Сталин и заговор Тухачевского

Есть и другое возражение. Если все процессы при Сталине являлись «липой», то почему же стенографические отчеты их до сих пор не переизданы?! Ведь каждый тогда сможет прочитать — и сам убедиться в пресловутой «липе». Однако этого почему-то делать не хотят! Но на слово верить никто не обязан! 2. Зачем Сталину была нужна «игра на публику»? Для возбуждения «кровавых эмоций»? А зачем нужны последние? Что они могли дать? Если процессы являлись «липовыми», убедить они никого ни в чем не могли! Кроме того, о каких «кровавых эмоциях» могла идти речь, если по процессу «Промпартии» (1930) обвиняемые казнены не были, но получили лишь 10-летние сроки заключения?!

3. Автор сам себе противоречит в попытке представить Сталина «тираном», а военачальников — безобидными барашками. Так, в одном месте он говорит: «Все мы понимали, что происходит». А в другом: в зале собрались «слепые люди», «изувеченные культом личности», которые «не хотели думать, критиковать, анализировать». Кто же в такую сказочку поверит?! Слишком долго шла в партии фракционная борьба, явная и тайная, слишком много тайно читалось оппозиционных материалов (Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова и др.), слишком много существовало тайных оппозиционных кружков (в партии, комсомоле, НКВД, армии), чтобы поверить, что в войсках могли существовать «тишь и гладь, да божья благодать». Не могло такого быть! Особенно при яростном честолюбии людей, зависти, ослеплении, фракционной и личной злобе! Нет, высшие командиры (на уровне начальников округов и их заместителей, комкоры и комдивы, руководящие работники штабов и политорганов) думали, анализировали, обсуждали, критиковали в своем кругу — и Ворошилова, и самого Сталина! И последним они не верили! Полищук отлично это знает! И потому не сообщает, что же он и другие делали после заседаний: где собирались, о чем беседовали, в какие кучки группировались, что предпринимали! И старается создать ложное впечатление, будто высшие командиры «как кролики» (??) смотрели на Сталина «и смиренно ждали, когда их схватят и проглотят». Трудно в такое поверить! Люди, которые в силу профессии привыкли действовать, бороться с препятствиями, рисковать головой, не могли столь смехотворно вести себя! Тем более что за предыдущие годы начитались оппозиционной литературы! Не могли они также не понимать самой простой вещи: что пока они находятся на свободе и при войске, шансы на спасение еще есть, ибо можно поднять восстание, с надеждой на успех больший, чем была у какого-то Антонова, бывшего начальника милиции (!) на Тамбовщине! А вот если струсят, тогда все, тогда — крышка! Если они это понимали, то тогда обязательно должны были действовать! И, конечно, действовали! Недаром же Блюхер, этот лучший друг Гамарника, «был сверхозабочен, тревога сквозила во всех его движениях»! Имелись, понятно, основания! Как старший по званию среди военных, направлять всю закулисную операцию должен был именно он! Больше некому! Пустить дело на самотек он не мог! Его собственные связи с арестованными грозили эшафотом! Так что выбирать не приходилось! Тем более что в 1930 г., во время коллективизации, он, как считали на Западе, уже пробовал устроить заговор, но тогда из него ничего не получилось. Сталин, однако, не посмел в то время привлечь Блюхера к ответу из-за большой его славы и крайне сложной общей ситуации! (Роман Гуль. Красные маршалы. М., 1990, с. 204-206.)

Не случайно, конечно, Полищук в своих воспоминаниях не цитирует документы, не приводит списка арестованных военачальников, не указывает даже, в каком порядке хватали их и по каким обвинениям. Не случайно и то, что он не желает приобщить подлинные цитаты из показаний Тухачевского, Якира и других арестованных, которые они читали в день заседания Военного совета. Показания эти были очень реалистичными, а вовсе не отличались «грубостью, невежеством и очевидностью обмана». Если бы это было на деле так, уж, конечно, Полищук с удовольствием бы их процитировал! Однако не желает! Разве не ясно, почему?! Боится разоблачения собственных махинаций!

4. Наконец, заслуживает быть отмеченным тот факт, что «диктатор» Сталин вел себя со своими товарищами очень демократично: он никому не затыкал рот и вообще говорил мало («Реплики он давал редко»). Так ли ведут дело, когда занимаются фальсификациями всякого рода?!

Итак, резюме следующее. Для разоблачения лжи и сказок необходимо опубликовать книгу, включающую в себя: 1) полный текст показаний, с которыми знакомились члены Военного совета. 2) стенографический отчет всех заседаний Военного совета, 3) воспоминания чекистов того времени, если кто остался еще жив и на том заседании в составе охраны присутствовал, 4) неопубликованные части воспоминаний Л. Кагановича, как члена Политбюро того времени, 5) показания и объяснения арестованных в те дни командиров, участников Военного совета. Необходимо также включить в этот том приложение из биографий (с тщательно разработанной хронологией и фотографиями).

Вот тогда будет другой разговор! Не лицемерные басни станут распространяться в обществе, а неоспоримые факты! Только на фактах должна строиться подлинная наука! Для выдумок же не должно быть места!

* * *

Совещание 1-4 июня создало, конечно, ужасную атмосферу: за кулисами шла неистовая борьба, распространялись нелегальные листовки, велась тайная агитация. Начальственный состав всех рангов находился в панике, солдатская масса — в брожении и колебании.

Западные газетчики и журналисты жадно ловили слухи и посылали в свои газеты и журналы очень красноречивые статьи. 6 июня «Последние Новости» помещают такую заметку под заголовком «События в СССР»:

«Подозрения в шпионаже, поиски вредителей и троцкистов достигли предела. Никто не уверен в своей безопасности. Вредителями оказываются люди, еще недавно бывшие идолами. Только что стало известно о падении Эйдемана. Все его считали председателем „Осоавиахима“, неожиданно оказалось, что председателем уже состоит Горшенин. В Москве ходят самые невероятные слухи. Проверить их нет никакой возможности.

По последним слухам, арестованы Крестинский, Карахан, Розенгольц и Тухачевский. Ежедневно объявляются «врагами народа» сотни других, менее видных людей. Сколько произведено арестов, неизвестно, но число их все растет.

Большинство заподозренных людей немедленно лишается работы. Многих выселяют из их квартиры. Как они ухитряются жить, не имея работы, заработка и крова, трудно понять. Некоторым разрешается работать и дальше, но под постоянным и строгим наблюдением» (с. 1).

До какой степени было острым положение, говорит один пикантнейший факт. 7 июня в Москве вдруг распространяется слух, что Сталин имеет намерение в третий раз жениться, что свадебные торжества он наметил на осень. А в жены хочет взять некую Ирину (Себиову?), зав. отделом в Наркомтяжпроме, даму 42-х лет, вдову бывшего красноармейца, умершего в 1922 г. Таким образом, принимая во внимание массовую психологию, Сталин явно хотел понравиться солдатской массе, представляя ей себя, как вполне «своего» («Последние Новости». 08.06.1937, с. 1.)

ГЛАВА 18. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР УЛЬРИХ

Расстрелов никто из нас не пугается.

Мы все — старые революционеры.

Но надо знать, кого,

по какой главе расстреливать.

Когда мы расстреливали,

то твердо знали, по какой главе.

Троцкий

Ныне объявилось большое количество охотников все осуждать, не утруждая себя доказательствами. Особенно яростным осуждениям подвергается сам Ульрих. Один из авторов определяет его так: «Уже давно стяжавший себе известность полным пренебрежением к логике и правосудию». (Г.И. Чернявский. Х.Г. Раковский на судебном фарсе 1938 г. — «Новая и новейшая история». 1990, № 4, с. 84.) Другой автор пишет о нем следующим образом: «Для него не имело значения, признавал ли подсудимый вырванные пытками признания или же, очутившись перед членами Военной коллегии, набирался мужества отмести чудовищные и нелепые обвинения. Финал был один. Когда Г.Г. Ягоду сменил Н.И. Ежов, В.В. Ульрих с обычной легкостью приговорил к расстрелу бывшего Наркома внутренних дел и его ближайших сподвижников. А когда настала очередь Н.И. Ежова и его окружения идти на расстрел, Ульрих скрепил своей подписью и эту санкцию. Создается впечатление, что Ульриху совершенно безразлично, кто именно представал пред судом, — он лишь педантично выполнял сталинскую волю, цинично попирая нравственные и законодательные принципы правосудия.

Ульрих отличался редкой, можно сказать патологической, бессердечностью. Его не трогали ни мольбы, ни жалобы, ни проклятия. Многие жены, родители и дети репрессированных (среди них было немало людей, хорошо знавших его лично) обращались к нему с просьбами о помощи. Он не отвечал. Закончив свой рабочий день, заключавшийся в штамповании очередной пачки смертных приговоров, Ульрих отправлялся в обжитый гостиничный номер «Метрополя», читал приключенческие книжки или разглядывал коробки с бабочками и насекомыми. Похоже, что и людей он отправлял на гибель с легкостью, с какой накалывал на булавки жуков». (Архипенко В. Василий Ульрих — заплечных дел мастер. — «Агитатор». 1989, № 17, с. 38.)

Что же он представлял собой по биографии, этот любитель коллекции жуков и бабочек, этот «судейский монстр», как его некоторые определяют?

Василий Васильевич Ульрих родился в 1889 г. в Риге, в обеспеченной немецкой семье (отец являлся потомственным почетным гражданином). Мать его была известной писательницей, она оказала значительное влияние на своего сына.

В 1909 г. Ульрих окончил реальное училище, затем Рижский политехнический институт (коммерческое отделение). Участвовал в ученическом и студенческом революционном движении. Партстаж его числился с 1908 г. Работал конторщиком, а неофициально — пропагандистом и в партийной разведке. В империалистическую войну мобилизован солдатом, окончил школу прапорщиков и получил чин подпоручика, работал в разведке. После Октября 1917 г. очутился в системе НКВД-ВЧК на посту заведующего финансовым отделом. В 30 лет ( 1919 г.) — комиссар штаба войск внутренней охраны. Затем — начальник Особого отдела флота Черного и Азовского морей. В 1922 г. — член суда над полковником Перхуровым, возглавлявшим кровавый мятеж белогвардейцев в Ярославле. Становится членом Военной коллегии Верховного суда СССР. В 1926 г. заменяет на посту председателя старого большевика В.А. Трифонова (1888-1938, чл. партии с 1904), сторонника Троцкого и Зиновьева, отправленного торгпредом в Финляндию. После убийства Кирова (1934) начинается его резкое возвышение. Чуть не ежедневно Ульрих делает Сталину устные и письменные доклады. Он утверждает смертные приговоры тем, кого обвиняли в причастности к террористическим актам. Во всех видных процессах 30-х годов он играет главенствующую роль. В 1948 г. в результате внутренней борьбы и интриг, разойдясь в чем-то с Берией, Ульрих теряет свое положение и его перемещают на пост начальника курсов усовершенствования (!) при Военно-юридической академии. Он имел большие связи на партийных верхах, ибо его жена Анна Давыдовна Кассель (1892-1974, чл. партии с 1910) работала в секретариате В.И. Ленина. Умер Ульрих очень вовремя — 62-х лет (1951). Он был похоронен с почетом на Новодевичьем кладбище, где лежали герои войны 1812 г. (Денис Давыдов и др.), декабристы, Гоголь, Чехов и прочие уважаемые люди страны. Его смерть была отмечена в газетах. (В.В. Ульрих. Некролог. — «Правда», «Известия», «Красная Звезда». 1951, 10 мая; А. Хорев. Судья Ульрих. История и судьба. — Красная Звезда. 08.04.1989, с. 4.)

От Ульриха не сохранилось, к сожалению, дневников, не публиковались его доклады Сталину или письма. Без этих документов трудно судить об Ульрихе как юристе и человеке. Но все-таки мы можем составить себе о нем достаточно верное представление — по следующему, например, отрывку, взятому из стенографического отчета процесса B.C. Абакумова (1908-1954), соратника Берии, министра государственной безопасности (арестован 12 июля 1951 г.). Этот изумительно интересный отрывок ярко показывает также черты характера самого; Абакумова и то, как в те сложные годы делали карьеры: