Сталин мог ударить первым

«Сколь успешно выполнил Севастопольский гарнизон свою задачу, это лучше всего видно из следующих фактических данных. Только за последние 25 дней штурма Севастопольской обороны полностью разгромлены 22, 24, 28, 50,132 и 170-я немецкие пехотные дивизии и четыре отдельных полка, 22-я танковая дивизия (чушь, ее вообще не было под Севастополем; на эту же «ошибку» в своих воспоминаниях обращает внимание и генерал-лейтенант Моргунов. — Авт.) и отдельная мехбригада, 1-я, 4-я и 18-я румынские дивизии и большое количество частей из других соединений. За этот короткий период немцы потеряли под Севастополем до 150 тыс. солдат и офицеров, из них не менее 60 тыс. убитыми, более 250 танков, до 250 орудий. В воздушных боях над городом сбито более 300 немецких самолетов. За все время обороны Севастополя враг потерял до 300 тыс. своих солдат убитыми и ранеными… Совинформбюро» (газета «Правда», 4 июля 1942 г.).

Ну что ж, ложь — одна из составляющих страны, возникшей на крови убиенных миллионов с 25 октября (7 ноября) 1917 года; и в последующие годы, к сожалению, мало что изменилось… Лживые цифры, однажды проставленные в «рупоре Компартии» для оболваненных советских граждан, переходят из книги в книгу, почти не подвергаясь сомнениям… потому как вбили же в сознание:

«Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя — вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове, дивизионном комиссаре Кулакове, дивизионном комиссаре Чухнове, генерал-майоре Рыжи, генерал-майоре Моргунове, генерал-майоре авиации Ермаченкове, генерал-майоре авиации Острякове, генерал-майоре Новикове, генерал-майоре Коломийце, генерал-майоре Крылове, полковнике Капитохине — войдет в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых блестящих страниц. Совинформбюро». (Там же; выделено мной. — Авт.). Правда, пройдет совсем чуток времени, и имя одного из этого списка «героев» на странице «блестящих побед» закрасят черной краской презрения и забвения — генерала Новикова, настоящего патриота и русского офицера…

В 9 часов 50 минут 30 июня 1942 г. Ф.С. Октябрьский отправляет телеграмму:

«Кузнецову, Буденному и Исакову.

…Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200–300 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».

Об этой телеграмме никому из руководящего состава СОРа не было известно вплоть до вечернего заседания Военного совета флота. В 19 часов был получен ответ наркома с разрешением Ставкой эвакуации на Кавказ. А в 20 часов Военный совет флота и Приморской армии провел заседание в одном из казематов 35-й батареи. Среди присутствующих — командующий СОРом и флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский; член Военного совета флота дивизионный комиссар Н.М. Кулаков; командующий Приморской армией генерал-майор И.Е. Петров; члены Военного совета Приморской армии дивизионный комиссар И.Ф. Чухнов и бригадный комиссар М.Г. Кузнецов; командир ОВРа Севастополя контр-адмирал В.Г. Фадеев; начальник Особого отдела Черноморского флота комиссар государственной безопасности 3-го ранга Ермолаев; начальник штаба СОРа капитан 1-го ранга А.Г. Васильев; комиссар Береговой обороны полковой комиссар К.С. Вершинин и командующий Береговой обороной ЧФ генерал-майор П.А. Моргунов.

После прений, кого же из присутствующих оставить для обороны Севастополя и «решительных» доводов, что никому из них больше в осажденном городе делать нечего, было решено уходить (убегать! Нет — драпать!! спасать шкуру!!! рвать когти!!!!) ночью на подводных лодках и самолетах. А в городе «отдуваться» за «гениальность» и «смелость» военачальников вместо первоначальной кандидатуры генерал-майора И.Е. Петрова был назначен генерал-майор П.Г. Новиков. Помощником по морской части оставался командир из штаба СОРа капитан 3-го ранга А.И. Ильичев. К слову, в 1969 году адмирал Николай Герасимович Кузнецов подтверждал, что для него в то время было не ясно, почему это в Севастополе не остался именно генерал-майор Петров, на чью кандидатуру дала «добро» Ставка.

Бегство высшего командного состава с театра военных действий выглядело следующим образом. При рассказе обратимся частью к описанию «последней ночи Херсонеса», данной нам В. Вороновым в одноименной статье в журнале «Морской сборник» (№№ 5–6 за 2001 г.), писавшего со слов участника тех событий Героя Советского Союза (14 июня 1942 г.), генерал-лейтенанта авиации Николая Александровича Наумова.

В 1 час 30 минут ночи на 1 июля 1942 года Военный совет Приморской армии: И.Е. Петров, П.А. Моргунов, И.Ф. Чухнов, а также Н.И. Крылов, К.С. Вершинин и другие «доверенные» из штабов армии и Береговой обороны вышли на пристань береговой батареи № 35 через подземный проход, погрузились на катер, а затем перешли на подводную лодку Щ-209 (командир капитан-лейтенант В.И. Иванов). В 2 часа 59 минут лодка взяла курс на Новороссийск.

«Некие» работники, чьи имена перечисляются в воспоминаниях разных участников тех событий чаще без указания их должностей (умышленно отредактировано! — но мы вспомним о них еще раз ниже): Б.А. Борисов, A.A. Сарина, В.П. Ефремов, комендант города подполковник А.П. Старушкин и другие бежали на подводной лодке Л-23 (командир — капитан 2-го ранга Н.Ф. Фартушный). Эта лодка, как резервная, была предназначена для Ф.С. Октябрьского и штаба флота, однако вице-адмирал решил лететь самолетом и приказал держать для него в готовности Ли-2.

За ночь в Херсонес прилетели 13 самолетов «Дуглас» (Ли-2 или Си-47) из московской транспортной группы. «Кроме того, три самолета Ли-2 возвратились «из-за потери ориентировки и барахления моторов». (К подобным уловкам иногда прибегали те, у кого страх подавлял чувство долга). Конечно, лететь в осажденный город — подвергать себя смертельной опасности…» Несмотря на то, что некоторые авторы, в том числе и В. Воронов, пишут, что эти самолеты, приземлявшиеся каждые 15–20 минут, «брали на борт людей по ранее составленному списку, в первую очередь раненых», генерал-лейтенант П.А. Моргунов свидетельствует: «Этими же самолетами было вывезено 222 человека, в том числе Ф.С. Октябрьский, Н.М. Кулаков, М.Г. Кузнецов и А.П. Ермилов, и 49 раненых (!!! — Авт.), а также 3490 кг важного груза (!!! Надо полагать, то были штабные и чекистские документы. — Авт.). Около 5 часов утра самолеты благополучно приземлились в Краснодаре» (с. 449).

Ответственным за прием и выпуск самолетов, куда «по ранее составленному списку» плотно усаживали «своих», был назначен начальник летной инспекции подполковник Н. Наумов. «Своими» для Наумова никак не могла быть толпа красноармейцев и краснофлотцев из поступавших частей, что плотным кольцом окружали район стоянки самолетов. Люди заметно нервничали, с каждом часом, с каждой минутой они просто зверели. «Во время посадки в самолеты неслись крики и ругань, сыпались угрозы в адрес начальников. Многие понимали свою обреченность. С помощью вооруженной охраны с большим трудом удавалось сдерживать напор толпы». Для конспирации (чтобы НЕ узнали свои же?!) переодетый в потертый пиджачок и кепчонку на «Виллисе» прибыл вице-адмирал, носивший смелую «революционную» фамилию Октябрьский. Сквозь негодующую толпу с ним продиралось командование СОРа. При этом «командир особой авиагруппы полковник Дзюба не смог попасть в самолет, чья-то невидимая рука схватила его за шиворот и грубо оттолкнула от трапа… Толпа обреченных людей плотным кольцом окружила самолет и не давала возможности запустить моторы. Обстановка накалилась до предела. «Бегут начальники! Нас бросают! Бей их, братцы!» — неслись крики обезумевших людей». Как только запустились моторы, многотысячная толпа бросилась к самолету, и только когда автоматчики охраны из группы особого назначения ЧФ стали стрелять в упор, удалось образовать некоторое свободное пространство. Но из толпы также стали стрелять по выруливающему самолету.

…Дзюба никак не мог смириться с мыслью, что ему придется разделить участь людей, остающихся на аэродроме… он решился на отчаянный шаг, вскочил на подножку «Виллиса» и приказал водителю: «Гони за самолетом!..»… Шофер выполнил требование полковника, на полном ходу помчался вслед за рулящим Ли-2, настиг его. Дзюба соскочил с подножки автомобиля и знаками пытался уговорить командира экипажа взять его на борт… в результате бортмеханик открыл дверь, установил трап и принял на борт возбужденного и потного полковника. Взвыли моторы, и перегруженный Ли-2 медленно, как бы нехотя набирая скорость, покатился по летному полю, в конце полосы подпрыгнув несколько раз, оторвался от земли и завис в воздухе… Это был последний рейс транспортного самолета с Херсонеса». Командиром экипажа этого Ли-2 был старший лейтенант М. Скрыльников.

На аэродромах еще оставались три самолета Як-1, на которых должны были улететь в Анапу командующий ВВС флота генерал-майор Василий Васильевич Ермаченков (впоследствии генерал-полковник авиации) со своими заместителями, а также начальник летной инспекции подполковник Н. Наумов, командир эскадрильи 7-го гвардейского авиаполка капитан К. Денисов и некоторые другие. Но им довелось в неутихающей тревоге ждать рассвета, для того чтобы взлететь. В дальнем капонире еще оставался один УТ-2 (так и не был использован)…

Очевидцы приводят нам любопытные подробности. Вслед за поднявшимся на истребителе Як-1 Наумовым шел непонятно откуда взявшийся самолет с бортовым номером «24». Оказалось, что это молодой летчик 45-го авиаполка ВВС вместе со своим техником исправили более менее поддающийся восстановлению самолет Як-1, заправили его, и по примеру своих военачальников рванули спасать свои молодые жизни подальше от этих мест.

Комендант Херсонесского аэродрома майор Попов, отвечавший за посадку начальствующего состава, улетел первым же прибывшим самолетом. За что впоследствии был приговорен к расстрелу, но бежал к немцам.