Станция Араминта

– Ты не улучшишь своего положения, прячась в унынии в этом доке. Твой ИС уже подсчитан, и с этим ничего не поделаешь.

Глауен в ответ только рассмеялся.

– Если бы можно было что-то с этим сделать, то, может быть, я этим бы и занялся.

Улыбка Арлеса потускнела. Неужели нельзя ничем пробить самообладание Глауена? Недаром мать Арлеса Спанчетта считала Глауена самым неприятным ребенком из всех тех, которых она встречала.

Арлес важно заговорил:

– Возможно, ты поступаешь очень мудро! Наслаждайся покоем, пока это еще можно, потому что уже завтра ты будешь кандидатом, которому предстоят пять долгих лет волнений.

Глауен бросил в сторону Арлеса косой насмешливый взгляд, который так раздражал его.

– Тебя что, так уж мучат эти волнения?

– Меня – нет! У меня ИС равный шестнадцати. Я могу и расслабиться.

– Точно так же считала твоя тетка Смонни. У тебя какие отметки в Лицее?

Арлес нахмурился.

– Давай об этом не будем, ладно? Я могу сам позаботиться об этом.

– Как скажешь.

– Именно так и скажу. А что касается предметов, которые не подлежат обсуждению, то я знаю намного больше, чем ты думаешь, – Арлес посмотрел на зеленую с голубым крышу. – На самом деле мне не следовало бы тебе это говорить, но я частным образом случайно узнал твой ИС. Извини, но он не очень-то обнадеживает. Я это говорю тебе только для того, чтобы для тебя это не стало сюрпризом сегодня вечером. Глауен снова бросил быстрый косой взгляд в сторону Арлеса.

– Никто, кроме Фратано, не знает моего ИС, а уж он-то тебе этого не скажет.

Арлес многозначительно усмехнулся.

– Попомни мои слова! Твой номер близок к 30. Я не могу сказать тебе точно, но будем считать, что где-то между 29 и 31.

Наконец-то спокойствие Глауена дало трещину.

– Я тебе не верю! – он вскочил на палубу, – Откуда ты взял такую ерунду? От своей матери?

Арлес внезапно почувствовал, что он слишком распустил язык. И все же он решил продолжить атаку.

– Ты хочешь сказать, что моя мать говорит чепуху?

– Ни ты, ни твоя мать не должны ничего знать о моем ИС.

– А почему бы и нет? Считать мы умеем, а все связи можно найти в записях, хотя в твоем случае точнее сказать, что их нельзя там найти.

Странное замечание, подумал Глауен.

– Что ты этим хочешь сказать?

И снова Арлес почувствовал, что распустил язык.

– Ничего особенного. Правда, ничего особенного.

– Ты сегодня, похоже, набит какими-то странными фантазиями.

– Дерзкие Львы знают, кто чего стоит. Я знаю про такие скандалы, о которых ты даже не подозреваешь! Например, как старая леди почти что силой пыталась затащить к себе в постель Фогеля Лаверти.

– И как далеко она сумела его дотащить?

– Да вообще не сумела! Он же младше меня! А вот тебе другая ситуация: я прямо сейчас могу тебе назвать кое-кого , кто скоро станет матерью, а вот насчет отца там есть большие сомнения.

Глауен отвернулся.

– Если ты пришел выяснить именно этот вопрос, то могу тебя заверить, что я к этому не имею никакого отношения.

– Отличная шутка! – воскликнул Арлес. – Самая остроумная из всего того, что ты сегодня сказал, – он поднялся. – Время уже поджимает. Вместо того, чтобы сидеть и возиться здесь с лодкой, ты бы лучше пошел домой, отполировал свои ногти да потренировался в хороших манерах.

Глауен взглянул на пухлые белые пальцы Арлеса.

– Мои ногти на данный момент почище твоих.

Арлес надулся и сунул руки в карманы.

– Мы с тобой находимся в разных условиях, запомни это! Когда я говорю с тобой, ты должен отвечать: «Да, сэр» или: «Нет, сэр» и все. Так надо себя вести. А если у тебя за столом возникнут сомнения по поводу своих манер, то можешь просто посмотреть на меня.

– Спасибо на добром слове. Но, думаю, я и сам смогу пережить этот торжественный ужин.

– Ну, как хочешь.

Арлес повернулся на каблуках и зашагал к выходу из дока.

Глауен с раздражением смотрел ему вслед. Арлес прошел между двумя статуями, которые обозначали вход в сад Дома Клаттуков, и исчез из поля зрения. Молодой человек погрузился в раздумья. Между 29 и 31? После пяти лет в роли кандидата его ИС может снизиться до 25. А это будет означать положение внештатника и выход из Дома Клаттуков: придется расстаться с отцом, со всеми прелестями местной жизни, расстаться с престижем и прерогативами полноправного сотрудника агентства!

А как же девушки, чье мнение ему так дорого? Эрлин Оффоу, все данные которой предвещают ей карьеру «разрушительницы сердец», или Тисия Вук, хрупкая блондинка, изящная, как левкой, но гордая и надменная, как все Вуки. И, наконец, Сессили Ведер, которая при последних встречах была с ним очень любезна. Если он получит ИС равный 30, то ни одна из них больше и не взглянет в его сторону.

Глауен вышел из дока и зашагал к дому, чувствуя себя одиноким и потерянным.

Войдя в дом, Глауен направился прямо к своим комнатам, которые находились на восточной стороне второго этажа. К своему великому облегчению, он обнаружил, что Шард уже вернулся.

Шард с порога почувствовал взвинченное состояние сына.

– Что-то ты слишком рано начал трястись.

– Арлес мне сказал, что он знает мой ИС, – ответил Глауен, – и что мой ИС лежит между 29 и 31.

Шард поднял брови.

– 31? Да даже и 29? Это просто невозможно. В таком случае ты будешь среди внештатников не успев ничего начать!

– Знаю.

– Наплюй на Арлеса. Он просто хотел тебя завести раньше времени и, кажется, преуспел в этом.

– Он сказал, что слышал это от Спанчетты! И еще он говорил что-то о том, что у меня не хватает каких-то записей!

– Да? – задумался Шард. – Что он этим хотел сказать?

– Не знаю. Я сказал ему, что он не может знать мой ИС, а он ответил, что почему же нет, когда все родословные записи имеются в наличии, или, точнее, в моем случае отсутствуют.

– Ха, – пробормотал Шард. – Теперь я, кажется, начинаю кое-что понимать. Мне просто интересно… – его голос постепенно сошел на нет. Шард встал, подошел к окну и уставился в него. – Очень уж похоже, что к этому делу приложила ручку Спанчетта.

– Разве она может поменять мой номер?

– Вопрос очень интересен. Она работает в бюро А и имеет доступ к компьютеру. И все же она никогда бы не рискнула жульничать с машиной, это государственное преступление. Что бы она ни сделала, если вообще она что-то сделала, это должно бы оставаться в рамках закона.

Глауен удивленно покачал головой.

– Почему она вдруг захотела проделать такую штуку? Какое ей дело до моего номера?

– Мы еще не знаем, правда ли то, что там что-то подправлено, или нет. И даже если там что-то и подправлено, мы не можем сказать, что это сделала Спанчетта. И опять-таки, если за всем этим действительно стоит она, то ответ прост. Она ничего не прощает и ничего не забывает. Я расскажу тебе кое-что, о чем ты, вероятно, еще не знаешь. Давным-давно она вбила себе в голову, что выйдет замуж за меня. И посвятила в свои планы Хозяйку дома и леди Лилиан, тогдашнюю экономку, так что они стали воспринимать все это всерьез, даже не удосужившись поинтересоваться моим мнением. Однажды вечером мы играли в эпенг. Спанчетта тоже была во дворе, орала «Судью на мыло!», восторженно верещала, когда давали свечку, и так далее. «Да, похоже, тебе женитьба спокойной жизни не принесет» – крикнул мне Вильмор Ведер. «Я и не собираюсь жениться. Где это ты набрался такой ерунды?» – сказал я. «Да все только об этом и говорят. Куда ни придешь, только это и слышишь», – ответил он. «Посвятил бы хоть кто-нибудь меня в этот секрет», – сказал я. – «И кто же эта счастливая женщина?» – «Конечно же, Спанчетта. Я слышал это от Карлотты». – «Карлотта просто чешет язык. Я не собираюсь жениться на Спанчетте! Ни сегодня, ни завтра, ни на будущий год, ни даже при втором пришествии Пулиуса Файштерснапа. Короче, никогда и ни за что. Я ясно выразился?» «Мне-то все ясно, – сказал Вильмор. – Теперь тебе только осталось убедить в этом Спанчетту, которая стоит как раз у тебя за спиной». Я оглянулся и увидел Спанчетту, которая прямо-таки прожигала меня глазами. Все засмеялись, а она попробовала убить меня битой для игры, что вызвало еще больший смех.