Стальные Фермопилы
Шрифт:
— Это вы не понимаете. Я боец. Боец Рабоче-крестьянской Красной армии. Я не могу уйти. — Ответил сержант. — А танков у врага уже меньше. И ещё станет, если вы поможете отбить танковую атаку.
— Мы не можем вмешиваться в историю, — грустно произнес Протасов Олег.
— Струсили? — Усмехнулся Сиротинин. — Не думал, что наши потомки будут тряпками.
— Мы не трусы, — обижено возразил Валентинов, — просто темпо-туристам изменить историю технически невозможно. Вот эта штука не даст.
Парень повернул руку и показал
— Это темпо-транспортер. Он позволяет переносить во времени до десяти темпо-туристов. Во время путешествия люди находятся под защитой стазиса. А снять его можно только в родном времени.
Сиротинин половину слов не понял, но понял одно — надеяться на трусливых потомков нечего.
— И так влетит за этот сбой темпо-контроллера. Точней за его неправильную настройку. — Продолжал пояснения парень. — Снаряд взорвался рядом, а процессор, погасив энергию, включил паузу, резко увеличил мощность и площадь стазиса. Он и накрыл вас вместе с пушкой.
Николай опять посмотрел на поле.
— А немцы?
— Не беспокойтесь, пока стазис на паузе, там не пройдёт и секунды.
— Чудно… а я думал… что вы мне поможете.
— Простите нас, — грустно улыбнулась девушка Алеся, — но это не в наших силах.
— Но в наших силах другое. — Подал голос Протасов. — Так как вы принадлежите этому времени, и попали в стазис, то мы можем вас вывести отсюда, и, под защитой, проводить до расположения частей Красной армии на рубеже реки Сож.
Сиротинин смотрел на них.
«Они так ничего и не поняли».
— Я нарушил приказ. Но по-другому я не мог. — Выпрямился сержант. — А вы собираетесь нарушить свой приказ? Хотите вмешаться в историю? Эх вы, горе-студенты. Типотуристы.
Те пристыженно замолчали.
— Чем мы вам можем помочь? — Тихо спросил Валентинов.
— Помогите пушку довернуть. И снаряды подготовить.
Парни переглянулись и шагнули к хоботу лафета. Втроём они легко довернули орудие. Сиротинин проверил левую границу стрельбы. Удовлетворённо кивнул:
— В самый раз.
Затем с помощью парней и девушки рассортировал боеприпасы. На шрапнельных зарядах выставил нужное время срабатывания трубки. Гости стояли сзади и наблюдали.
— Значит, вы остаётесь, и будете сражаться? — Спросили за спиной.
— А как иначе? — Повернулся Николай. — Мой долг — бить врага, пока есть силы. Пока жив и тверда рука.
— Спасибо вам. — Глаза у девушки наполнились слезами.
— Не стоит лить слёзы. — Улыбнулся он, и протянул руку. Она её пожала. Затем пожали руку парни. Крепко пожали.
— Сколько, говорите, снарядов останется? — спросил Николай, — три?
– Три.
– Три, — повторил Сиротинин, — ладно, посмотрим. А вы возвращайтесь домой, туристы.
И Николай отвернулся к орудию, приготовившись к стрельбе.
— Он прав, ребята, — тихо сказал
Валентинов, — нам пора уходить. Батареи не могут так долго большую мощность поля держать.Студенты отступили к дальнему краю позиции. Какое-то время смотрели на сержанта.
— Мы вас помним! — Крикнул Валентинов и нажал на браслет. Николай кивнул, готовый стрелять, но не услышал, как девушка произнесла: «А историю мы всё-таки изменили».
Пахнуло ветром.
Выстрел. У ближнего танка сорвало башню.
— Тридцать четыре, — громко продолжил Николай свой счет, и с ненавистью добавил, — это вам за Москву и сорок первый год!
Бабах! Разрыв рядом, перед самой пушкой. Оставшиеся два танка развернули свои башни в его сторону.
Бабах! Бабах! Колосья сыпались со всех сторон.
— За Орёл и сорок второй! — Стреляя орал Сиротинин.
Последний танк резко рванул с места. Он начал быстро перемещаться по полю. Замирал на мгновение и стрелял, укрываясь за чадящими черным дымом остовами подбитых танков. Разрывы начали ложиться уже совсем рядом, разметывая и круша осколками ящики. Николай, скрипя зубами, крутил ручки наводки, пытаясь поймать в перекрестие вёрткий силуэт.
— Тридцать два. Черт! Мимо.
— Тридцать один. Твою мать! — Опять промахнувшись, сержант вогнал в казенник последний бронебойный, и с яростью заорал:
— Врешь! Не уйдёшь!
Подловив танк во время выхода его из-за горящего остова бронетранспортера, он всадил снаряд в борт.
— Это тебе за сорок третий, сволочь!
С удовлетворением посмотрел на поле. Там чадило дымами десяток танков и семь бронетранспортёров. Остальные успели скрыться за холмом.
— Красота!
Осталось двадцать шрапнельных снарядов и десяток осколочных.
— Счас, я вам подарочков накидаю, — максимально поднимая ствол, бормотал Николай.
Выстрел. Сержант выглянул за щиток. Шрапнель рванула где-то за холмом. Там сосредоточилась немецкая техника, отошедшая от шквального огня русской артиллерии. Танкам шрапнель не страшна, но в самом начале боя на холме мелькнули грузовики, из которых выскакивали солдаты.
— Отлично! Там где и надо. Это за сорок четвёртый! И за сорок пятый, получите!
И началось. Заряд, выстрел, замок на себя, гильзу в сторону, снаряд в казенник, выстрел…
Руки работали быстро, без ошибок. Ошибаться нельзя. И Сиротинин, перекрывая все нормативы, заряжал орудие и стрелял…
— Вот так, как-то… — устало сел на лафет Николай. Перед ним, у самого колеса, ровно лежали последние снаряды.
— Десять осколочных осталось. Живём!
Бабах! Бабах!
Снаряды начали рваться вокруг. Это стреляли танки, выдвинувшиеся из-за холма. Были видны только башни.
Бабах! Бабах! Бабах!
Чиркнуло чем-то острым вдоль спины, но сержант не обращая внимания, уже наводил перекрестие на силуэты башен.