Стань моей

— Я поздно вчера пришёл. Конечно, мне нужно было выспаться, — муж удивляется моему обвинению и, кажется, с непривычки даже начинает оправдываться.

— Я о том и говорю. Раз ты сегодня и так взял выходной, потому что вчера, судя по всему, перепил, то уж вечер ты мог бы провести с Леночкой.

Максим зависает.

Придерживая край тарелки, которую он от себя показательно отодвигает, смотрит на меня во все глаза, будто вообще впервые видит. И тогда я продолжаю:

— Не только с Леночкой, но и со мной, — последние слова вырываются из меня уже шепотом. Мне сложно их произносить, потому что я отчетливо понимаю, что это вранье, — мы с ней обе по тебе скучаем, Максим, — ещё тише тяну я, пытаясь в этот момент вспомнить, когда я действительно перестала скучать по Максиму? До появления в моей жизни Степана? Или после? И почему я раньше не могла откровенно сказать об этом мужу? Чего боялась? Его усмешки? Того, что он отмахнется с пренебрежением на мои чувства? Словно те не стоят ничего… да, наверное, все именно так и было. — я же не зря предложила тебе погулять вместе. Мы ни разу не делали этого. Мы вообще уже сто лет ничего не делали вместе.

— Марин, ты что несёшь? — Макс все же отмирает, отпускает край тарелки и поднимается из-за стола. — как мы можем не проводить время вместе, если мы живем вместе. В одной квартире.

— Вот именно, — усмехаюсь я, чувствуя, как к глазам подбираются слёзы, и не из-за того, что Максим меня не понимает, и я осознаю, что вообще зря затеяла этот бесполезный разговор, а потому что Степан не пишет!

Он все ещё не пишет. А я все еще жду.

Что, черт возьми, со мной творится?

Мне настолько больно и неприятно от этих мыслей, они словно жидкой лавой разливаются по моему телу, превращаясь в яд. Яд, который отравляет меня и, которым я внезапно хочу поделиться хоть с кем-то, просто, чтобы стало легче…

Это самообман. Кажется, я даже понимаю, это какой-то частью своего разума. Понимаю, что мне не полегчает, но до безумия хочется впрыснуть этот яд под кожу и Максу.

— Вот именно, — зло цежу я сквозь зубы, — мы живем на одной жилплощади, но фактически мы не общаемся и не проводим время вместе. Нет нас, Макс, — я взмахиваю руками, — неужели ты не видишь? Есть только я и Лена, и ты и твоя работа. Мы по отдельности.

Максим кривится, дергает головой, ведёт шеей, а затем наступает на меня и… неожиданно обнимает. Просто крепко прижимает к себе и начинает гладить по голове и спине, он зарывается пальцами в мои волосы и с шумом втягивает в себя их запах.

— Малыш, ты просто устала, — хрипло шепчет он. — это скоро пройдёт. Леночка подрастёт, я окончательно встану на ноги. Без чьей либо помощи. И все у нас будет хорошо. Идёт? — усмехается он, отстраняется, и я почти начинаю ему верить… ну не сообщения же от Степана мне ждать, в конце концов, но тут Максим добавляет, — ты сменила шампунь?

— Что, прости?

— Мне, кажется, у тебя волосы пахнут по другому. Ну и в целом они стали лучше выглядеть. Ты очень красивая, Малышка.

Я сцепляю зубы и через силу улыбаюсь, до последнего сдерживая инстинктивное желание прикусить губу.

Или вырезать Максу. Да! Яда внутри меня становится настолько много, что я, кажется, готова и на это.

Я покрасила волосы, но шампунь не меняла.

Вот уже сколько лет я пользуюсь одним и тем же только потому, что Макс всегда говорил — он кайфует от запаха моих волос. А теперь получается, что он даже помнить не помнит от чего так долго кайфовал?

— Спасибо, — выдавливаю из себя и дергаюсь в сторону оставшейся на столе после Макса тарелки. Нужно выкинуть недоеденную еду и вымыть потом посуду.

Скидывая остатки картофельной запеканки в унитаз, меня не покидает ощущение, что тоже самое происходит с моей жизнью. Она с безумной скоростью, можно сказать на всех парах, летит в унитаз…

Глава 6.2

И от меня уже ничего не зависит. Нажмет кто-то на сливной бачок, ускорив мое исчезновение или нет. Я все равно словно по самую макушку уже в сточной канаве.

Когда я возвращаюсь на кухню, Макса там уже нет, он одевается в коридоре. И когда только все успевает?

— Малышка, не расстраивайся, я действительно быстро приеду. Харлику только подарок отвезу, он вчера его так и не забрал. Лошара.

Харлик — это друг детства Максима, не особо приятный товарищ, избалованный мажор, но я никогда об этом не говорю мужу, считая себя не в праве указывать ему с кем общаться, а с кем нет. Поправочка! Считая так, до этого момента.

— Так это его, наверное, проблемы, что он его не забрал. Пусть сам и заезжает, — я хочу сложить руки на груди, но мне мешает пустая тарелка в руках, я совершенно забываю о ней, разглядывая в торопях собирающегося мужа.

— Нет, ну это как-то не по пацански. Да и вообще, когда ты успела стать такой сварливой и… злой, — Максим карикатурно морщится, надеясь меня рассмешить, только я почему-то не улыбаюсь. Я все еще злюсь.

— А что ты, кстати, ему подарил?

На этот раз Максим морщится уже не смешливо, а вполне серьезно. Он не хочет мне говорить, и я сразу догадываюсь, что подарок не из дешевых.

— Сколько? — цежу я, и мы оба понимаем, что именно я спрашиваю. Мне больше не важно, что именно Макс подарил своему другу, мне важно за сколько муж купил этот подарок.

— Марина…

— Максим.

— Ну, Мариш. Ну, какая разница? Дорого, — стыдливо отводит он взгляд, но не проходит и секунды, как Макс обратно его возвращает и смотрит на меня практически с вызовом, — Ты же знаешь, что меня бы не поняли, если бы я подарил ему что-нибудь дешманское.

— Что это за друзья тогда такие, если они не принимают твой выбор, — взмахиваю я руками, и тарелка выскальзывает из пальцев. Падает на пол и разлетается на мелкие мелкие осколки. — Вот тебе и небьющаяся посуда. Ни разу не видела, что бы стекло билось настолько мелко… — немного успокоившись тяну я, но не успеваю поднять взгляд на мужа, как меня оглушает дверной хлопок.

Максим ушел. Просто ушел.

Под шумок, как говорится. Сейчас это даже не в переносном смысле, а в самом что ни наесть прямом.

Я не успеваю даже начать уборку, как приползает, видимо на шум, Лена.

— Доченька, милая, ползи обратно играйся, а то тут вава, аш-ш-ш, — я показательно кривлю лицо, — маме нужно убрать осколки, чтобы ты не поранила свои пальчики.

Доча, наверное, с полминуты внимательно смотрит на меня, словно действительно оценивая верить моим словам или нет. А затем что-то мне ответив, она разворачивается и ползет обратно в комнату, на свой любимый коврик для игр. Я выдыхаю и иду за совком и веником.

Когда с уборкой покончено, я достаю телефон и захожу в диалог со Степаном. Сейчас он пустой. Я же удалила всю нашу переписку, вместе с его номером. Провожу пальцем по экрану, одними губами повторяя сообщения мужчины, которые слишком сильно отпечатались у меня в голове, а затем замечаю, что под его именем появилась надпись "в сети".

Точное время посещения месенджера Степан скрыл. Наверное, так же как и большинство людей, но вот когда он в сети это видно и я… я чувствую, как сердце в груди буквально замирает, а я сама забываю дышать. Я жду, что иконка "в сети" вот-вот сменится на "печатает", но проходит минута, вторая, третья, а картинка не меняется.