Стальная метель

— Похожи на персов, но не персы, — сказал Холк. — Персидские командующие верхом не ездят, а только на колесницах. Другим же воинам не положен пурпур…

Эту колонну конницы он оценил примерно в восемьсот всадников.

За ними пошли окованные медью колесницы. Каждая была запряжена четвёркой лошадей, и в каждой сидели воины с луками.

— Колесницы только лёгкие, — сказал Холк. — Похоже, сделаны недавно и на скорую руку. Нет, это не персы. Но кто тогда?

— Сутех, — сказал Ний.

— Сутех… — повторил Холк. — Да, может быть, что и Сутех…

Дальше снова пошла пехота. Это были наверняка греки — судя по гребнистым шлемам и большим прямоугольным щитам. Греков прошло человек восемьсот. За ними ехали повозки с причудливыми медными котлами.

— Сифоны, — сказал Холк. — Для метания огня.

— Откуда ты всё это знаешь? — не удержался Ний.

— Судьба носила, — сказал Холк. — Я думаю, нам нужно искать другую дорогу в Железные Ворота. Надо попасть туда как можно скорее. И так, чтобы не попасться разъездам.

— Думаешь, есть такая дорога?

— Ну, тропа…

Проехав ещё немного в гору, они обнаружили небольшое, на десяток домов, селенье со сторожевой башней. Поговорив с пастухами, Холк сторговался — отдал одну из лошадей за то, что их проведут к городу окольной тропой. Проводником вызвался пожилой жилистый шемаханец с покрытым оспинами лицом. Уже к вечеру они оказались в виду города, довольно высоко над ним. Проводник сказал, что дальше тропа неверная, и лучше спускаться в светлое время. Холк подумал и решил, что идти надо сейчас.

Спуск действительно оказался очень труден, обмякший от талого снега и дождя щебень расползался под ногами, лошади срывались — и всё же обошлось без сломанных ног и разбитых голов. Остановились в роще, от которой уже виднелись огни над воротами, служившие также и маяком для кораблей.

Маленький костерок развели в лощине, чтобы не привлекать внимания. Было не холодно, но промозгло. В ранних сумерках распростились с проводником и двинулись к городу.

Ний ожидал, что от приближения к родным местам должен испытать хоть какую-то радость, но наоборот — становилось грустно. И чем ближе к воротам, тем грустнее.

Обычно на ночь ворота запирались, поэтому перед ними скапливалось немало путников. Сейчас не было никого, и ворота стояли распахнутыми настежь. И на стене, тянущейся от ворот к горам, не стояли дозорные. Ту часть стены, что шла к морю, отсюда видно не было.

— Как бы плохого не случилось… — пробормотал Ний.

Холк молча кивнул.

Заворотная площадь с базарными рядами была пуста, окружающие дома темны. Стояла оглушительная тишина. Копыта стучали по светлой каменной плитке, и звук возвращался, отлетая от стен, будто бы даже громче и раскатистей. Но не было никаких следов учинённого насилия — ни мёртвых на улицах, ни разбросанных вещей, ни сорванных с петель дверей… Город будто бы спал.

— Нам направо, — сказал Холк.

Они свернули на узкую улочку, всю состоящую из каменных заборов высотой со взрослого человека. Ний смотрел поверх заборов, но и здесь не находил никаких следов грабежей и убийств. Даже развешенные на просушку холсты и одежда так и висели на верёвках, никем не потревоженные.

Холк хорошо ориентировался в лабиринте улочек и переулков и вёл уверенно к известному ему месту. Потом улица пошла ступенями вверх, пришлось спешиться и помогать лошадям взбираться по узким ступеням. Вскоре они выбрались на округлую площадку с фонтаном посередине. Струи воды мерно журчали. Площадка была огорожена сплошным забором с тремя деревянными калитками. Холк подошёл к одной и трижды ударил медным кольцом по хляби. Звук разнёсся — и вдруг ему ответил петушиный крик. Тут же, нарастая, как горный обвал, залились петухи по округе. Казалось, что их десятки — сотни — тысячи… Отозвались заполошным лаем собаки. Сквозь этот гвалт не слышно было, как с той стороны калитки кто-то подошёл, — просто в смотровой дырочке мелькнул глаз. Потом калитка открылась. Холк вошёл и кивнул Нию: за мной.

Хозяин дома был невысок, пузат и чудовищно заспан — половину его лица покрывали вмятины, красные и белые вперемежку. Он поплотнее запахнул войлочный халат, повернулся и поплёлся к дому, стоящему в глубине сада. В саду серели ноздреватые опавшие сугробы — снег пополам с палой листвой. Здесь путники расседлали и привязали коней. Кони недавно пили из ручья, а с едой могут и подождать.

В доме пахло пыльными коврами и сушёными фруктами.

— Что здесь происходит, Никодим? — спросил Холк.

Хозяин молча покачал головой и стал разжигать очаг. Руки его плохо слушались, он чуть не уронил лампаду с огнём. После зачерпнул воды из большого грубого пифоса, стоявшего в углу, повесил в очаге котелок. Всё так же, не произнеся ни слова, поставил на низкий столик три медных канфара, сходил в другую комнату, принёс запечатанную воском небольшую амфору, снова ушёл и вернулся с блюдом, на котором лежал наломанный хлеб и половина комка овечьего сыра. Достал с полки два кувшинчика — с маслом и уксусом, догадался Ний. Всё это он делал медленно и как-то отстранённо, механически, словно мыслями был где-то совсем далеко. Вспомнив что-то, опять пошёл в другую комнату, принёс кувшинчик побольше и серебряную пузатую баночку с крышкой. Из баночки он насыпал в канфары по щепотке красного порошка, потом из кувшинчика налил немного мёда. Вода закипела. Длинным черпаком разлил по канфарам воду — примерно до половины. Отковырял с амфоры воск и стал лить в кипяток густое почти чёрное вино. Сразу распространился умопомрачительный запах.

— Пейте и ешьте, — сказал Никодим. — Я с вами. Поговорим после.

Ний отхлебнул глоток. Вино, мёд, корица, какие-то травы… После третьего глотка по телу пошёл жар.

— Ты добавил сомы? — спросил Холк.

— Совсем немного. Нужно, чтобы голова была ясной.

Сому, Ний это знал, использовали маги для общения с богами. Если выпить несколько чашек отвара это травы, наступает восторг и просветление. А тут вот, значит, как… просто утренний напиток.

Он обмакнул кусочек хлеба в уксус, потом в масло, отломил сыр, стал есть. Вдруг понял, что даже после долгого утомительного перехода чувствует себя совсем свежим, и даже есть не очень хочется. Сома, говорите…

Надо запомнить.

Никодим ещё раз подлил им вина с мёдом и кипятком, но уже без порошка.

— Что произошло здесь, Никодим? Хотя нет, расскажешь чуть позже. У тебя ещё остались царские голуби?

Никодим молча кивнул.

Холк достал из-за пазухи маленький листок пергамента, подал хозяину:

— Отправь это прямо сейчас. Потом я напишу ещё одно письмо.

— Хорошо, — сказал Никодим. — Пока отдыхайте, я скоро вернусь.

— Постараешься сыграть уже сегодня? — спросил Холк Ния, когда хозяин вышел. — Просто мне очень нужны деньги, и как можно быстрее.

— Ты думаешь, сегодня рынок соберётся? — сказал Ний. — И кто-то захочет играть? И вообще неизвестно, что происходит в городе.

— Да думаю, ничего особенного. Всех сморил тяжёлый сон. Сейчас они проснутся и побегут по своим делам.

— Хорошо, если так.

— Не сомневаюсь. Будут обалдевшие, но счастливые. Самое время для игры.

Скоро вернулся Никодим, кивнул Холку:

— Сделано.

— Хорошо. Расскажи, что ты сам видел, своими глазами.

— Сначала всё было как обычно, потом прибежал один из моих мальчиков, сказал, что через Южные ворота проходит войско. Я пошёл смотреть. Воины проходили быстро, не задерживались. Я насчитал примерно двенадцать тысяч, из них две тысячи конных. Из разных племён. Много военных машин. Шли мирно, никого не обижали. Обоз маленький для такого войска. В море шли корабли, около сотни, в порт не заходили. На складах скупили весь овёс и много пшеницы, расплатились по уговору. Потом я вдруг устал так, что не помню, как добрался до дома. Потом ты постучал. Вот и всё.