Сталин

Интересно сопоставить: через 81 год, уже после смерти Ленина, в Уголовном кодексе РСФСР 1926 года было записано:

«Пропаганда и агитация, содержащие призывы к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти… а равно распространение или изготовление или хранение литературы такого содержания влекут за собою лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже шести месяцев». Почти те же идеи, за исключением неизвестных во времена Николая I слов «пропаганда», «агитация» и довольно расплывчатых – «не ниже шести месяцев».

Самодержавная власть уделяла главное внимание армии и полиции. Хотя, по нынешним меркам, численность карательного аппарата была небольшой. В 1895 году, например, в департаменте полиции служил 161 человек, в корпусе жандармов – около 10 тысяч человек и несколько десятков тысяч полицейских. Но власти давали полиции, особенно политической, весьма большие права. Как писал глава департамента полиции (в 1902–1905 гг.) А.А. Лопухин: «Население России ставилось в зависимость от личного усмотрения чинов политической полиции. Виновность часто устанавливалась на основании субъективных мнений полицейских чиновников». Самодержавие широко практиковало ссылку неугодных, каторжные работы. Например, на пороге XX века в Сибири было около 300 тысяч ссыльных разных категорий и около 11 тысяч заключенных, приговоренных к каторжным работам. Правда, лишь 5–10 % ссыльных и каторжных были «политическими». Значительная часть ссыльных – иногда до половины – отсутствовала, т. е. находилась в бегах ввиду мягкости режима.

Полицейский режим не был чрезмерно жестким: например, выезд за границу был делом весьма свободным. Для поездки за границу нужно было лишь написать заявление губернатору и заплатить небольшую пошлину. В 1900 году, например, около 200 тысяч русских провели по нескольку месяцев за рубежом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что главные ниспровергатели царизма находились за рубежом. Многие из них хорошо знали слабости департамента полиции и при формировании (после революции) новой системы безопасности пошли гораздо дальше в деле ужесточения порядка и правил, определяющих лояльность конкретного лица к Советскому государству.

Таким образом, у пришедшей к власти революционной партии, с одной стороны, были слишком слабые демократические традиции, чтобы воспрепятствовать быстрому росту бюрократии, а с другой – «доставшийся по наследству» полицейский опыт царского самодержавия, которое она низвергла. Поэтому неудивительно, что уже вскоре после Октября стали широко практиковаться самые жестокие репрессивные меры в отношении противников нового строя, меры, выходившие за рамки революционной законности. То была страшная опасность для свободы, за которую так ожесточенно боролись большевики. Незаметно, исподволь расчищалась тропа для будущего цезаря.

В переписке Калинина сохранилась выписка из Протокола Политбюро № 110 от 9 марта 1922 года. Уншлихт докладывал вопрос о борьбе с бандитизмом. Заслушав, Политбюро постановило: «Принять следующее предложение Уншлихта: предоставить ГПУ право непосредственной расправы (выделено мной. – Прим. Д.В.) а) с лицами, уличенными в вооруженных грабежах, уголовниками, рецидивистами, пойманными с оружием; б) ссылки в Архангельск и заключение в Архангельске подпольщиков-анархистов и левых эсеров…

Секретарь ЦК Молотов» .

Расправа без суда… Дальше – больше. Вот еще такой документ:

«Москва, Б. Лубянка, 2

№ 243 511

Секретарю ЦИК СССР тов. Енукидзе

ОГПУ просит разрешения на внесудебный (выделено мной. – Прим. Д.В.) приговор:

1. Дело Бабина М.И., он же Рубин – меньшевик правой группировки «Зарист», обвиняемый по 62-й ст. Уголовного кодекса.

2. Дело Абрикосовой и других, в числе 56 человек, обвиняемых по ст. ст. 61, 66 и 68-й Уг. кодекса – крупная шпионско-фашистская организация.

Личный доклад по обоим делам сделает зам. нач. СООГПУ тов. Андреева. 5.IV.1924 г.

Ягода

Дерибас».

Ниже приписка: «Прокурор Караньян возражает по второму делу. Ягода» . Тогда еще можно было возражать…

Чрезвычайные меры, внесудебные репрессии, которые можно еще как-то объяснить в контексте революции, гражданской войны, не были искоренены в условиях мира, были признаны нормальными актами и усилия Ленина, а после его смерти стали едва ли не обычным атрибутом «нового образа жизни». Достаточно было выдвинуть обвинение во «враждебных действиях» по отношению к новому строю. Бюрократия усвоила это правило жестокой игры раньше других. Постепенно новые поколения работников органов безопасности смотрели, в сущности, на каждого советского гражданина как на потенциального противника строя. Такое видение давало постоянные плоды. О них редко писали в печати, но в любом поселке, на заводе, в институте, наркомате люди, узнав о новом раскрытом «гнезде антисоветчиков», как-то внутренне еще больше сжимались, замыкались в себе, с подозрением смотрели на окружающих, были готовы поддержать любую новую «установку», «линию» руководства. Потенциальная (а часто и реальная) угроза кары духовно калечила людей.

Сталин получал множество докладов о политических настроениях, о наблюдениях за подозрительными элементами, о выявлении новых антисоветских групп. Вот, например, выдержки из одного такого донесения, которое легло на стол Сталину вскоре после окончания войны, – «Антисоветские группы среди интеллигенции и молодежи»:

«1) Дело антисоветской группы инженерно-технических работников НКПС в Москве: Д.Д. Терембецкий, В.Д. Бирюков, С.А. Бабенков (следует еще ряд фамилий. – Прим. Д.В.). Осуществляли антисоветские высказывания. Группа ставила задачу в момент подхода гитлеровских войск поднять восстание. Дело находится в Особом Совещании.

2) Антисоветская группа студентов московских вузов (5 человек), в т. ч. Медведский Л.А. – студент химико-технического института; Вильямс Н.И. – сын академика Вильямса, МГУ; студент Гастев Ю.А. – сын врага народа, троцкиста Гастева А.К.; мать и родной брат репрессированы, – тоже студент МГУ и др. Ведут антисоветские разговоры. Изъяты у членов группы стихи антисоветского содержания…

4) Антисоветская группа средней школы станицы Старо-Михайловская Краснодарского края в составе: Ковда Б.А., бывший учащийся, находился на оккупированной территории; Духно Р.Н., учащийся 9-го класса; Богва Н.Г. – учащийся 9-го класса. Создали что-то вроде кружка «борьбы за справедливость». Поддерживались антисоветски настроенными учителями Якович С.М. и Яровым Д.К. Следствие продолжается…» Далее следует перечисление еще нескольких десятков подобных «антисоветских групп». Если в 15–16-летних школьниках, чей романтический и патриотический порыв свободы духа еще не был погашен, видели угрозу строю, то что говорить о других «группах»… Сталинский бюрократизм не мог обходиться без жертв.

Многие вопросы, которые, казалось бы, являются сферой политической, идеологической, тоже были полностью отданы на откуп ведомствам, которые для Сталина теперь были, повторюсь, важнее, чем партия.

«Товарищу Сталину И.В.

8 сентября 1945 г.

Мавзолей В.И. Ленина полностью готов для допуска посетителей… При этом представляем на Ваше утверждение проект распоряжения Совнаркома СССР об открытии Мавзолея В.И. Ленина с воскресенья 16 сентября 1945 года.

Л. Берия

В. Меркулов» .

Прах Ленина, доставленный из Тюмени, где он находился в годы войны, органы подготовили к тому, чтобы поместить в Мавзолей. Уже никто не смог и подумать, что языческое идолопоклонство, связанное с прахом вождя, отупляет и оглупляет народ. Не случайно его бюрократия распорядилась, чтобы о памяти Ленина «заботилось» бериевское ведомство. При этом с него не снимались и прямые обязанности, которые постоянно «перевыполнялись». Например:

«Товарищу Сталину И.В.