Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
По сей день неизвестно, кто вел переговоры с большевистским вождем: сам Парвус или все тот же Ганецкий. Но это уже не важно, главное — Ленин согласился. И еще бы ему не согласиться: ему не только предлагали делать то, что он хотел сам, но еще и давали на это деньги, и немалые.
Да и что ему оставалось? Сидеть в Цюрихе? Это было не для него. И если Париж стоил какой-то там мессы, то власть в России стоила предательства своей страны. Да и не было это предательством. Во всяком случае, для Ленина. Он ехал делать революцию, и этим было сказано все. Правда, убедить в собравшихся на вокзале русских эмигрантов, что поездку в Россию устраивает Мартов, ему не удалось. Со всех сторон неслись крики «Немецкие шпионы!» и «Предатели!». И как потом рассказывали очевидцы, Ленину
Вскоре поезд, которому была открыта «зеленая улица», прибыл в Берлин, где сутки простоял на запасных путях. И, судя по всему, именно туда под покровом ночи явились высокопоставленные чины из МИДа и генерального штаба. Тогда же, надо полагать, перед Ильичем и была поставлена окончательная задача: захват власти и выход из войны. Во всяком случае, именно после остановки в Берлине Ленин переработал свои знаменитые «Апрельские тезисы».
Из Германии Ленин отправился в Стокгольм, где провел целые сутки в многочисленных переговорах и встречах. А вот увидеться со своим «спонсором» Парвусом Ленин по каким-то ведомым только ему причинам не пожелал. Не сидел все это время без дела и Ганецкий, который был занят созданием для Ильича... имиджа лидера русской революции. Потому и появились в шведских газетах статьи с портретами Ленина и крупными заголовками: «Вождь русской революции».
Но и это было еще не все. Мало было известить Россию о приезде в нее неизвестно откуда взявшегося вождя, надо было еще устроить ему подобающую встречу. Для чего и отправились агенты Ганецкого — Парвуса в Петроград с соответствующими инструкциями и толстыми пачками денег. Большевики большевиками, а идеи необходимо подогревать. И подогрели они их, надо заметить, на славу...
В течение нескольких десятков лет советские историки и политики будут на все лады славить Ленина, который один увидел в ниспавшей на Россию тьме струившийся откуда-то сверху свет. Возможно, оно и на самом деле было так. И тем не менее возникает неизбежный вопрос: ну а что, если все эти прозрения были следствием отнюдь не данной свыше гениальности, а его бесед с Парвусом и доставки в Россию с вполне определенной целью?
«Купца революции» и генеральный штаб мало волновал какой-то там контроль над правительством, им была нужна революция в России и ее выход из войны. Да и «Апрельские тезисы», как, во всяком случае, об этом поговаривали, обрели свой законченный вид только после бесед Ленина с высшими чинами генштаба в Берлине. Если это было на самом деле так, то, хотел того Ильич или нет, но отработать свою доставку в Россию он был обязан. Тогда все разговоры о свете в конце тоннеля теряют весь свой смысл, и Ленин должен был хвататься за любую соломинку, будь то социалистическое правительство в образе Совета или что-нибудь другое. И, зная вождя, не трудно догадаться, что он в любом случае нашел бы, за что ему ухватиться, если бы даже никаких Советов в России не было бы и в помине. Ну например, за слабости российской буржуазии и неспособность Временного правительства руководить.
Верил ли сам Ленин, трясясь в своем «запломбированном» вагоне с собственным поваром, любовницей и женой, в задуманную им социалистическую революцию? Да кто его знает, может быть, и верил. Какие бы лозунги выдвигал Ленин, попади он в Россию без помощи Парвуса? Надо полагать, те же самые! Особенно если учесть, что прообраз социалистического правительства в стране уже имелся, а у власти стояли совершенно неподготовленные к ней люди.
Да и как-то мало верится в то, чтобы Ленин пошел на союз с меньшевиками и требовал лишь давления на Временное правительство. А вот чего бы он, лишенный немецких денег, добился, это уже другой вопрос. Чисто теоретический. Зато известно другое: сидеть и ждать, пока в России будет построен капитализм и создадутся объективные предпосылки для социалистической революции, Ленин не стал бы. Ему были нужны не предпосылки, а власть...
В отличие от многих политиков того времени, Ленин обладал несокрушимой верой в свои
силы, в то время как стоявшие у власти люди так толком и не знали, что же им теперь делать.«Мы, — откровенно писал в своей книге Шульгин, — были рождены и воспитаны, чтобы под крылышками власти хвалить ее или порицать... Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть из депутатских кресел на министерские скамьи... под условием, чтобы императорский караул охранял нас... Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала у нас кружилась голова и немело сердце...»
А вот у Ленина голова не кружилась (она закружится у него потом и еще как закружится!), сердце тоже не немело, и он смело заглядывал в черневшую у его ног пропасть и при этом не ахал и не охал, как те же члены думского временного комитета во время февральских событий. В нем, как писал Фишер, не существовало даже намека на какую-то манерность, и он был начисто лишен позы. Манера обращения Ленина отличалась прямотой, язык — простотой. Сказанное им трудно интерпретировать неправильно, позиция его была ясна всем.
Не позволял он говорить двусмысленно и другим — либо «за», либо «против». Несогласных с ним товарищей по партии он бешено обличал; возвращающихся в его ортодоксальное лоно он приветствовал. Он никогда не смешивал чувств с политикой. Были у него нервы, а не чувства. Личная гордость и смирение были равно чужды ему; он знал лишь одну истину — свою собственную.
Он был сварлив, нетерпим, раздражителен. Он преследовал цель революции с оптимистической настойчивостью охотника. Он считал насилие законным, даже предпочтительным методом и защищал этот метод хладнокровно и открыто. Цель оправдывала все средства. Деньги и другие виды помощи «не пахли» — цель очищала все. Лично нечестолюбивый, сдержанный вплоть до аскетического самоотречения (он бросил играть в шахматы, потому что они поглощали слишком много времени), он жил не ради себя и не ради жены или друзей, а ради идеи.
Он был монахом-марксистом. Но идея его не имела ничего общего с религиозным идеалом или видением. Картины розового рая на земле не трогали его — он не испытывал ничего, кроме презрения к утопистам, мечтавшим об утопии без изъянов. Он был военным политиком. Как хороший главнокомандующий, он планировал полный разгром неприятельской армии, а не только захват ее укреплений.
Надо было вступить в бой, поразить врага и захватить власть — а там видно будет. Человек властный, Ленин хотел свергнуть властвующих и сам стать властью, а все остальное его мало волновало. И кто знает, может быть, так было и надо: ввязаться в драку, особенно если не было другого выхода...
Поздним вечером 3 апреля 1917 года Ленин прибыл в Белоостров, где вождя встретил Шляпников с несколькими членами Русского бюро. Едва пожав руку бывшему партийному лидеру Петрограда, Ленин стал его расспрашивать «о положении дел в партии, о причинах переворота «Правды» к оборончеству и о позиции отдельных товарищей». Затем недовольно взглянул на Каменева.
— Что у вас пишется в «Правде»? — спросил он. — Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали!
Со свойственным ему мягким отношением к своему любимцу, вождь слегка пожурил Льва Борисовича, а о Сталине даже не вспомнил. В 23 часа 10 минут поезд прибыл в столицу. Ганецкий постарался на славу, и Ильича встретила огромная толпа из рабочих, солдат, членов Центрального и Петербургского комитетов.
В своем приветственном слове Чхеидзе выразил надежду на «сплочение всей демократии» в защиту «нашей революции». Ленин весьма прохладно выслушал Чхеидзе, затем вышел на площадь и со своего знаменитого броневика обратился к встречавшим его солдатам, матросам и рабочим. Поздравив «товарищей» с «победившей русской революцией», он заявил, что «грабительская империалистическая война» является началом гражданской войны во всей Европе.
— Не нынче-завтра, каждый день, — вещал он, — может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция, совершенная вами, положила начало и открыла новую эпоху. Да здравствует всемирная социалистическая революция!