Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Конечно, грязи среди этого миллиона хватало, как хватало и таких, кого Сталин лишил всего, оставив им лишь право умереть за него. Всех их объявили предателями Родины, да вот только была ли она у них? И что бы там ни говорили, слово «родина» для всех этих людей ассоциировалась не с березками и журавлями, а с репрессиями, тюрьмами и лагерями.
И как это ни печально, но понять их можно. Да и чего тут понимать, если прошедшие победоносной поступью по Европе солдаты и офицеры вернутся отнюдь не в достойную их Великой Победы жизнь, а в тот же самый концлагерь. Конечно, предательство есть предательство, но как тут не вспомнить Ленина, да и самого Сталина, выступавших в 1917 году за поражение в войне собственной страны.
Всегда жившие
И не было ничего удивительного в том, что подхваченный большевиками лозунг Ленина за поражение в войне вызывал всеобщее осуждение в стране. Но как только другие люди попытались с помощью внешнего врага отнять у занявшего российский престол Сталина, всех их объявили предателями.
Представим себе на мгновение, что и в 1941 году в Кремле сидел бы кто-нибудь из Романовых. Звал бы подпольщик Коба сражаться и умирать за такую Родину? Ответить, я думаю, нетрудно... Правомерно ли сравнивать царскую Россию с Советским Союзом? Ну а почему нет? Особенно если учесть, что крестьяне, рабочие и интеллигенция стали жить в нем еще хуже. И не только материально. Над каждым из них был занесен топор, который мог опуститься (и опускался!) в любую минуту.
Да и с военными дело обстояло далеко не самым лучшим образом. Какими бы ни были «плохими» царями Иван Грозный, Петр Великий и Александр I, никому из них не пришло в голову уничтожать собственную армию. Да еще накануне самой страшной войны, какую когда-либо видело человечество.
Помимо всего прочего, людей не могло не постигнуть страшное разочарование после первых недель войны. Им говорили, что войны не будет, а она шла. Их заверяли, что их армия и командиры самые лучшие в мире, а они совершенно не умели воевать. Они были уверены, что воевать Красная Армия будет малой кровью и только на чужой территории. Вместо этого кровь лилась рекой, а маршал Ворошилов и не думал переходить границу. Каждый день им вбивали в голову, что в Кремле сидит самый мудрый человек, который все знает и предвидит. И теперь выясняется, что ничего он „не знает и не предвидит.
Давило и осознание того, что именно сейчас все выдающиеся деятели партии и военачальники даже не имели представления, что же теперь делать. Пугала и та мощь, которую немцы обрушили на советскую землю. Играл свою роль и инстинкт самосохранения, который заставлял людей сдаваться в плен, если они даже и были лояльны сталинскому режиму.
Откровенно говоря, ничего удивительного в этом явлении не было. Люди всегда остаются людьми, а война всегда имеет свою обратную и далеко не самую приглядную изнанку. А тем, кто в этом сомневается, я советую вспомнить о тех российских мерзавцах, которые продавали оружие и взрывчатку чеченским боевикам.
Помимо всего прочего, сражавшиеся за Родину люди должны быть уверены в том, что она их никогда не оставит. А она не оставляла их только в одном случае: когда их надо было наказать. Как это случилось с теми, кто выходил из окружения или побывал в плену. Десятки тысяч немцев, англичан и французов вернулись из плена домой, но никого из них за это не расстреляли и не бросили в лагерь. Сталин же устроил второй ад тем миллионам, которые в этом самом аду во многом
по его же вине побывали.Сегодня, конечно, легко рассуждать на эту тему. Но тогда, в 1941-м, на многое смотрели иными глазами, и тем не менее и Власов, и «власовщина» были явлением, как это ни печально, совершенно закономерным.
10 сентября 1941 года Сталин отдал приказ перейти к жесткой обороне войскам Западного, Резервного и Брянского фронтов. И впервые за все время боев немецкие воска были вынуждены перейти к обороне, что, в свою очередь, позволило выиграть время и как следует подготовить оборонительные рубежи на подступе к столице. Какими бы неумелыми ни были наши бойцы и командиры, но стояли они насмерть, и далеко не случайно именно после Смоленского сражения Сталин стал присваивать наиболее отличившимся подразделениям звание гвардейских.
Тяжелое положение сложилось и на Правобережной Украине, где руководство Юго-Западного фронта намеревалось отступить на левый берег. На что Сталин отреагировал соответствующим образом, о чем и поведал в своей телеграмме члену Военного Совета Хрущеву: «Предупреждаю, что если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров».
И дело заключалось даже не в угрозе отдать на поругание врагу матерь городов русских. В Киеве находилось много военных заводов, и их потеря могла стать непоправимой. Да, откровенно говоря, и саму мысль о том, что Киев окажется в руках фашистов, была для Сталина недопустима. Потому-то он и воспринял в штыки предложение Жукова сдать во избежание в общем-то уже бессмысленного кровопролития столицу Древней Руси.
— Ну а уже после сдачи Киева, — продолжал Жуков, заметив, как потемнело лицо Сталина, — нам надо как можно быстрее подготовить контрудар и покончить с ельнинским выступом, откуда немцы собираются ударить по Москве...
И вот тут-то Сталин не выдержал. Его хваленая выдержка изменила ему, и он раздраженно воскликнул:
— Какой еще может быть контрудар? И как вы могли додуматься до такой чепухи: сдать Киев?
Не сдержался и Жуков.
— Если вы считаете, — резко ответил он, — что начальник Генерального штаба способен нести только чепуху, то прошу освободить меня от занимаемой должности и отправить на фронт!
Сталин так и сделал. Вместо Жукова был назначен постоянно жаловавшийся на плохое здоровье Шапошников, а сам Жуков стал командующим Резервным фронтом, оставаясь в то же время членом Ставки Верховного Главнокомандования.
Не успел Сталин отойти от схватки со своим теперь уже бывшим начальником Генерального штаба, как получил новый удар. В самом конце июля ему на стол легла немецкая листовка с изображением его сына Якова. Ее текст гласил: «Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина учат вас Тимошенко и ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются.
Однако красноармейцы все время переходят к нам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен. Потому что всякое сопротивление германской армии отныне бесполезно! Следуйте примеру сына Сталина — он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Зачем вам приносить бесполезные жертвы, идти на верную смерть, когда даже сын вашего верховного заправилы сдался в плен? Переходите и вы!»
О чем думал Сталин, читая эти строчки? Он никогда не питал любви к Якову и всегда считал его, мягко выражаясь, «недоделанным», но его пленение было некстати. Немцы обязательно воспользуются пленением сына вождя, и вся возня вокруг него ему была не нужна.