Стальная метель

— Главного их видел вблизи?

— Почти как тебя.

— Какой он?

— Высокий. На лицо египтянин. Руки тонкие, жилистые. Очень неприятные глаза — я бы сказал, как у змеи. От него исходит сильный запах страха, хочется спрятаться или упасть и просить милости. Весь в пурпуре. На голове медный остроконечный шлем со змеиным рисунком… Да, и вот ещё что. Я почти не увидел железного оружия, только бронза.

— Что за змеиный рисунок?

— Две змеи обвивают шлем, а над шлемом их поднятые головы, смотрящие друг на дружку.

— Какая-то повозка неподалёку от главного была?

— Так чтобы совсем неподалёку — нет. Но в обозе везли на нескольких повозках что-то очень большое, торговцы потом сказали, что это передвижной храм какого-то египетского бога. Какого, они не знают.

— Ну, где египетский царевич, там и египетский бог… Значит, говоришь, обоз маленький?

— Обоз маленький.

— Но много кораблей… Значит, они, скорее всего, собираются стать лагерем в устье Инелея и потом наступать вдоль реки. Не по дороге и не через степь… Тогда не очень понятно, почему они двинулись так рано.

— Наверное, до тебя ещё не дошли новости из Персии. Александр снова разбил армию Дария и теперь гоняется за ним по всей Мидии. А основное войско македонцев пошло на Вавилон. Это случилось осенью, но известия пришли недавно.

— Вот как… И что же, Сутех участвовал в той битве?

— Говорят разное. Как я понял из разных рассказов, на поле пришёл, но потом увёл свои войска. Возможно, люди Александра подкупили его… или что-то пообещали. Я говорил уже, что в войске Сутеха были и греки.

— Это ни о чём не говорит. Кто им платит — за того они и воюют. И неплохо воюют, кстати…

— Кстати…

— Я помню. Будут сегодня или завтра.

И посмотрел на Ния.

Ний кивнул.

— А сон сморил тебя, когда войска ещё шли? — спросил Холк.

— Да, какие-то отряды ещё шли. Но все стали расходиться… я продержался долго, почти до темноты. Но потом уже просто не смог, уснул бы на ступенях. Хорошо, что прихватил щепотку сомы…

— Как ты думаешь, сон наслали для того, чтобы люди не увидели что-то, что провозят через город? Или…

— Не знаю, Холк. Сам голову ломаю. Или для этого, или чтобы ночью пошарить в городе и что-то найти и забрать так, чтобы хозяева не хватились. Но я не могу придумать, что это могло бы быть. Разве что…

Никодим замолчал и показал глазами на Ния.

— Говори при нём, — сказал Холк.

— Не так уж давно здесь умер некий еврей Эзра. Сам умер или кто помог, не могу сказать. После него осталось немало имущества — несколько возов, — которое еврейская община объявила запретным. Но они не уничтожили возы с грузом, а где-то спрятали. Я ещё тогда пытался выяснить, что за имущество и где хранится, но не смог. Ты знаешь, как евреи умеют хранить свои тайны… Так вот, когда Сутех пытался стать царём Станового царства, Эзра был при нём главным советником.

— Интересно… — Холк почесал подбородок и задумался.

И всё-таки, вопреки мнению Холка, рынок был почти пуст. Горожане испугались непонятного и предпочитали пока сидеть по домам. Ний послонялся по торговым рядам, заглянул в игорный дом и решил, что вернётся позже.

По узким улочкам он вышел в нижний сад к фонтанам. Обычно в это время здесь было людно и шумно, за водой стояли очереди домашних слуг и водоносов, играли музыканты, кувыркались гимнасты. Сейчас воду набирали человек десять, а из развлечений был один нищий, заунывно читавший что-то на незнакомом языке. Ний постоял, а потом ноги сами понесли его в ремесленный квартал.

Раньше, сколько раз он ни проходил через Железные Ворота, он избегал бывать здесь. Наверное, сказывалась та детская обида, когда мать бросила его одного, отдав в обучение серебряных дел мастеру. И сейчас — не хотелось идти. Но почему-то надо было…

Он сразу понял, что ремесленный квартал сильно расширился — он начался раньше, чем Ний ожидал, и дома сначала шли совсем новые, не траченные временем. Кое-где работа делалась, но по большей части лавочки при мастерских стояли запертыми. Он прошёл кузнечный ряд — здесь ещё, похоже, только раздували горны, пахло угольной пылью и окалиной, — потом красильщиков и дубильщиков; тут он старался дышать ртом, слишком едок был запах засолённых шкур, мочи и гниющих водорослей. В ряду столяров он даже задержался, чтобы отдышаться и полюбоваться заодно резными полотнами дверей и панелями для стен. Это не шло в сравнение с тем, что он видел в Тикре, но было по-своему красиво.

Отшутившись от предложений купить всё сразу, немедленно и почти даром, Ний двинулся дальше — и скоро оказался в самом богатом ряду — златокузнецов и серебрянщиков. Дома здесь стояли солидные, массивные, двухэтажные, утопающие в садах; лавки были обширные, с теми резными дверями, которые он видел чуть раньше, но отделанными ещё и кружевной поковкой. Открытой земли под ногами не было совсем, только аккуратно подогнанный плиточный камень. Но, как везде, людей на улице было совсем мало, и большая часть лавок стояли закрытыми.

Он прошёл весь ряд до конца, но знакомого дома не нашёл. Возвращаясь, заглянул в одну из лавок и спросил дом мастера Бурхата. Мальчик в лавке не знал такого, но крикнул внутрь дома, и через несколько лепт появился седой скрюченный дед. Выслушал Ния и развёл руками: вроде бы да, был тут когда-то серебряных дел мастер Бурхат, но распродал всё и куда-то уехал, а вот куда… И давно уехал? — спросил Ний. Давно, добрый человек, давно, лет тридцать тому назад, а может, и больше. Наверное, больше… Ний поблагодарил и вышел.

Да, подумал он, память у тебя, похоже, восстановилась, да как-то криво. Чего-то ты о себе крупно не помнишь… а надо бы. Вот как мог ты, купец, ни разу не побывать в Тикре? Хотя мог, конечно, но всё равно странно…

Он постоял недолго и медленно побрёл к рынку.

Теперь там было вполне себе людно. Народ оправился от потрясения и понял, что непонятная угроза миновала, и можно жить дальше.

Ний вошёл в игорный дом и, проталкиваясь между зрителей, нашёл место, где играли в зары. Ему повезло: как раз от одной из досок вставал проигравший, и никто не торопился занять его место. Победитель складывал в кошель изрядный выигрыш. Ний сел за доску, улыбнулся партнёру и положил рядом с доской два золотых — из пяти, выданных ему Холком. Партнёр пожал плечами и тоже выложил два. Здесь принято было играть одним набором костей на двоих, и Нию это нравилось — более того, он не понимал, почему в других местах это мудрое правило не применялось.

Он выиграл первую партию, стараясь сделать вид, что ему просто повезло. Играя вторую, он добавил к выигрышу ещё два золотых, долго проигрывал по ходу игры и вырвался вперёд только на последних ходах. Противник был действительно сильный игрок, но манера его игры была достаточно предсказуемой. Третью партию Ний постарался проиграть, но не смог — теперь просто не повезло противнику. Из этого выигрыша Ний оставил себе три монеты, поставил тринадцать — и наконец проиграл. Сделал вид, что крайне раздосадован, выгреб из кошеля ещё три — и выиграл две партии подряд. Сгрёб выигрыш и собрался уходить, но теперь завёлся партнёр, да и зрители настаивали на продолжении. Ний нехотя согласился, сказал, что это точно последняя, и потом даже не уговаривайте. Да и смысла не было уговаривать, кошель противника опустел, все деньги лежали у доски. Партия шла упорно, почти ход в ход, и лишь в самом конце Ний вышел вперёд на одно поле. Ударили по рукам, соглашаясь с результатом, Ний взял тяжёлый кошель и встал. Рядом с ним неслышно оказался Холк. Противник тоже поднялся, и они договорились с Нием встретиться завтра и сыграть уже по-крупному — начать с десяти.