Сталки. Затмение

Потому что старлей Красин умирал.

И он, как никто другой, понимал это. Раз взаимодействовать с внешним миром даже при помощи органов чувств он не мог, оставалось лишь ворочать в голове невесёлые мысли — разумеется, пока на это ещё были силы.

Шлема на нём не было: сняли, чтобы Красин не мог связаться с Мироновым. И двинуться старший лейтенант тоже не мог: все его конечности были сожжены выстрелами из плазмеров. Только система герметизации, без всяких зазоров сжавшая стыки на плечах и бёдрах, а также медицинский раздел прошивки микрокомпьютера комбинезона, заставивший встроенные инъекторы впрыснуть в кровь Красина максимально возможное количество анальгетиков, чтобы отключить в его мозгу центр боли до того, как болевой шок гарантированно отправит старлея на тот свет, ещё удерживали его от перехода в качественно иное состояние.

Но Красин понимал, что всё напрасно. Никакие обезболивающие не спасут его от заражения крови и сухой плазмогенной гангрены. А также от нового выстрела — на этот раз в голову, что позволит, наконец, старлею больше не думать заплетающимися синапсами о своей кончине.

Красин с трудом вздохнул и прокрутил в памяти последние десять минут, чтобы понять, что он сделал не так в течение этого короткого, но оказавшегося фатальным для него самого и большей части вверенных ему солдат боя.

…Он и ещё несколько караульных с включённой энергомаскировкой начали стрелять по ясно видимым через тепловизоры противникам. Бойцы использовали высветившееся на визире шлема перекрестье прицела и систему автоматической корректировки огня микрокомпов плазмеров, которая изменяла вектор движения заряда ионизированного газа внутри ствола в нужном направлении. Солдаты постоянно меняли своё местонахождение, так что каждый новый выстрел производился с новой позиции.

Враги сначала тупо плюхнулись на снег, так что часть газовых струй прошла над ними, потом также начали маневрировать — перекатываться туда-сюда, паля во все стороны, где мог находиться противник. Теперь уже и у федералов появился риск нарваться на шальной плазменный сгусток, если корректировка огня у врагов сработает как надо, а кто-то из солдат не успеет увернуться.

А потом…

Красин скривился, вспомнив об этом моменте, который и определил всё дальнейшее развитие боя.

…боевики исчезли.

«Они тоже включили маскировку!» — подумал он и выключил голосовой командой ставший бесполезным тепловизор.

С этого мгновения противника можно было обнаружить только визуально, что в данном случае представлялось практически невозможным. Датчик движения, имевшийся среди квантроники шлема, показывал лишь смазанные силуэты, которые пропадали быстрее, чем Красин успевал хотя бы приблизительно прицелиться.

А эхолота, в отличие от подполковника специальной разведки Миронова с его особым шлемом, у старлея не было.

В результате бой пришлось продолжать почти вслепую. А такой практики Красин не имел совсем.

Впрочем, у него появилась идея распознавать противника по отблеску на броне от вспышек плазмы при выстрелах… но старлей подумал, что может попасть в своих.

«Да всё равно никто потом не разберётся в том, что тут творилось», — решил он и начал стрелять.

Раз, другой, третий… Огненные сгустки, летящие в никуда и попадающие разве что в деревья.

Тут он заметил краем глаза что-то в противоположной, южной части лагеря, и обернулся.

Взору Красина предстали десятки плазменных струй и вспышек бластеров, напоминающие какой-то причудливый фейерверк.

Но в тот миг старлею было плевать на сравнения.

Глаза Красина расширились от нахлынувшего на него ужаса, и назначенный считанные часы назад командир «взвода запаса» на короткое мгновение замер, забыв обо всём. В голове вспыхнуло ощущение, что он совершил ужасную, непоправимую ошибку.

А в следующие доли секунды, прежде чем в канале связи раздались крики предсмертной боли, страха и ярости, где-то рядом трижды высветились яркие, рыжие, приближающиеся огненные ленты.

Одна из них попала Красину в ноги и заставила осознание существования его тела ниже пояса сгореть, испариться в жгучем, резком, но почти сразу прекратившемся импульсе.

Две другие попали в руки, сжимавшие плазменное ружьё, и окончательно вывели из строя внешний энергетический контур опалённой, а кое-где оплавленной брони.

Приоткрыв рот от неожиданности и изумления, Красин выронил оружие и без звука повалился на снег.

Возможно, на несколько секунд он действительно вырубился, но автоматика комбинезона быстро среагировала и поступила согласно заложенной программе. Так что вскоре старлей осознал себя всё ещё живым и лежащим на спине без возможности пошевелиться.

И без шлема, что заставило бы Красина взвыть или зарычать от досады… если бы он только мог.

Краем уха он слышал стоны и крики своих соратников, которых так же, как и его, ранили или убивали, скорее угадывал, чем видел всполохи плазмы. И ощущал сильный неприятный запах сожжённой плоти из-под своей брони.

Это был полный разгром, доказавший с полной ясностью одно: штабной офицер, пусть даже очень ответственный и проходивший в общем порядке специальные курсы, — неподходящая кандидатура на место командира боевой группы.

Не стоит заниматься в трудный момент тем, в чём пока не достиг совершенства.

«Возможно, дело просто во мне как в конкретном человеке, — думал Красин постепенно затухающим мозгом. — Кто-нибудь (да, к примеру, тот же подполковник Миронов), наверное, и мог бы совместить такие вот работы — допустим, должность начальника разведки сектора Галактики, пост начальника базы и ещё командование истребительной эскадрильей… но не я… координацию битв из штаба и реальное участие в бою…»

Старлей не знал об основном роде деятельности Миронова. Мысль про разведку была лишь предположением, которое, однако, попало прямо в точку.

«Он ошибся, — подумал Красин. — Понадеялся, что мы сможем защититься своими силами, а бой, если вообще нам придётся сражаться, будет протекать в обычном режиме. И что я смогу как-то на всё повлиять… Но у каждого своё поле деятельности. И он забыл, что не все такие, как он… вездесущие…

Да и я тоже ошибся. Не предугадал хитрость с маскировкой… А ведь враги были почти не отличимы от нас. Только своих мы могли различать с помощью особых инфометок на комбинезонах, а чужих — нет, лишь визуально в отсветах плазмы… Вдобавок на их стороне в итоге оказался элемент неожиданности: та, первая, группа была приманкой, отвлекающим фактором… Черт, у меня не было времени всё это продумать!.. Впрочем, уже не важно…

Так что в результате? Мы все оказались пешками в игре Миронова против мятежников… хотя нет, я всё же сыграл роль офицера… которого сначала загнали в ограниченное пространство, а затем «съели» одной из вражеских пешек… Ради чего? Неужели сталки — фигуры более значимые, чем мы, солдаты, раз к деревне стянулись основные силы? Судя по всему, подполковник считает именно так… Правда, он как король лишился своего ферзя — наблюдателя Видевской, да и наверняка смог спасти лишь часть фигур…

Чего он хочет? Выжить — раз, спасти сталков — два, победить мятежников — три… Ставки — существование всех выживших и права на эту планету. Слишком высокие, чтобы трястись над каждой пешкой и бояться жертвовать фигурами… особенно когда психологический барьер уже пройден после потери первых из них.