«Сталинский питомец» - Николай Ежов

Сложилась странная ситуация. 6 марта в газете «Водный транспорт» в последний раз было упомянуто его имя — в заметке о приказе наркома «об оплате инициативы руководителей стахановских школ». После этого его имя в прессе больше не упоминалось, единственным исключением, где он упоминался косвенно, была заметка капитана парохода «Н. Ежов», напечатанная 2 апреля [82] . Тем не менее, Ежов оставался в своей должности, но очень дурным знаком было то, что даже в ведомственной газете «Водный транспорт» о нем писали уже без упоминания фамилии, а просто — «нарком водного транспорта». Причем со второй половины марта в газете крепчает критика положения дел на водном транспорте, а 31 марта было принято постановление СНК СССР № 411 «О готовности Наркомвода к навигации 1939 г.» и в нем отмечалось, что наркомат подготовился «неудовлетворительно». В постановлении были намечены конкретные мероприятия по подготовке и ремонту судов к навигации, ремонту портовых механизмов и т. п. О Ежове не говорилось ни слова {727} . Зато теперь включилась тяжелая артиллерия и с критикой Наркомвода выступила газета «Правда». В передовой статье в номере от 2 апреля «Преодолеть отставание водного транспорта» говорилось, что объем перевозок в 1938 году оказался даже ниже, чем в 1937 году. Так что задание Сталина Ежову — «подтянуть» водный транспорт — оказалось полностью проваленным.

82

Совсем недолго пароходу оставалось бороздить морские просторы под этим названием. См. док. № 7.

727

ГАРФ. ф. 5446. Оп. 1. Д. 154. Л. 8–15.

Глава 8. Враг народа

Судя по всему, дни Ежова были сочтены, но он продолжал работать. По словам Роя Медведева, «во время заседаний наркомата водного транспорта он не произносил ни слова, только складывал и запускал бумажных голубей, а потом ползал под столами и стульями, отыскивая их» {728} . Эта история вряд ли имеет основания. Без сомнения, Ежов был расстроен и подавлен, но не впал в маразм. Об этом свидетельствуют приказы и распоряжения за его подписью, которые он отдавал до своего последнего рабочего дня [83] . Не нашли мы и каких-либо обрывков бумажных голубей или характерных сгибов на документах наркомата водного транспорта. Рассказ Медведева — не более чем приукрашенная выдумка о полоумии наркома.

728

Medvedev R. Let History Judge: The Origins and Consequences of Stalinism. Oxford, 1989. P. 458–460; Тополянский В. Ежов: портрет палача // Независимая газета. 1991. 4 декабря.

83

3 приказа — 29 марта, 8 — 1 апреля, 1 — 2 апреля, 2 — 3 апреля, 1 — 4 апреля, 6 — 7 апреля, 1 — 8 апреля, 3 — 9 апреля (РГАЭ. Ф. 7458. Д. 5222–5223).

9 апреля 1939 года Ежов подписал три последних приказа {729} . Это был его последний рабочий день. Как сообщила на следующий день газета «Водный транспорт», в наркомате было проведено партсобрание с «критикой не взирая на лица» и вполне понятно, кто оказался под огнем этой критики. Ежов не был освобожден от должности. Возглавляемый им наркомат был просто упразднен, разделившись на наркомат речного флота и наркомат морского флота, во главе которых были поставлены новые наркомы — З. А. Шашков и С.С. Дукельский {730} . А уже на следующий день, 10 апреля, Ежова арестовали. По некоторым сведениям, его вызвали в ЦК в кабинет Маленкова, где и был произведен арест, не исключено, что это сделал грузный Богдан Кобулов, для которого скрутить мелкого Ежова не представляло сложности, да и один вид «Кобулича» гарантированно парализовал его волю {731} . Хотя поговаривали, что он был арестован и самим Берией. В тот же день у него дома, на даче и в рабочем кабинете был произведен обыск {732} . На квартире как невольные свидетели были арестованы его племянники Анатолий и Виктор Бабулины {733} . Обыск квартиры и служебного кабинета выявил следы пьянства и депрессии. В письменном столе и книжных шкафах (заполненных по большей части работами его жертв) были обнаружены спрятанные в разных местах заряженные пистолеты и бутылки водки. В ящике стола лежал пакет с пулями, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев, Смирнов, причем каждая пуля была завернута в отдельную бумажку с фамилией казненного {734} .

729

РГАЭ. Ф.7458. Д. 5222–5223.

730

Водный транспорт. 1939. 10 апреля.

731

Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. М., 1997. С100.

732

Брюханов Б. Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 132; Полянский А. Как ломали «железного наркома»… С. 68,73; Маленков А.О. моем отце Георгии Маленкове. С. 34.

733

ЦА ФСБ. Ф. Зое. Оп. 6. Д. 3. Л. 57.

734

Лиханов Д., Никонов В.Я. почистил ОГПУ // Совершенно секретно. 1992. №4; Цитриняк Г. Расстрельное дело Ежова…

Арест Ежова тщательно скрывали не только от простого народа, но и от большинства сотрудников НКВД. Однако внимательный читатель в середине апреля мог отметить, что в газетах стадион «Динамо» имени Ежова в Киеве теперь упоминался просто как стадион «Динамо» [84] . Чуть ли не сразу после ареста Ежова Свердловский обком партии «обратился с просьбой» о переименовании Ежовского района города Свердловска в Молотовский и 17 апреля Политбюро удовлетворило эту просьбу {735} . Постепенно, без огласки имя Ежова исчезло из названий различных учреждений. Тем не менее город Ежово-Черкесск был переименован в Черкесск только в середине июня, а арест Ежова получил официальное подтверждение с появлением ордера, датированного 10 июня, из чего можно заключить, что два месяца Ежова негласно держали в тюрьме [85] . После легализации прокуратурой ареста тайные покровы были сняты, но сообщений в печати об этом, конечно же, не было. Сталин не желал привлекать интерес общественности к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения политики Большого террора, так что не стоило поднимать шум вокруг ареста бывшего «любимца вождя» {736} .

84

Вместо имени В.А. Балицкого, незадолго до этого арестованного, стадиону решением Политбюро ЦК КП(б) Украины 13 июля 1937 г. присвоили имя Ежова (Шаповалл Ю. I., Золотарьов В.А. Всеволод Балицкий. Особа, час, оточення. Ки"iв, 2002. С. 353.)

735

Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР СМЕРШ. 1939-март 1946. С. 51.

85

Видимо поэтому еще недавно датой ареста Ежова считалось 10 июня 1939 г. (См.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 94.)

736

Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 215.

Ежова поместили в Сухановскую тюрьму — спецтюрьму НКВД для «особо опасных врагов народа» под Москвой близ поселка и станции Расторгуево (г. Видное), кстати, недалеко от дачи Ежова в Мещерино, которая вскоре была передана в распоряжение лидера Коминтерна Георгия Димитрова {737} . Тюрьма располагалась недалеко от печально знаменитого Бутова — места, где в основном и приводились в исполнение приговоры, вынесенные по делам, проведенным УНКВД по Московской области. По замыслу Берии, тюрьма имела статус «особо изолированной следственной тюрьмы специального назначения при ГУГБ» и была введена в строй в самом конце 1938 года {738} . По описанию очевидца, Сухановская тюрьма производила весьма мрачное впечатление: «Это был ряд каменных мешков по обе стороны коридора, без естественного освещения, с тусклыми лампочками под зачехленными решетками у высокого потолка. В камере железная койка, стул, стол, приклепанные к полу, и унитаз. Железная дверь с «очком» для наблюдения за арестованным и небольшим отверстием для передачи пищи, тоже с задвижкой снаружи. Арестованные могли пользоваться койкой только в «положенное» время, днем койка поднималась к стене и закрывалась на замок» {739} .

737

Марьина В.В. Дневник Г. Димитрова // Вопросы истории. 2000. № 7. С. 55.

738

История сталинского Гулага. Т. 2. Карательная система: структура и кадры. С. 151–152.

739

Ушаков С. Ю., Стукалов А.А. Фронт военных прокуроров. М, 2000. С. 69.

По прошествии двух недель Ежов передал Берии записку, в которой заявлял о своей безграничной преданности делу партии и Сталину. 10 июня 1939 года ему было официально предъявлено обвинение в многолетних шпионских связях с кругами Польши, Германии, Англии и Японии; в руководстве заговором в НКВД, в подготовке государственного переворота, организации ряда убийств, в половом сношении с мужчинами («содомии»). Его допрашивали пользовавшиеся недоброй славой палачей и садистов сотрудники следственного отдела НКВД А.А. Эсаулов и Б.В. Родос. Как это было принято, допросы проводились преимущественно по ночам. Ежов не смог вынести пыток и подписался под всеми показаниями {740} .

740

Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 215; Sudoplatov P. Special Tasks: The Memoirs of an Unwanted Witness — A Soviet Spymaster. Boston, 1994. P. 63.

Он признался, что был завербован в качестве шпиона германской разведки в 1930 году, когда по приказу наркомата земледелия ездил в Кенигсберг для закупки сельскохозяйственной техники; что вел шпионскую деятельность в пользу разведслужб Польши, Японии и Англии, руководил заговором в системе НКВД и замышлял теракты против Сталина и других руководителей {741} . Но и этого мало, 24 апреля Ежов написал признание о «своем давнем пороке — педерастии», что должно было ясно свидетельствовать о его «морально-бытовом разложении» [86] . Однако для сотрудников следственного отдела эти факты имели лишь второстепенное значение. Когда через пару дней партнер Ежова И.Н. Дементьев собрался давать показания об их гомосексуальных взаимоотношениях, следователь заявил: «Это нас мало интересует. Вы скрываете основную свою вражескую работу, к которой вас привлек Ежов» {742} . В подшивке дела нелепые признания чередуются с интересными фактами массовых репрессий и подробностями механизма их проведения, хотя здесь Ежов тоже говорит о своем сознательном искажении партийных директив и вредительстве при проведении политики массового террора. Он понимал, что таковы были правила. Теперь он был врагом и должен был взять все на себя и признаться во всем {743} .

741

Полянский А. Как ломали «железного наркома». С. 75; Показания Ежова // Воля. 1994. №2–3. С. 87–100.

86

См. док. № 20.

742

ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 3. Л. 265.

743

См. док. №21.

В своем падении он многих потянул за собой. Вслед за племянниками Ежова Анатолием и Виктором Бабулиными, в Москве спустя пару недель, 28 апреля, был арестован его брат Иван, который к тому времени лишился работы; его обвинили в подготовке убийства Сталина и контрреволюционных и антисемитских высказываниях {744} . Кроме того, сам Ежов признался, что завербовал брата Ивана для работы на польскую разведку еще в 1935 году {745} . [87] За несколько дней до ареста Ежова, 6 апреля, был арестован его бывший первый заместитель, Михаил Фриновский; вскоре за этим последовал арест жены Фриновского Нины и семнадцатилетнего сына Олега [88] . Фриновский тоже попал в Сухановскую тюрьму. Спустя пять дней после своего ареста он написал заявление на имя Берии, в котором на сорока трех страницах признавался в содеянных преступлениях: «Только после ареста, после предъявления обвинения и беседы лично с Вами я стал на путь раскаяния и обещаю рассказать следствию всю правду до конца…» {746} . Через два дня, 13 апреля, Берия направил его заявление Сталину, который сделал в нем несколько пометок {747} . Похоже, допросы Ежова проводились одновременно с допросами Фриновского, а также еще одного его ближайшего соратника, Ефима Евдокимова, который был арестован в ноябре 1938 года (вместе с женой Мариной и сыном Юрием), но отрицал свою вину в течение пяти месяцев {748} . Все же его сопротивление было сломлено и 14 апреля Евдокимов изменил свою позицию, пообещав дать правдивые показания о своей контрреволюционной деятельности, но упорно отказывался признать собственную вину, пока на очной ставке 6 июня Ежов и Фриновский не объявили его соучастником своего заговора. Вот только после этого Евдокимов пообещал дать подробные показания {749} .

744

Показания М.И. Шабулина и З.В. Ивановой (АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 372. Л. 114,123).

745

ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 2. Л. 109–158.

87

За два месяца до этого, 30 января 1939г., Берия просил санкции Сталина на арест Ивана Ежова, но Сталин не торопился, видимо, не желал вспугнуть главную дичь — Николая Ежова. (См.: Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР СМЕРШ. 1939-март 1946… С. 21–22.)

88

По словам сына Олега, Фриновский был арестован 5 апреля. (См.: ЦА ФСБ. Ф 3-ос. Оп. 6. Д. 3. Л. 6.) Но, возможно, арест был произведен в ночь с 5 на 6 апреля.

746

Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР СМЕРШ. 1939 — март 1946… С. 34.

747

Там же. С. 33–50.

748

АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 368. Л. 18–25.

749

ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 3. Л. 75; Д. 5.

Из приближенных Ежова были также арестованы Сергей Шварц, помощник Ежова в ЦК, — 20 ноября 1938 года; личный секретарь Серафима Рыжова — 17 декабря; телохранитель Василий Ефимов — 13 января 1939 года. Его сексуальные партнеры Иван Дементьев и Владимир Константинов были арестованы не позднее апреля 1939 года, их предшественник Яков Боярский — 5 июля 1939 года, а брат Евгении — Илья Фейгенберг — 18 июня 1939 года. Первый муж Евгении, Гладун, к этому времени уже был казнен; ее второй муж Хаютин также был репрессирован {750} . Общение с Евгенией также могло навлечь нежелательные последствия. Говоря на допросах о подозрительных лицах, с которыми поддерживала отношения его жена, Ежов упомянул Исаака Бабеля, Михаила Кольцова, наркома иностранных дел (до мая 1939 года) Максима Литвинова, писателя Ивана Катаева (который был расстрелян еще 19 августа 1937 года), актера Топчанова и полярного исследователя Отто Шмидта, причем Бабеля и Шмидта он назвал ее любовниками {751} . Виктор Бабулин дополнил список лиц, с которыми Евгения была в интимных отношениях, назвав Александра Косарева и студента промакадемии Николая Барышникова {752} . Бывший комсомольский вожак Косарев (он был главным редактором журнала «СССР на стройке», в котором работала Евгения) был арестован еще 28 ноября 1938 года и 23 февраля 1939 года — расстрелян. Однако его арестовали как участника так называемого комсомольского заговора, и нет свидетельств, что его дело было как-то связано с делом Ежова {753} .

750

Брюханов Б. Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 123.

751

Пиляцкин Б. «Враг народа». Ежов остается врагом народа // Известия. 1998. 4 и 5 июня.

752

АП РФ. ф. 3. Оп. 24. Д. 375. Л. 74.

753

Там же. Д. 369. Л. 41,130–144.

Как мы уже убедились, у Исаака Бабеля действительно мог быть роман с женой Ежова. Как бы то ни было, он часто посещал квартиру Ежовых. Его, казалось, притягивала зловещая фигура Ежова — распорядителя жизни и смерти других людей, являвшего противоположность его интеллектуальному окружению. Кроме того, Бабель работал над романом о чекистах и органах госбезопасности. По словам Ильи Эренбурга, Бабель знал жену Ежова еще до того времени, когда она вышла замуж. Он иногда ходил к ней в гости, понимал, что это опасно, но ему хотелось, как он говорил, «разгадать загадку». Однажды, покачав головой, он сказал мне: «Дело не в Ежове. Конечно, Ежов старается, но дело не в нем…» {754} . В мае 1939 года Ежов признал, что Бабель вместе с Евгенией занимался шпионажем. Не прошло и недели, как писатель был арестован, и на допросе он дал показания против Ежовых {755} . Другой писатель, Михаил Кольцов, был арестован еще до этих событий — 14 декабря 1938 года. Ежов показал, что после возвращения Кольцова из Испании в 1937 году дружба последнего с Евгенией стала еще теснее. На вопрос мужа, что их так сильно связывает, Евгения сослалась на свою работу, как литературную, так и другого характера: «Жена вначале отделалась общими фразами, а потом сказала, что эта близость связана с ее работой. Я спросил, с какой работой — литературной или другой? Она ответила: и той и другой. Я понял, что Ежова связана с Кольцовым по шпионской работе в пользу Англии» {756} .

754

Эренбург И. Собрание сочинений. Т. 9. М., 1967. С. 189–190.

755

Chentalinski V. La parole ressuscitee: Dans les archives litteraires du K.G.B. Paris, 1993. P. 69, 82,95–96.

756

Сопельняк Б.Н. Смерть в рассрочку. М., 1998. С. 161.

Физическое состояние Ежова в течение многих лет было неважным. В конце ноября 1938 года в своем письме к Сталину он жаловался: «За два последних года напряженной, нервной работы, в сильной степени напрягли всю нервную систему. Обострились все восприятия, появилась мнительность» [89] . В тюрьме его здоровье только ухудшилось. 10 января 1940 года Берия доложил Сталину, что днем раньше заключенный заболел. Ежов жаловался на боль в районе левой лопатки, и врачи диагностировали крупозное воспаление легких, с пульсом 140 при температуре 39°С. Его поместили под тщательное медицинское наблюдение {757} . Через три дня Берия доложил Сталину, что состояние Ежова ухудшается и сообщил о диагнозе и принятых мерах: «Установленная ползучая форма воспаления легких, вследствие прежнего заболевания Ежова Н.И. туберкулезом легких, принимает острый характер. Воспалительный процесс распространяется также на почки; ожидается ухудшение сердечной деятельности. Для обеспечения лучшего ухода, арестованный Ежов Н.И. сегодня переводится в больницу Бутырской тюрьмы НКВД СССР» {758} . По всей вероятности, Берия забеспокоился, что Ежов не доживет до суда и приговора.

89

См. док. №17.

757

АП РФ Ф. 3. Оп. 24. Д. 377. Л. 109.

758

Там же. Л. 115.