Стальной царь

Типично русское лицо Леонова было серьезным, и голос звучал приятно, когда он прочитал нам распоряжения правительства. С истинно русской вежливостью он заговорил ради меня по-английски:

– Мы должны как можно быстрее лететь на Екатеринослав, который в настоящий момент подвергается отчаянной атаке восставших. Нам надлежит соединиться с остальными кораблями под верховным командованием адмирала воздухоплавания Краснова, – он сдвинул брови. Было очевидно, что ему не по душе подобное поручение, но он заставил себя донести до нашего сведения приказы, которые станут причиной гибели многих других русских.

Новости всех нас привели в возбуждение. Нас готовили защищать страну от японцев. Вместо этого мы были откомандированы для выполнения внутриполитической задачи, которую все офицеры находили низкой и отвратительной. Если бы мне довелось встретиться с японцами в бою, я не особенно бы переживал. В армию я отправился со смешанным чувством отчаяния и скуки. Получалось, я сам себя приговорил к продолжению этого состояния. Рано или поздно я обагрю руки кровью, и это будет кровь людей, против которых я решительно ничего не имею. У меня не было ни малейшего представления обо всех этих делах. Социалисты все время вцеплялись друг другу в волосы из-за сильного мессианского элемента своих воззрений, и я затруднялся определить разницу между позициями Керенского и Джугашвили. Единственное, что меня утешало, была перспектива лично наблюдать действия Стального Царя. Наконец-то я получу информацию из первых рук.

Пильняк, второй лейтенант, примерно моего возраста, с огромными карими глазами и девическим лицом (хотя он совершенно не был неженкой) схватил меня за плечо и засмеялся.

– Ну, мистер Бастэйбл, теперь поглядите на казаков, а? Кусочек реальности, обычно недоступной европейцам, – он заговорил тише и с сочувствием. – Вам это мешает? То, что теперь Стальной Царь вместо микадо?

– Вовсе нет, – сказал я. – «В конце концов, – сердито подумал я, – меня с самого начала обучали для того, чтобы я сражался с русскими». Но мне так никогда и не удалось научиться находить утешение в цинизме, и даже теперь он поддержал меня всего лишь на секунду. – Наконец-то мы выясним, человек он или автомат.

Пильняк стал серьезным.

– Он человек. И он ужасен. Вся эта история с преувеличениями звучит довольно старомодно. В конце концов, все, кому не лень, называют себя социалистами и националистами. Они хотят переставить часы истории на эпоху Ивана Грозного. Они последовательно уничтожают Россию и все достижения революции. В одном или двух захваченных ими городах уже прошли погромы, и один бог знает, что творится в сельской местности. Их нужно остановить, и как можно быстрее. Но они постоянно находят поддержку среди населения. Война выплеснула на поверхность всю эту пену. Наши газеты трубили во все трубы о славянофильстве и национализме, чтобы пробудить наши патриотические чувства и направить их против японцев – и вот дотрубились.

– Вы говорите так, будто восстание было неизбежно.

– Именно так я расцениваю события. Много лет назад Керенский обещал нам земной рай. И вот теперь мы убедились, что нам не только рая не видать, но еще и приходится воевать с адом. Я имею в виду вторжение японцев. Эта война оставит много шрамов, мистер Бастэйбл. Когда она останется позади, наша страна уже не будет такой, как прежде.

– Следовательно, Стальной Царь представляет настоящую угрозу?

– То, что он олицетворяет, мистер Бастэйбл, – это настоящая угроза.

Глава третья Казаки-повстанцы

Вскоре внизу уже показался Екатеринослав, и было ясно, что в городе идут бои. Повсюду мы видели дым и пламя. В предместьях суетились маленькие группы людей. До нас доносились гром пушек и приглушенный треск ружейных выстрелов.

Екатеринослав был городом, выстроенном в старорусском стиле с множеством деревянных строений. Высокие дома с обильной резьбой, знакомые луковичные главы церквей, шпили, а в центре – множество зданий из обожженного кирпича и лавок.

На Днепре горели и тонули корабли. Над городом планировал, вспенивая крыльями воду, один корабль; одним-двумя выстрелами он нагнал настоящий ужас. Очевидно, здесь размещались военные корабли повстанцев.

Пильняк знал Екатеринослав довольно хорошо. Он стоял рядом со мной и называл улицы и площади. В отдалении от города, между разрушенными крестьянскими домами и растоптанными полями, мы увидели главный лагерь казаков; беспорядочно поставленные палатки всех видов и размеров и временные хижины, многие из железнодорожных вагонов, поскольку главная железнодорожная ветка на Екатеринослав была захвачена.

– Вот они, – взволнованно сказал Пильняк. – Орды вольных казаков. Впечатляет, это вы должны признать уже сейчас, – он поднес бинокль к глазам. – Большая часть их артиллерии находится вниз по течению Днепра у места дислокации их «броненосцев». При последней атаке они применяли кавалерию. Там, внизу, должно быть около десяти тысяч лошадей.

– Что их кавалерия против воздушных кораблей? – возразил я. – По мне так, они – довольно недисциплинированный сброд.

– Подождите, пока не увидите их в бою. Тогда вы узнаете, что такое кавалерийская атака.

На самом деле мне было изумительно приятно услышать, как кто-то ведет подобные речи. В последний раз я слышал разговоры о кавалерийских атаках в хаосе моего прежнего времени, в 1902 году.

– Вы говорите так, точно держите их сторону, – сказал я.

Он замолчал, опустил бинокль и заметил очень серьезно:

– Все свободное, что только есть в русской душе, представлено казаками. Вся наша тоска по воле отражается в их образе жизни. Они жестоки, часто безграмотны и по петербургским масштабам необразованны, но они… они – казаки. Центральному правительству никогда не удавалось ввести здесь воинскую повинность. Они вызываются добровольцами, когда наступает их время. Но они хотят показать, что принимают свои решения самостоятельно и вовсе не обязаны подчиняться Петербургу.

– Этот мятеж, следовательно, вызвала воинская повинность? – об этом я ничего не слышал в Одессе.

– Одна из причин. Их множество. Казаки традиционно пользуются определенной автономией. Пытаясь подчинить их себе, цари лишь вызывали их ярость. Они образуют большие сообщества, называют их ордами. Они избирают себе предводителей и крайне чувствительны в подобных вопросах, мистер Бастэйбл.

– Несомненно, – сказал я. – У вас, следовательно, такое чувство, будто при подавлении этого восстания вы в известной степени уничтожаете ваше собственное представление о свободе и романтике?

– Вот именно, – ответил Пильняк. Он пожал плечами. – Но мы должны выполнять приказ, как вы считаете?

Я вздохнул. В этом моральном конфликте я ему не завидовал.

Между тем казаки выследили корабль. С земли они открыли артиллерийский огонь и дали несколько ружейных выстрелов, но, по счастью, зенитных пушек у них было мало или вообще не было. Бедолаги превратились в настоящую мишень для наших бомб.

Корабль медленно развернулся в сторону аэропарка, расположенного на юге города. Здесь мы должны были встретиться с другими кораблями добровольческого флота.