Стальное лето

Анна и Франческа радостно улыбались. Разве не здорово — забыть обо всем в обществе двух красавцев парней? Нино и Массимо… Массимо и Нино… И на горизонте ни облачка, и только дым из труб «Луккини» немного портит картину.

На пересечении с автострадой моря уже не было видно, как и домов, в которых они жили. Перед ребятами выросли заводские корпуса, огороженные рабицей. Нино свернул налево, Масси — за ним. До цели оставалось всего ничего.

Никаких шлемов — вообще ничего, что могло бы спасти в случае аварии. Но стоит ли думать об этом? Во дворе остались одни придурки, море надоело. Зато как здорово лететь на ярких скутерах с усиленным двигателем навстречу приключениям.

Нино еще раз повернул налево, и Масси повторил его маневр.

Через мгновение они оказались в «стальном районе», Котоне, без признаков цивилизованной жизни. Ни продуктовых лавок, ни булочных, ни газетных киосков — только мастерские с закрытыми воротами.

В легкие проникла угольная пыль. Не сбавляя скорости, ребята пронеслись вдоль домов позапрошлого века — теперь в них жили иммигранты.

Кроме двух темнокожих мальчишек, игравших на балконе, людей нигде не наблюдалось. Зато повсюду — тощие бездомные коты. Самые смелые из них так и норовили перебежать дорогу, поэтому приходилось все время быть начеку. Когда-то это место было полно жизни, но явно не теперь. Развешенное во дворах белье казалось серым. Улицы заросли грязью. И как в доисторические времена, у мусорных баков шмыгали крысы.

Нино и Масси ехали вдоль сетки, огораживающей территорию, уже довольно долго. Тридцать лет назад металлургический завод в Пьомбино был одним из крупнейших в Италии. Двадцать тысяч человек — таким был его штат. Затем начались увольнения, объем работ сократился, но размеры завода все равно впечатляли.

Улица Сопротивления, 2 — главная проходная. Над ней вывеска огромными буквами: АО «Луккини».

Девчонки вытаращили глаза. Пока они ехали, было на что посмотреть. Трубы, большие и малые, вагонетки, краны, эскаваторы… Все двигалось. Понять порядок и смысл этого движения было невозможно, особенно если тебе всего тринадцать лет.

Нино затормозил рядом с дырищей в заборе. Дигатели затихли, ребята слезли со скутеров и какое-то время постояли молча. Казалось, что шум цехов отдается вибрацией в костях. У девочек это вызывало благоговейный страх, смешанный с восхищением.

В два часа пополудни красная сухая земля, на которой они стояли, была как раскаленная печь. Здесь не росло ни травинки, из живности — одни лишь невзрачные ящерицы. «Похоже на асфальт», — подумала Анна. Тяжелый запах железа жег ноздри и легкие.

Вокруг не было ни души.

Нино первым пролез в дыру, отодвигая края ржавой сетки; остальные последовали за ним. Они уже сто раз это проделывали: приезжали сюда, когда прогуливали уроки или просто хотели побыть в одиночестве. Во всем Пьомбино только эта четверка зашла так далеко, а может, они просто не знали о других.

В горле пересохло, пот лил градом, каждый из них ощущал себя так, будто оказался в аду. Где-то вдалеке работала доменная печь, небо заволакивали клубы ядовитого дыма. Ребятам казалось, что они плавятся вместе с металлом. Сердца неистово колотились.

Прямо перед ними высился остов трубы, чуть дальше — бесхозный промкорпус, рядом с корпусом — экскаватор со сломанным ковшом, мертвая раскаленная груда металла.

Нино крикнул со всей мочи — просто так, ради забавы, и все четверо стали носиться сломя голову по этому кладбищу, будто выпущенные из клетки звери.

Здесь все было дозволено.

Они играли в салки, залезали на ковш экскаватора, на цементные блоки, непонятно как здесь оказавшиеся, и прыгали вниз. Никто не боялся пораниться о ржавый металл или упасть, споткнувшись о рельсы. Им казалось, что они способны перекричать могучий рык завода, — и хоть и на мгновение ощущали себя сильней его.

Нино схватил Франческу за руку и затащил в темный угол за промкорпусом.

— Теперь ты мне скажешь, что с рукой?

— Говорю же, ничего!

В кромешной тьме едва можно было различить контуры лица. Рассмотреть, что под ногами, было гораздо труднее.

— Идиотка, — буркнул Нино и совсем близко придвинулся к девочке.

— Может, и так, — пробормотала Франческа, отступая на шаг.

Нино представил презрительную гримасу, которая так часто кривила губы Франчески, и кровь ударила ему в голову.

— Ты идиотка… Но я должен тебя поцеловать.

Взяв Франческу за руку, Нино почувствовал, как огонь, перемешиваясь с кровью, стремительно разливается по венам. Он притянул девушку к себе с неожиданной нежностью.

Как же здесь темно…

Франческа отпрянула, отталкивая его, и закрылась, как ракушка, не проронив ни слова.

— Зачем ты так?

— Затем.

— Что ж тогда пришла, если не хочешь?

Франческа почти не дышала, даже сердце не билось, а трепетало, как в летаргическом сне.

Нино снова схватил девочку за руку, ту, которая была перевязана. Он нарочно сделал ей больно.

Франческа издала приглушенный звук и не стала больше сопротивляться.

Оба дрожали, но испытывали совершенно разные чувства.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Слушай, не зли меня, ты мне никогда ничего не говоришь. Что ты сделала с рукой?

Это было сильнее ее. Объятия самого красивого юноши на свете — юноши, которого она знала сто лет, который рос вместе с ней и с которым она встречалась по нескольку раз на дню, — пугали ее. Но… Ей было неприятно притрагиваться к нему. Ей были противны его прикосновения. Франческа слышала, как сильно бьется сердце парня: еще чуть-чуть, и оно продавит ее грудь, — и чувствовала себя не в своей тарелке. Красота Нино была ей ни к чему, она не волновала ее.

Нино приложил свои влажные губы к ее губам, и Франческа не смогла сдержать дрожь отвращения. Нино ей нравился. Он был помешан на технике, и ей приятно было наблюдать, как он возвращается из гаража в голубой робе с перепачканными смазкой руками, как поднимает на дыбы свой скутер, чтобы произвести на нее впечатление. Но когда он целовал ее, как сейчас, в темноте, все внутри нее застывало, мышцы цепенели, а в животе начиналась буря. Приходилось делать над собой усилие, чтобы приоткрыть губы, — должен же он хотя бы немного продвинуться в своих усилиях, во всяком случае, так положено. Анна и Масси уже давно целовались по-настоящему.

Но на этот раз Нино не стал настаивать на поцелуе. Он осторожно взял в ладони лицо Франчески.

Нино был влюблен без памяти. Он переживал единственное настоящее чувство в своей жизни. И он едва не расплакался. На этом бледном лице, которое ему хотелось впитать в себя, ничего не читалось, только глаза пылали.

— Франческа…

Девочка стояла, безвольно опустив руки.

Нино сходил с ума. Он понимал, что Франческа не испытывает взаимности, и не мог с этим смириться. Нужно было сказать что-то — что-то серьезное, потому что он уже не мог сдерживать себя.