Стань светом моим

Это было сказано несправедливо. Я не была такой эгоистичной, как заявил отец. Да, какое-то время не принимала его новую жену, потому что ревновала, но потом мы подружились и даже полюбили друг друга, а уж братика Данилку всем сердцем обожаю с первых дней его рождения.

Подсознательно понимала, что всё плохое обо мне отцом было сказано в гневе и от нежелания отвечать на мои вопросы, тем не менее глубоко оскорбилась и не приняла его извинения, когда он, остыв, пытался помириться. Решительно собрала вещи и уехала из Москвы на Урал, в город, где до переезда в столицу какое-то время жили мы с отцом. Здесь я окончила восьмой и девятый классы.

Мне удалось перевестись из МГУ в местный вуз на журфак, устроиться в общежитие. Стала я жить на стипендию и на то, что подрабатывала в ночном баре, небольшие суммы присылали мне иногда к праздникам тётя из Самары и бабушка из Сочи. От отцовских денег я категорически отказалась. Но он упорно перечислял мне ежемесячно определённые суммы на мой банковский счёт. К ним я не прикасалась.

Андрей Васильев оказывал мне знаки внимания недолго – где-то в течение месяца: садился со мной на лекциях, приглашал в кино, пытался сопровождать до общежития после занятий. С Валерой мы тогда были не знакомы - он лежал в больнице. Я старалась избегать Андрея, постепенно тот сам убедился в бесперспективности своих ухаживаний и отстал от меня ещё до того, как выписали из больницы его друга.

– Волосы высветлить можно, - не сдавалась Мирела, - в наше время дело нехитрое.
– Чёрные глаза цыганки плутовато засверкали.
– Золотая моя, - обратилась она ко мне, как к незнакомке, - докажи всем, не вру я! Отец твой генеральского чина?

– Если и так, ничего доказывать не буду!
– не на шутку разозлилась я: мне уже надоело глупое разыгрывание Мирелой ребят. Выпытала у меня всё и бессовестно забавляется!

Никому ничего не объясняя, схватила её за запястье, увитое позолоченным браслетом, и потянула за собой, пытаясь увести Мирелу в свою комнату.

Но не тут-то было. Хитрая цыганка легко, как угорь, выскользнула из моих рук.

– Давай-ка я тебе, красавица, погадаю, - протянула игриво. Я и охнуть не успела, как оказалась перед ней с протянутой ладонью – очень ловко Мирела её вывернула.
– Так и знала!
– важно запела она, уставившись в мои линии жизни, судьбы, любви и ещё не знаю чего там. На её довольном лице заиграла загадочная улыбка.
– У вас с чернявым одна дорога! Зря сопротивляетесь!

Невольно обернувшись на стоящего у стола Валеру, поймала его взгляд – тут меня словно током поразило, и я застыла на месте. Взгляд его карих, как я тогда думала, глаз был таким завораживающим, что внутри у меня всё расцвело алыми розами, похожими на те, что растут летом в саду у бабушки в Сочи.

Признаться, где-то глубоко в сознании внешне этот парень мне нравился. Смугл, черняв, широкоплеч и одновременно сухощав. Как ни странно, при смуглости и черноте Валеру нельзя было назвать ни цыганом, ни лицом кавказской национальности, даже с татарином не спутаешь. Было в нём что-то аристократическое - возможно, в правильном строении лица или в красиво очерченных, чуть припухлых губах, а может, в умении держаться уверенно, без суеты.

Наверное, я пялилась на него неприлично долго, потому что Валера смутился и отвёл взгляд.

Опомнившись, я всё же утащила упирающуюся Мирелу в свою комнату, совершенно забыв про соль. Оказавшись вдвоём, потребовала с неё ответа, почему она навязчиво пыталась сосватать меня Валере.

– Это карты так говорят, ничего от себя не прибавила!
– неожиданно заупрямилась цыганка.

Само собой, я ей не поверила. Но именно с тех пор непроизвольно стала присматриваться к Валере Васильеву, а летом, когда мы случайно встретились на отдыхе в Сочи - оказалось, наши бабушки жили в одном городе - между нами вспыхнул роман, который, впрочем, быстро затух, после того, как мы переспали и расстались на последние дни каникул. Я уехала в Самару, к тётушке, он – в свой родной город на Волге.

По всей вероятности, для Валеры наша связь ничего не значила, так как по возвращении в университет на учёбу он сделал вид, что у нас с ним ничего не было. При встрече лишь холодно кивал головой.

А у меня сердце сжималось от обиды, хотя, в сущности, не знала, люблю ли я его или не люблю, ведь всё так быстро началось и закончилось так же стремительно быстро. Но он был первым моим мужчиной, первым любовником. Именно ему я доверилась. Не то чтобы ожидала от него после близости немедленного предложения руки и сердца. Конечно, это было важно, все девчонки об этом мечтают. Но главным всё же было неожиданно появившееся у меня желание ощущать прикосновения и ласки не кого-нибудь, а именно Валеры.

Раньше ни к кому не испытывала такого волнующего притяжения. И вообще мысль, что кто-то из парней будет целовать меня не по-братски, сжимать в объятиях и льнуть ко мне всем телом, а потом проникать в мои внутренности, приводила меня в ужас.

Интимной близости я боялась как укусов змеи, ведь мать мою отцовская родня, да и некоторые знакомые нашей семьи, кто знал её, считали ветреной блудницей. Впрочем, как её иначе назвать, если она, не стыдясь, бросила мужа и ребёнка, прямо-таки пошла по рукам - после первого любовника нашла второго, а за третьего вышла замуж и уехала с ним за границу, совершенно забыв обо мне.

Ничем на неё я походить не хотела! И страшно сердилась, когда меня внешне сравнивали с матерью. Родственники утверждали, что у нас одинаковые голубые глаза, улыбки и светлые волосы. Только вся она была утончённее и ярче. Больше всего делали нас похожими с матерью белокурые волосы, густые и немного вьющиеся – вот почему после окончания школы я их стала красить в шатенисто-коричневый цвет.

Как ни горько, но надо было признать: после нашей близости я разонравилась Валере. Его совсем не тянуло ко мне, наоборот, он упорно меня избегал. И я бы, бесспорно, смирилась и не напоминала ни словом ему о нашей нечаянной близости, если б не беременность.

– Ты обязан на мне жениться! – повторила, как попугай. – Ты прекрасно знаешь, это твой ребёнок! Я не допущу, чтобы его считали нагулянным ублюдком!
– Воздух от волнения застрял у меня в горле, и я на секунду-другую замолчала, потом, судорожно сглотнув, продолжила с жаром: - Попробуй отказаться, я напишу статью о тебе в молодёжную газету, ославлю на весь город!
– Сбавив тон, твёрдо добавила: - Сожалею, но тебе придётся смириться. Мы распишемся, а когда родится ребёнок, обещаю, разведёмся. Всё будет чинно, благородно, как в комедии «Не может быть», - не удержалась съязвить я и тут же стала опять серьёзной. – Я делаю тебе предложение только на год. Даю слово, на алименты подавать не буду. Об этом дам расписку.
– Воинственно взглянула Валере в глубину его болотных глаз, где не было ни сочувствия, ни понимания, одна ярость.
– Но ты мне дашь другую расписку, что не будешь претендовать потом на ребёнка, не будешь вмешиваться в нашу с ним жизнь!

Глава II

– Не смотри мне в глаза, не смотри, я всё равно сильнее: я хитрая серая бестия, и рать моя мощнее вашей, человеческой.
– Длиннохвостая мокрая крыса шаг за шагом подступала ко мне, сверкая огромными глазищами. Я слышала её наглые рассуждения о всесильности крысиного племени, но не отводила глаз. – Ты думаешь, если будешь смотреть мне в глаза, я подчинюсь? – Противный раскатистый крысиный хохот разрезал тишину и тьму вокруг.

В ужасе попятилась назад и упёрлась в холодную, влажную бетонную стену. «Нет!» - крик застыл в моём горле и не вырвался наружу – голос исчез. В мозгах лихорадочно промелькнуло: «Надо запустить в крысу сапогом!» Но я не могла пошевелиться, а крыса всё приближалась и приближалась, вот-вот бросится на меня, а за нею – целое крысиное полчище.