Сталин. По ту сторону добра и зла

Из чего, в свою очередь, вытекало следующее «гениальное» положение. «Все те элементы половой жизни, — извещал пролетариев Залкинд, — которые вредят созданию здоровой революционной смены, грабят классовую энергетику, портят внутриклассовые отношения, должны быть решительно отброшены. Это тем более необходимо, что половое влечение является привычным, утонченным дипломатом, хитро пролезающим в мельчайшие щели...»

Вот так вот, не больше, но и не меньше... Если взглянуть на сексуальный «боевой арсенал» пролетариата, то можно без особого труда увидеть, насколько он схож с теми положениями, которые отстаивала в Средние века... Церковь.

Представляли же они собой следующее: не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата; необходимо полное воздержание до брака, в который можно вступать только в 20—25 лет; чисто физическое половое влечение недопустимо; секс должен быть пронизан социальным содержанием; половое влечение к классово враждебному, морально противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу; половой акт не должен часто повторяться; не следует часто менять половой объект, поменьше полового разнообразия; любовь должна быть моногамна; при каждом половом акте надо думать о потомстве (что, по мысли автора, исключает проституцию); половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности, ну а потому основной половой приманкой должны быть классовые достоинства.

Помимо этих шедевров Залкинд предлагал избегать половых извращений и в интересах революционной целесообразности предоставить право классу вмешиваться в половую жизнь своих сочленов. Ну и, само собой, раз и навсегда подчинить половое начало классовому.

Весь этот бред должен был перевести «сексуализированные переживания» в творчество, и прежде всего в «революционное творчество». Конечно, об этом на собраниях не говорили, и тем не менее все эти словно списанные с устава «Меча и орала» положения являли негласное руководство при решении всех вопросов, связанных с половой жизнью советских граждан.

Вот только была ли она у них, эта самая половая жизнь! Да и какая могла быть любовь в тринадцатиметровой комнате, в которой вместе с родителями жили еще две дочери? Я уже не говорю о такой непозволительной роскоши, как горячая вода и ванна.

Непримиримую борьбу вело государство и с абортами, которые то разрешались, то (чаще всего) запрещались. Что же касается гомосексуализма, то и с ним велась самая суровая борьба, поскольку это позорное явление было приравнено к подрывным явлениям, враждебным чистоте пролетарского тела и духа.

Ну а поскольку считалось, что от «аномального» секса был всего один шаг до контрреволюционного предательства, шпионажа и измены Родины, то и сами гомосексуалисты были склонны-де к предательству интересов трудового народа и к шпионажу в пользу иностранных государств.

И это не шутка. В декабре 1933 года Ягода доложил Сталину о ликвидации целого «объединения» педерастов в Москве и Ленинграде. «Педерасты, — писал заместитель председателя ОГПУ, — занимались вербовкой и развращением совершенно здоровой молодежи, красноармейцев, краснофлотцев и отдельных вузовцев». Ничего не скажешь, хороша же была «совершенно здоровая молодежь», которую Ягода застукал в притоне педерастов! Под стать краснофлотцам и вузовцам!

* * *

Секс и эротика были запрещены в СССР до самого его краха. Может быть, именно поэтому у нас сейчас такая тяга к ним. И когда смотришь по телевидению непристойные фильмы и заваленные порнопродукцией ларьки, начинаешь понимать, что в чем-то большевики были правы.

Я очень далек от того, что принято называть пуританской моралью, и все же, думается, любовь должна оставаться великим таинством, а не обыденностью. И вряд ли у подростка, который только и видит совершенно не вписывающиеся в большинство наших фильмов половые сношения, может появиться уважение к женщине.

Как относился ко всему этому Сталин? Думаю, со свойственной ему иронией. Трудно сказать, анекдот это или нет, но когда какой-то генерал, решивший подсидеть известного военачальника, в присутствии Сталина заявил, что тот не дает прохода женщинам и имеет нескольких любовниц, Сталин пожал плечами: «Единственное, что мы можем сделать, так это позавидовать!»

Было и еще одно явление, о котором большевики предпочитали не распространяться, поскольку оно никак не вписывалось в заявление вождя о наступлении веселой жизни. И это явление называлось суицидом.

В 1930-е годы этот показатель составлял 30 человек в год. Конечно, власти постарались убедить население в том, что кончали жизнь самоубийством больные или неполноценные люди, поскольку других причин в СССР для добровольного ухода из жизни не было. Тем не менее есть немало доказательств того, что убивали себя отнюдь не больные и неполноценные, а члены партии, комсомольцы и рабочие, которые отчаялись.

И как тут не вспомнить записку работницы завода «Вулкан», которую изучал сам Жданов. «Сделала сама я от худой жизни», — писала мать, которая перед тем как покончить счеты с жизнью, убила своих двух детей. Да и что думал Жданов, когда изучал это посмертное послание женщины, доведенной до последней черты? О проклятом наследии прошлого? О происках империализма? А может быть, о мерзких троцкистах?

Вернее всего, что о них. Но только не о том, что жить той жизнью, да еще с двумя детьми, какой жила покончившая с собой женщина, невозможно. Автор этой книги не знает, что такое война, но он хорошо помнит, как люди жили после войны. Да и не жизнь это была, а борьба за выживание.

Грязные бараки, постоянно полупьяные общежития, отчаянные коммуналки с их вечно дымной кухней, постоянная проблема как дотянуть до получки; праздники... служили людям отдушиной, причем праздники любые — и религиозные, и советские, когда можно было напиться и забыться.

И как это ни печально, но уже тогда еще более усилилась та столь печальная для любой психики раздвоенность граждан, когда на работе и в любом присутствии они должны были радоваться жизни, а в холодных бараках эту самую жизнь проклинать...

ГЛАВА ПЯТАЯ

Но Сталину не было до этой жизни никакого дела, и он со все возрастающим вниманием наблюдал за тем, что происходило в Европе. А происходило в ней следующее. После того как в марте 1939 года все больше входивший во вкус Гитлер окончательно прибрал к рукам Чехословакию и присоединил к рейху независимую область г. Мемеля (Клайпеда) была намечена и его следующая жертва. На этот раз ею должна была стать Польша. Гитлер решил не изобретать ничего нового и повторить ту же историю с Судетской областью в Чехословакии.

Риббентроп вызвал польского посла и изложил ему свои требования. А требовал он ни много ни мало присоединения Данцига (Гданьска, экстерриториальных железных дорог через всю Польшу), которые должны были соединить Берлин с Восточной Пруссией. Конечно, Варшава возмутилась, и... политические наблюдатели всего мира заговорили о германо-польской войне. Посчитав Гитлера наглецом, Англия и Франция обещали Польше военную помощь, а вместе с ней и Румынии с Грецией.

Верил ли в эти щедрые обещания Сталин? Думается, нет, и вряд ли после Мюнхена он сомневался в том, что в стремлении стравить с ним Германию пожертвуют этими странами точно так же, как совсем недавно они пожертвовали Чехословакией. Тем не менее 17 апреля Сталин предложил Великобритании и Франции создать единый фронт.