Сталинские соколы. Возмездие с небес

Мой Ил-2 залатали. Командование принял штурман и комиссар полка Скляров. Он младше меня на четыре года и хотя стал коммунистом уже после того, как стал летчиком, я не очень люблю нового командира, впрочем, он ведь не девушка и я тоже. В отличие от Ярового он для меня слишком «идейный». Максим Гаврилович тоже относится ко мне с подозрением, мол, с одной стороны – неплохой летчик, с другой – в тридцать два года все еще лейтенант и даже не командир звена.

С началом октября из-за неблагоприятной погоды и начавшейся осенней распутицы наступила передышка. Правда, этого нельзя сказать о наземных войсках. Немцы до сих пор имеют преимущество на земле и в воздухе, мы остановить их не можем и вынуждены отступать. Население, боясь прихода фашистов, с укором смотрит нам вслед. – «Вояки, мать вашу!» – и прячут нехитрые припасы по погребам, как будто это поможет. Вокруг Сталинграда что-то заваривается. Нас перебрасывают на восточный берег Волги. На западных площадках чувствуется отсутствие необходимых боеприпасов и топлива. Когда метеоусловия улучшаются, в редких случаях удается произвести загрузку бомбами и РС в соответствии с поставленными задачами. ФАБ-100 еще есть, а вот ФАБ-50 практически израсходованы.

Перебазируемся 3 октября в 11.00 дня под прикрытием легкого тумана. Девять оставшихся Ил-2 688-ШАП. Ведет группу капитан Скляров, далее командуют звеньями Толя Кадомцев, Ваня Бибишев и Афанасий Яровицкий. С нами перелетает шестерка И-16. Туман помещал собраться плотным строем и некоторое время мы летим в одиночестве. Лечу, и мне кажется, что в ровном гуле мотора я слышу тихую красивую музыку, может быть Шостаковича – интересная слуховая галлюцинация. Наконец, плотность дымки уменьшилась, и группа начала собираться в эскадрилью. Появление немецких охотников было полной неожиданностью. Один из наших тут же был сбит. Прикрывая друг друга, мы пересекли ширь великой «нашей» русской реки и стали искать подготовленные для посадки площадки. Это далось нам с трудом. На аэродром восточного берега для ускорения садились парами, кстати, парой я садился впервые. Сбитым Илом оказался самолет младшего лейтенанта Яровицкого. Летчик погиб, а стрелок, выброшенный ударом из кабины, получил тяжелые ранения и был отправлен в госпиталь. Одного немца все же сбили истребители.

К середине октября, как и следовало ожидать, метеоусловия еще ухудшились, количество летных дней уменьшилось. Люди, получили короткую передышку. 22 октября выпал первый снег, в районе аэродрома были такие снежные заряды, что часовые ничего не могли разглядеть уже в нескольких метрах от себя. В период вынужденного затишья у нас произошел один неприятный случай. В полку было несколько женщин на штабных должностях. Понятно, что в обстановке войны в окружении молодых людей, каждый из которых мог запросто не вернуться из вылета в любой день, женщины окружались особым вниманием. Вульгарности или распутства не было, наоборот, присутствие особ противоположного пола делало мужчин галантней и обходительней. Личный состав представлял собой разные возрасты от нецелованых юнцов до зрелых женатых мужчин, к коим относился и я. С супругой я не виделся около шести месяцев, и, сказать по правде, наверное, до «первого раза» легче терпеть воздержание, чем вошедшим, так сказать, в регулярность отношений. Правда, я в полку вольностей себе не позволял. Были и такие, кто переносил тяготы воинской жизни с большим нетерпением. Был у нас молодой летчик с Кавказа, фамилию его умышленно не называю, так вот, он запал на одну барышню, работающую при штабе, и оказывал ей всяческие знаки внимания. Девица, конечно, на его ухаживания хихикала, но большой взаимностью не отвечала. Надо сказать, что с целью обеспечения порядка, женщины были на «особом контроле» старших офицеров, не буду утверждать, что там были какие либо отношения, но от слишком назойливых ухажеров «большим» погоном прикрыться легче. Случилось так. мы с кавказцем возвращались из ближайшего села на аэродром по лесочку, а ходили за выпивкой. По пути нам попалась та самая барышня из штаба. Видимо, горячая кровь и алкоголь ударили в голову неудавшемуся Ромео, и он начал особенно активно приставать к объекту своей нереализованной страсти. Девушка попыталась объяснить, что в данный момент он не является героем ее романа. Тогда кавказец схватил ее и повалил прямо на снег. Несколько секунд я не вмешивался. Ситуация получилась даже комичной. барышня кричала помочь ей, а кавалер – ему. Наконец, я оттащил горячего парня и помог девушке подняться. Все бы обошлось, но женщина пожаловалась командиру, и дело приняло дурной оборот. И хотя к произошедшему инциденту я имел самое посредственное отношение, учитывая нелюбовь ко мне нового комполка, мог угодить под суд за соучастие в попытке изнасилования. Мы договорились со Скляровым, что огласки и развития это дело не получит, но нас переведут в другую часть. Так я получил перевод в 810-й ШАП действовавший на Брянском фронте. Кстати, я узнал потом, что летчик тот, кавказец, через месяц погиб в катастрофе.

В первых числах ноября я прибыл на новое место службы и сразу влился в боевую работу полка. В части встретили меня отлично, к чести Максима Гавриловича, он дал мне отличную характеристику, сделав упор на летный опыт, поэтому в 810-м я разу стал в строй наравне с «ветеранами». Быт был суровый, жили в землянках отапливаемых буржуйками по шесть человек. Приближающая, а фактически начавшаяся зима, запустила впереди себя холод и сырость. На улице было зябко, в землянке душно. Но все эти бытовые неудобства меркли по сравнению с войной и опасностью быть убитым. Жаловаться на трудности жизни было бы кощунственно по отношению к погибшим товарищам, и мы не жаловались. А кормили авиацию всегда хорошо, преобладали каши, но их было вдоволь.

810-й Штурмовой Авиационный Полк был трехэскадрильным и входил в состав 225-й ШАД. Командир – майор Георгий Петрович Зайцев, принял полк летом после гибели предыдущего командира. К ноябрю 1943 года на Брянском участке фронта наблюдалось некоторое затишье. Основной задачей, ставившейся перед дивизией и полком, было завоевание господства в воздухе для облегчения планирующихся зимних операций. Ну, мы-то не истребители, штурмовик господство в воздухе может обеспечить только одним. уничтожением самолетов противника на земле, поэтому кроме ударов по переднему краю и транспортным коммуникациям мы готовились к штурмовке фашистских аэродромов.

Первое боевое крещение в новой части я получил уже через несколько дней после прибытия. 6 ноября в 8.00 утра в сложных метеоусловиях в числе шестерки наиболее подготовленных летчиков второй эскадрильи я вылетел на штурмовку ПВО и самолетов, стоящих на аэродроме в районе станции Горшечное.

Погода для полетов отвратная. снизу туман, сверху низкая облачность не выше пятисот метров и мы посередине на двухстах метрах от земли. Нас должно сопровождать шестерка Яков, но смогут ли они разглядеть нас в таких метеоусловиях. С наступлением дня туман должен ослабнуть. В районе нашего аэродрома видимость была более-менее. Сквозь дымку в разрывах облаков проглядывает заспанное зимнее солнце. На маршруте облачность и туман медленно рассеиваются. Внизу зима правит во всей красе. Сейчас бы побродить по сказочно зачарованному заснеженному лесу, поваляться в снегу или взять санки и айда с дочкой на горку, как давно это было, наверное, в другой жизни. В теперешней – только эта война, кажется, она идет с самого нашего рождения.

Васька привыкла к самолету и не прячет мордочку в сумку. Со мной ей теплее, веселее и спокойнее, чем на холодном заснеженном аэродроме. Она смотрит через остекление в сторону. Что она там видит? Понимает ли, что летит? Или для кошачьего восприятия это слишком сложное уравнение?

Местами маршрут проходит над лесистыми заснеженными холмами. Самолет летит так низко, что, кажется, сейчас зацепит верхушки деревьев, а на высотомере – триста метров, но идти выше нельзя, мы над территорией врага и до аэродрома еще далеко.

Где-то впереди истребители перехватили немецкую пару, это слышно из радиообмена командира их группы, мы идем незамеченными.

Внезапно самолет вошел в зону сильной болтанки. Стрелок, ефрейтор Леша, материться, ему плохо и холодно, мне, откровенно говоря, тоже не очень хорошо, забеспокоилась и Васька. Группа увеличила дистанции и интервалы. Илы бросает как лодки в шторм, формируется зимний фронт.

На подходе к аэродрому вошли в облачность. Выскочили из облаков на высоте четыреста метров прямо над аэродромом. Немцы открыли огонь с опозданием, дав нам сделать единственный заход. Сбросив бомбы на зенитную пушку в районе стоянки самолетов, прохожу дальше. Один снаряд разорвался совсем близко, мне кажется, что я вижу, как разлетаются осколки, мы заговоренные, Васька точно стала моим талисманом.

Собравшись в группу, идем домой. Считаю эскадрилью – все живы. Обратная дорога проложена по иному маршруту, главное – пересечь линию фронта. На обратном пути попадаем в туман. Один из летчиков потеряв пространственную ориентировку и не справившись с управлением, врезается в холм прямо передо мной. Видимость настолько ухудшилась, что найти свой аэродром будет сложно. Наконец, обнаружив посадочную площадку, мы плюхаемся мимо полосы в заснеженную зону. Ил затрясло и развернуло вправо, мы чуть не задели своих зенитчиков, но стойки выдерживают давление рыхлого снега. Садятся все, кроме экипажа младшего лейтенанта Гончарова и стрелка Комаркова – это они упали, может еще вернуться, но пока числятся как без вести пропавшие.

В конце ноября выдавались несколько летных дней, когда полк летал на штурмовку железнодорожной станции Горшечное, но я следующий раз вылетел только в декабре. В конце ноября я сильно застудился и слег на неделю с температурой, но все обошлось. Дело в том, что в связи с переводом, полного зимнего обмундирования я не получил и имел только кожаное летное пальто. Хотя еще под Сталинградом я заметил, что промочи ноги на холоде или постой под ледяным ветром, другими словами. попади в ситуацию, от которой на гражданке слег бы с температурой или хотя бы схватил насморк, здесь все обойдется. На фронте болеют редко, напряжение включает скрытые силы организма и тот держится. Видимо у меня просто накопилось.

9 декабря распогодилось, ясным зимним утром в 8.30 вылетели четверкой Ил-2 на «охоту», с целью обнаружить и уничтожить немецкие войска, передвигающиеся по автодорогам в окрестностях города Орла. Нас будет прикрывать четверка «лакированных гробов» – отличных истребителей для сопровождения штурмовиков. Природа кругом – хоть пиши картину. заснеженные лесостепные равнины Среднерусской возвышенности и редкая и высокая кучевая облачность, освещенная бледно-розовым солнцем. Пастельные тона окружающей природы хорошо сочетаются с зимним камуфляжем самолетов. «Охотились» достаточно долго, наконец, заметили на дороге двигающиеся от Орла по направлению на Брянск немецкие войска. Один наш Ил из-за неполадок повернул домой. Мы втроем сделали по три-четыре захода на врага. Зенитный огонь был слабым. Я уверен, что бомбами и РС уничтожил два автомобиля. Радовало отсутствие немецких истребителей, не смотря на отличную погоду, и ЛаГГи, оставив нас, расширили зону поиска. На обратном пути заметили одинокий «лаптежник» идущий на высоте более двух тысяч метров. Самолет фрицев был поврежден и ковылял к своим, оставляя в небе легкий масляный след. Ил-2 и Ю-87 – самолеты поля боя и, несмотря на разные характеристики и тактику применения – соперники. Упустить такую возможность мы не хотели и дерзко пошли вверх вдогон. Даже без нагрузки Ил медленно набирает высоту. С площадками для разгона мы догнали немцев минут через десять, и, выйдя на дистанцию стрельбы, открыли беспорядочный огонь из всего бортового оружия. Добитый враг штопором пошел к земле. Проводив его взглядами, мы со снижением развернулись в свою сторону. Никакого сомнения или жалости к врагу не было.