Стальная сеть
Шрифт:
— Налей ему зелья сонного, что ли, — говорю. — За компанию.
Гоблинка засомневалась:
— Не знаю, он ведь после такого… амулет у него на груди взорвался. А я ему зелье… Как бы не случилось чего.
— А котика ты разве не видела? — спрашиваю.
Она посмотрела удивлённо:
— Нет. Здесь нет никаких котов. Вы себя хорошо чувствуете, Дмитрий Александрович?
— Не очень. Как будто самосвалом переехало. То есть телегой.
Тут стряпчий приподнялся и сел. Головой повертел кругом, на меня глянул, откашлялся. Сказал:
— Ма-ма. Ма-ма.
Гоблинка вскрикнула, за меня уцепилась. Сама дрожит — испугалась.
Да я и сам испугался маленько. Ничего себе стряпчего приложило, чувак аж умом тронулся.
А стряпчий повернулся и встал на четвереньки. Постоял так, постоял, за ножку стола уцепился и поднялся на ноги. Зашатался и едва не упал. Гоблинка, добрая душа, его под руку поддержала.
Стряпчий покачался на ногах, за столешницу взялся, стоит. На бумажки, перед спящим Алексеевым разбросанные, глянул, сказал:
— Документ внимания требует. Взяток я, сударь, не беру. Приходите позже. Свои люди, сочтёмся.
Бред какой-то. И возиться с ним некогда, уходить надо.
Тут Микки каркнул. На стол вспорхнул, к мэтру подскочил, клекочет чего-то. Крыльями машет. В клюве у попугая палец откушенный зажат. Микки палец на стол уронил, прямо на бумаги перед мэтром. Отдать что ли хочет?
Вот тут у меня крышу и снесло окончательно. Гоблинка взвизгнула, отскочила и за меня спряталась. Это потому что стряпчий спокойненько так взял этот палец со стола и к руке своей его обратно приложил.
По пальцам у него искра синяя проскочила, или мне показалось? А стряпчий руку поднял к глазам, поворачивает так и эдак, рассматривает. Потом пальцы сжал, разжал — и ничего не отвалилось. Как будто палец ему не откусывали. Вот это фокус!
Мэтр кашлянул, как будто засмеялся. На меня посмотрел, и правда — улыбается. Зрачки синевой блеснули, как у моего котика Талисмана… Что?!
Не может быть… Или это чай продолжает действовать? Может, он на траве дурманной заварен, и у меня глюки?
— Ты тоже это видишь? — спрашиваю.
Гоблинка в меня вцепилась, отвечает дрожащим голосом:
— Да, вижу. Ваш внутренний эльв обрёл свободу. Скорее, Дмитрий, дайте ему имя.
— Зачем?
— Просто дайте. Быстро, не думайте! Пока он не опомнился, и не сожрал нас всех! — а сама трясётся так, что меня качает.
Ладно. Я шагнул вперёд, руку протянул, тронул стряпчего за плечо и быстро сказал:
— Нарекаю тебя Талисманом. В миру будешь зваться Толик. Толян Дмитриевич.
Между моими пальцами и плечом мэтра проскочила искра, как от кошки, когда её погладишь.
Стряпчий-Талисман вздрогнул, оскалил зубы и зашипел.
— Вы молодец, Дмитрий Александрович, — шепчет гоблинка. — А почему он шипит?
— Ну так он раньше котом был, — отвечаю.
— Он что, никогда не был человеком? — и давай опять дрожать.
Да что такое-то! Чего она боится?
— А что такого? — говорю.
— Вы не понимаете… Эльвы должны быть людьми. Если эльв не человек, это… это ужасно!
— Что тут ужасного? — спрашиваю, а сам вижу, что Ерошка на полу шевелиться начал.
Блин!
Сейчас эти громилы проснутся, а мы тут зависли.— Зелье ещё есть? — командую. — Лей ещё! Прямо в рот лей, пока не опомнились!
Гоблинка боком-боком обошла стряпчего-Талисмана, вытащила из сумочки склянку и накапала обоим громилам сонного зелья прямо в открытые рты.
Я взял со столика, где ваза с фруктами, графинчик коньяка, и долил сверху. Пускай поспят с удовольствием.
Тут меня мысль осенила — мерзкая, но удачная. Надо так дело запутать, чтобы им полицию вызывать было стрёмно. Алексееву, слугам — кому угодно. А если вызовут, им же хуже будет.
Командую гоблинке:
— Есть ещё платья в доме? Хорошие, дорогие? Чтобы мне впору были?
Гоблинка удивилась, но кивнула.
— Тащи сюда!
Она рысью убежала, а я принялся с охранников одежду стаскивать. Раздел обоих, Ерошку к Федьке подтащил. Уложил в обнимку, да поинтереснее, с фантазией. Самому смешно и противно стало. Отошёл, глянул — красотища! Скульптурная группа — гориллы занимаются вольной борьбой на ковре.
Бизнесмена Алексеева повернул вместе с креслом, типа он зритель. Ему тоже коньячка в чашку плеснул, парочку сигарет раскурил, бычки придавил в пепельнице.
Вот теперь картина маслом. Как проснутся, сюрприз им будет. А если слуги их первыми найдут, подумают ещё, поднимать шум или не стоит. Гадость, конечно, но так им и надо. Они людей шарфами душат, и меня повесить хотели, сонного.
Тут гоблинка моя вбежала с ворохом платьев. На мою живую композицию глянула дикими глазами, но ничего не сказала. Стал я платья примерять. Девушка мне помогать стала. Потом сбегала ещё куда-то, принесла коробочку с косметикой.
Короче, через полчаса глянул я в зеркальце, и себя не узнал. Был офицер Найдёнов, а стала рослая блондинка с голубыми глазами, алыми губками и крохотной мушкой на щеке. Мушку мне гоблинка прилепила, сказав: «так сейчас девушки-полукровки из дорогого дома носят. Вам как раз подойдёт».
Сама тоже подкрасилась, личико белилами замазала, шляпку с вуалью надела, чтобы глаза гоблинские закрыть. Превратились мы с ней в двух девиц лёгкого поведения, но дорогих, как хорошая зарплата за квартал.
Потом меня осенила прекрасная мерзкая мысль. Ещё одна.
— Фотоаппарат твоего отца в порядке? — говорю гоблинке. — Пользоваться умеешь?
Она кивнула.
— А зачем…
— Давай, тащи сюда. Картинки снимать будем, забавные.
Потратили ещё полчаса на фотки, и не зря.
Попугая Микки в саквояж сунули, велели сидеть тихо.
Всё это время захваченный моим котиком мэтр стоял и разглядывал своё новое тело в стекле шкафа. Очень ему это нравилось.
Потом мы его подхватили под руки и повели вниз по лестнице. Он идёт, шатается как пьяный — понятно, когда котиком был, на четырёх лапах бегал. Неудобно! Но так даже лучше — пьяный господин подцепил двух девчонок.
— Что теперь, Дмитрий Александрович? — спрашивает гоблинка. — Куда нам идти?
— Как это куда? — отвечаю. — Домой!