Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Узнав об этом, Томский на собрании в ОГИЗе признал, что имел тесные оппозиционные контакты с Каменевым и на следующий день, 22-го августа, покончил жизнь самоубийством. Он оставил записку Сталину, в которой свои ошибки объяснял влиянием Каменева и Зиновьева. Он написал: «Я глубоко презираю эту подлую банду!»

В этот же день Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Чубарь, Ежов телеграфировали Сталину: «Передаем Вам шифром текст приговора, опустив формальную часть - перечисление фамилий. Просим сообщить Ваши указания».

Сталин ответил на следующий день. Он обратил внимание на психологические моменты: «Первое, проект по существу правилен, но нуждается в стилистической отшлифовке. Второе, нужно упомянуть в приговоре в отдельном абзаце, что Троцкий и Седов подлежат привлечению к суду, или находятся под судом, или что-либо в этом роде. Это имеет большое значение для Европы, как для буржуа, так и для рабочих».

Тем временем лица, названные на процессе обвиняемыми в качестве сообщников, спешили продемонстрировать свою лояльность власти. «Правда» 21 августа опубликовала статьи Раковского «Не должно быть никакой пощады» и Пятакова «Беспощадно уничтожать презренных убийц и предателей".

Отмыться спешили многие. В этот же день «Известия» поместили материал Карла Радека «Троцкистско-зиновьевско-фашистская банда и ее гетман Троцкий», а 24-го числа в «Правде» появилась статья Преображенского «За высшую меру измены и подлости - высшую меру наказания».

Поэтому нет оснований относиться критически к тому, что Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов и Ежов телеграфировали 24 августа в Сочи: «Политбюро предложило отклонить ходатайство и приговор привести в исполнение сегодня ночью. Завтра опубликуем в газетах об отклонении ходатайства и приведении приговора в исполнение».

Сталин ответил в этот же день: «Согласен». Четырнадцать приговоренных по делу «троцкистско-зиновьевского центра» к смертной казни были расстреляны, а через два дня после приведения приговора суда в исполнение тема процесса вообще совершенно исчезла со страниц печати.

Безусловно, не процессы над врагами народа составляли особенность того времени. Жизнь обычных людей была заполнена другими интересами. У каждого в ней были успехи и неудачи, радости и огорчения. Газеты сообщали о рекордах стахановцев, о новых стройках, о героях-авиаторах.

Авиации Сталин уделял особое внимание. На смотре авиационной техники в 1932 году на Московском центральном аэродроме собравшиеся восхищались летными качествами истребителя «И-5», развивавшего скорость 280 километров в час. Однако сразу после смотра Сталин сказал: «Это ничего. Но нам нужны не эти самолеты. Надо, чтобы самолет давал четыреста километров в час…» И уже в 1933-1934 годах Н.Н. Поликарпов создал истребитель-моноплан «И-16» с убирающимся шасси и скоростью 460 километров в час. Казалось бы, вождь мог быть удовлетворен, но он не давал передышки специалистам.

В яркий, солнечный день 5 августа 1933 года на дачу Сталина был приглашен конструктор Ильюшин. Там уже были нарком Ворошилов, начальник главного управления авиапромышленности Баранов, начальник ВВС Алкснис, авиаконструктор Туполев. В шесть часов сели обедать, но Сталин продолжал разговор. Ильюшин позже признался, что был изумлен: «Откуда Генеральный секретарь так знает авиацию?»

Когда речь зашла о мощных двигателях, Сталин заметил: «Нам надо иметь хорошие двигатели с воздушным охлаждением, но, видимо, у нас с ними что-то не получается». Баранов предложил купить лицензию у иностранных фирм. Сталин живо поддержал идею и тут же определил состав комиссии. Разговор он заключил предупреждением: «Комиссию без лицензии не возвращать…».

Вскоре Ильюшина пригласили в Кремль, где он получил задание на конструирование нового самолета. После обсуждения и уточнения деталей Сталин поинтересовался сроками выполнения проекта. Названный конструктором срок его не удовлетворил. И он спросил: «Может быть, вам следует изменить метод вашей работы? Не надо стремиться делать все самому». Ильюшин вспоминал, что Сталин тут же дал ему ряд практических указаний, позволивших значительно сократить сроки.

Трижды Герой Социалистического Труда, многократный лауреат Сталинской премии за создание бомбардировщиков разных типов, Сергей Ильюшин писал: «Когда я думаю о Сталине, передо мной встает прежде всего простой, сердечный человек. Я имел счастье быть согретым не раз неповторимой сталинской улыбкой…»

Как это бывает в новом деле, не все в развитии авиации складывалось легко и гладко. В начале июня 1936 года вопрос о причинах аварий самолетов рассматривался на совещании в ЦК. В перерыве В.П. Чкалов, Г.В. Байдуков и А.В. Беляков обратились к Орджоникидзе с просьбой помочь добиться разрешения на полет через Северный полюс в США. Нарком подвел летчиков к Сталину.

Он, чуть прищурившись, поинтересовался: «Зачем лететь обязательно на Северный полюс? Летчикам все кажется нестрашным - привыкли рисковать».
– «Риска мало, товарищ Сталин, - с волжским оканьем убеждал Чкалов, - машина отличная, моторы тоже».

Сталин улыбнулся и предложил: «Прежде чем лететь в Америку, надо хорошо и подробно все изучить. Наша страна огромна, места для полетов хватит.
– И, подумав, добавил: - Вот вам маршрут: Москва - Петропавловск-Камчатский».

Искреннее уважение к летчикам проявлялось у Сталина с нескрываемой очевидностью. Они чувствовали и знали это. 19 июля 1936 года экипаж в составе Чкалова, Байдукова и Белякова на советском самолете «АНТ-25» успешно совершил перелет по «сталинскому маршруту» - Москва - Петропавловск-Камчатский - остров Удд. Сталин, Ворошилов и Орджоникидзе встретили возвратившихся героев на аэродроме в Москве. Вождь спросил Чкалова, что бы он еще хотел сделать? «Еще разок полететь, товарищ Сталин, - ответил пилот.
– Куда-нибудь подальше».

Беспосадочные перелеты советских авиаторов через огромные пространства становились убедительным подтверждением достоинств социалистического строя. Они не уступали по триумфу будущей космической эпопее. Осенью Калинин привез Чкалова, Байдукова и Белякова с женами на дачу Сталина в Сочи. Сталин и Жданов встретили гостей у ворот. Видя их смущение, хозяин предложил прогуляться; угощал лимонами и рассказывал о посаженных деревьях, особенно об эвкалиптах. Снова возник вопрос о полете через Северный полюс. На этот раз Сталин не возражал, но отметил, что для обеспечения полета необходимо иметь метеорологическую станцию в районе полюса.

Между тем, доведя под давлением Ежова дело арестованных террористов до суда, Ягода оказался в сложном положении. В период расследования и на процессе прозвучали новые имена, и глава НКВД вынужден был произвести аресты подозреваемых руководителей троцкистов. Они начались еще летом. В момент развертывания операции наркома НКВД посетил Радек.

Он спросил, как далеко Ягода пойдет в ликвидации организации? Тот признался: «Положение таково, что придется далеко идти, возможно, и до полной ликвидации, и тут я ничем не смогу помочь, так как я нахожусь под строгим контролем Ежова».