и т.д. Эта информация была доступна ему, так как он постоянно находился в Главном штабе рейхсвера. Именно Адольф Хойзингер информировал британскую разведку о сложившемся военно-геополитическом заговоре германских и советских генералов. Как известно, заговор был направлен на одновременное свержение Гитлера и Сталина, установление военных диктатур в Москве и Берлине и дальнейшее формирование трио военных диктатур по «оси» Берлин — Москва — Токио с подключением также и Рима Муссолини. Именно Хойзингер информировал англичан о разработанном и переданном Тухачевским германским генералам плане поражения СССР в случае войны с Германией, вследствие чего в Советском Союзе должен был произойти прогерманский государственный переворот. Эта информация представляла колоссальную угрозу интересам безопасности самой Великобритании. Заговорщики планировали территориальные и экономические уступки Германии и Японии, опираясь на которые те повели бы ожесточенную борьбу против англосаксонского Запада за счет коренного ущемления интересов СССР. Исходя из этого британская разведка чрезвычайно искусно, чужими руками, но едва ли не в прямом смысле «нейрохирургическими методами» завалила весь этот заговор, конвертировав его в Мюнхенскую сделку с Гитлером. В этой операции были задействованы и инициативный агент стратегического влияния МИ-6 глава германского абвера адмирал Канарис, и руководство чехословацкой военной разведки (Франтишек Моравец), и агент последней А-54 — специально подставленный Канарисом майор абвера Пауль Тюммель и т.д. и т.п. Именно Хойзингер, как начальник Оперативного управления Генштаба ОКХ, знал о планах Гитлера напасть на СССР именно 22 июня 1941 г., ибо до 10 июня 1941 г. эта идея еще не была утверждена в письменном виде. Опираясь на информацию Хоизингера и данные союзных Англии разведок, а также материалы радиоперехвата, в Лондоне до 22 июня 1941 г. знали, что нападение произойдет 22 июня, потому как Гитлер планировал превзойти Наполеона. После Второй мировой войны Адольф Эрнст Хойзингер, к сожалению, избежал сурового приговора Нюрнбергского трибунала благодаря своим британским покровителям. Фактически именно он воссоздал германскую армию — бундесвер, затем был на руководящих постах в военном командовании НАТО, и лишь настойчивые разоблачения Советского Союза хотя и с опозданием, но положили конец его карьере.
Короче говоря, англичане умышленно подпустили изрядного туману. Донован тут же отбил телеграмму Рузвельту. В ней он сообщал: «Если бы англичане переслали в Кремль перехваченные германские важные приказы, Сталин, быть может, уяснил бы истинное положение вещей. Однако англичане считают аппарат Блетчли совершенно секретным. Они используют перехваченную ими информацию в собственных целях»{480}.
Будущий основатель Управления стратегических служб, а затем и ЦРУ напрасно беспокоился за Сталина. Как раз именно с помощью аппарата Блетчли и МИ-6 он и уяснил-таки себе истинное
положение вещей. Вся великолепная «кембриджская пятерка» лучших агентов советской разведки едва ли не чемоданами приносила документальную информацию, особенно же имевшие доступ к материалам Блетчли Дж. Кернкросс, А. Блант и К. Филби. Они своевременно обеспечивали Кремль актуальной информацией. Для иллюстрации небезынтересно отметить, что после каждой встречи только с одним Дж. Кернкроссом в Москву уходило до 60 пленок с секретными документами.Однако Сталин уяснил это себе не только с «помощью» данных британской разведки, но и с «помощью» дипломатической разведки Госдепартамента США. Дело в том, что как раз 6 июня 1941 г. в Вашингтон поступила шифровка из американского посольства в Берлине. В этой срочной телеграмме первый секретарь посольства Дональд Хит с прямой ссылкой на бывшего главного банкира Третьего рейха Ялмара Шахта (в 1940–1941 гг. Я. Шахт поддерживал конфиденциальную связь с указанным дипломатом США) сообщил, что, по данным Я. Шахта от 6 июня 1941 г., «Гитлер решил 20 июня или около того напасть на Россию…»{481}. Когда же обе шифровки, то есть от У. Донована из Лондона и от Д. Хита из Берлина, сошлись в Вашингтоне, получилось едва ли не абсолютное очередное подтверждение даты нападения.
Так вот, все дело в том, что администрация президента США, Госдепартамент и другие ведомства были хорошо «нафаршированы» советской агентурой. И эта информация, фактически уже в объединенном виде, попала в Москву, приобретя попутно еще и статус перепроверенной по американским источникам и практически достоверной по оценкам американских специалистов разведывательной информации. Именно в таком виде она и легла на стол Сталина. Информация попала в Москву в промежутке с 10 по 12 июня.
В это же время верховное командование Третьего рейха письменно утвердило дату нападения, и командующим ударными группировками вторжения был направлен документ следующего содержания:
«Распоряжение Главнокомандующего сухопутными войсками о назначении срока нападения на Советский Союз. Ставка главнокомандования сухопутных войск 10.6. 1941 г.
Главное командование Совершенно секретно
сухопутных войск Только для командования
Генеральный штаб сухопутных войск Оперативный отдел
На основе предложения, представленного главным командованием сухопутными войсками, верховное главнокомандование вооруженными силами назначило для готовности к военным действиям следующие сроки:
1. Днем “Д” операции “Барбаросса” предлагается считать 22 июня.
2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае по-прежнему оставаться в тайне.
3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов:
а) Сигнал “Дортмунд”. Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к от-крытому выполнению приказов.
б) Сигнал “Альтона”. Он означает, что наступление перено-сится на другой срок; но в этом случае уже придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности.
4. 22 июня, 3 часа 30 минут; начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно. Гальдер»{482}.
В промежутке с 10 по 12 июня, когда это распоряжение стали передавать командованию группировок вторжения, Британский центр дешифровки германских военных сообщений в Блетчли перехватил это сообщение и расшифровал. Это, кстати, подтвердил и сам Черчилль, указавший в своих мемуарах, что именно к 12 июня британская разведка окончательно установила, что нападение действительно произойдет именно 22 июня{483}. По каналам «кембриджской пятерки», особенно Дж. Кернкросса и А. Бланта, эта информация попала и в Москву. Тут уж сомнения почти полностью рассеялись. Собственно говоря, именно поэтому-то с санкции Сталина Генеральный штаб и дал в это время в приграничные округа на западной границе директивы о разработке планов вывода и занятия по тревоге специальными частями боевых сооружений укрепленных районов, а полевыми войсками — сооружений предполья. Одновременно были даны директивы и о выводе дивизий из глубины округов ближе к государственной границе{484}. Кроме того, было подготовлено знаменитое Сообщение ТАСС от 13 июня (опубликовано в советских газетах 14 июня), которое было вручено послу Германии в Москве, а также премьер-министру Великобритании.
А сомнения именно потому почти рассеялись, что британский перехват британским перехватом, но в вопросах войны и мира должна быть столь абсолютная ясность, которую не сможет подвергнуть сомнениям даже самый дотошно-въедливо придирчивый человек. В той части, в которой сомнения не полностью рассеялись, причина заключалась, увы, в следующем. Несмотря на передававшуюся «кембриджской пятеркой» ценнейшую информацию, в Центре еще сохранялось к ней некоторое недоверие. Но отнюдь не потому, что там поголовно страдали манией подозрительности. Нет. Дело в том, что, к глубокому сожалению, среди сбежавших на Запад предателей из числа бывших высокопоставленных сотрудников советской разведки были двое, которые знали об этих агентах. Один — Лейба Лазаревич Фельдбин, он же Александр Орлов, бывший резидент советской внешней разведки в Испании, — знал об этих агентах чуть ли не все, поскольку начинал работу с ними. Второй — Самуил Гершевич Гинзбург, он же Вальтер Кривицкий, бывший нелегальный резидент в Нидерландах, — увы, тоже кое-что знал о них и в начале 1941 г. выдал британской контрразведке «концы», которые могли привести к расшифровке этой агентуры. Советская разведка благодаря усилиям А. Бланта заполучила материалы опроса В. Кривицкого британской контрразведкой (в начале 1941 г. Кривицкого вытащили из Америки на Британские острова, где его основательно «выпотрошила» одна из лучших контрразведчиц МЙ-5 того времени — Джейн Арчер. Ее доклад с помощью А. Бланта был переправлен в Москву).
Чудом «кембриджская пятерка» тогда уцелела. Но, к сожалению, это обстоятельство некоторое время осложняло возможность для проявления полного доверия к поступающей от них информации. Точнее, ей и доверяли, но в то же время постоянно стремились как можно тщательней перепроверить ее, дабы исключить возможность продвижения в советские верхи направленной британской информации. Ведь Англия в тот период чрезвычайно стремилась ускорить начало смертельной схватки между Германией и СССР, видя в этом единственный шанс для своего спасения. Вот корень того вынужденного недоверия, с которым воспринималась их информация.