Станция Солярис

– Крис... Долго это будет продолжаться?

– Ты о чем?
– изобразил я непонимание; неземная тяжесть давила мне на плечи.

– О последствиях болезни...
– Она открыла лицо. Глаза ее влажно блестели.
– Почему меня перестали лечить, Крис?

– Потому что ты не больна.
– Я взял ее за руку и повел к двери кабины.
– Пустяки, Хари. Это пройдет.

– Когда?

– Всему свое время, Хари.
– Я ненавидел свою ложь.
– Иди, играй.

Она вспыхнула и выдернула свою руку из моей.

– Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Я уже не маленькая, Крис!

– Хари, не надо, не заводись. Давай не будем устраивать друг другу сцен.

– Не будем, - коротко вздохнув, покорно ответила она и, войдя в комнату, вновь села за компьютер. Но играть не стала. Просто молча сидела, глядя на экран.

Я не сделал к ней ни шага. Я не хотел разговоров. Я чувствовал, как в душе моей нарастает усталость.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я вновь взглянул в окно.

Завихрения уходили под ровный слой красного тумана, приобретая вид круглых углублений до ста, а то и больше метров в диаметре.

Интересно, наблюдают ли за этим Снаут и Сарториус? Кстати, почему Сарториус до сих пор не звонит? Когда же он собирается, по его выражению, "поставить меня в известность"? Когда же мы будем заниматься делом?

Я взглянул на Хари - она все так же неподвижно сидела перед дисплеем, подошел к видеофону и позвонил Снауту. Он не отозвался. Немного поколебавшись, я все-таки решил потревожить Сарториуса - однако и его видеофон не отвечал. Это меня слегка задело: согласился на эксперимент, а сам бродит неизвестно где. Возможно, торчит в каком-нибудь холле и пытливым взглядом буравит красный туман...

Ладно, подумал я. Будем ждать. Хотя с его стороны это просто свинство я должен что-то делать, а не маяться в своей кабине.

Я взял с полки читаный-перечитаный том монографии Хьюга и Эгла "История Соляриса", сел на стул спиной к Хари и начал его перелистывать.

...Терпения у меня хватило минут на сорок, не более. Положив книгу на пол, я встал и повернулся к Хари. Она сидела, подперев голову руками; глаза ее были закрыты, но она тут же открыла их и мрачно взглянула на меня. Настроение у нее явно было не самым радужным; у меня тоже.

Утро уже превратилось в красный день, пелена облаков почти полностью рассеялась, но туман и не думал исчезать. Углубления стали целыми котлованами, их края сужались ко дну, делаясь все более похожими на те воронкообразные отверстия, в которых Бертон искал пропавшего физика Фехнера. Но до поверхности океана они еще не добрались.

Я вновь позвонил Снауту, и вновь безуспешно. Кибернетик либо крепко спал, либо занимался чем-то за пределами своей кабины. Сарториус тоже не отзывался. Меня начала охватывать злость, хотя для злости, в общем-то, не было оснований - ведь Сарториус не назначал какого-либо определенного времени своего звонка.

– Пойдем-ка прогуляемся, - сказал я Хари.
– Поищем нашего чрезвычайно занятого доктора Сарториуса.

– Ты мог бы предложить мне это и не таким тоном, - сердито отозвалась она.
– Поласковей.

– Я же просил тебя: давай обойдемся без сцен. Пора бы нам уже миновать этот этап.

– Эх ты, психолог, - сказала Хари, вставая.
– Знаток человеческих душ...

– Прости. Это все потому, что я плохо спал.

Хари подошла ко мне и произнесла, в упор глядя мне в лицо:

– Нет. Это потому, что я тебе мешаю, Крис. Я же вижу, хоть я и не психолог.

– Ну что ты, Хари, - пробормотал я.
– Просто я... просто у меня...
– я никак не мог подобрать слова.

– Ладно, Крис, - она грустно усмехнулась.
– Не надо придумывать.

Постараюсь быть незаметной.

Она, обойдя меня, направилась к двери. Я, проглотив горький комок, пошел следом.

Не обменявшись ни единым словом, мы прошли по коридорам и поднялись на обзорную площадку. Там никого не было. Красный туман все так же застилал поверхность океана, он еще больше сгустился и напоминал кисель; котлованы становились все шире и глубже, туман на их дне продолжал медленно вращаться, но пока не видно было там, в глубине, привычных буро-черных волн.

Мы спустились на ярус, где находилась лаборатория Сарториуса:

во-первых, я хотел заглянуть на кухню - вдруг доктор сидит там, устроив для себя длительное пиршество? Во-вторых, за то время, что мы с Хари бродили по Станции, он мог вернуться в лабораторию.

Кухонные столы просто поражали своей абсолютной пустотой; дверцы настенных шкафчиков были плотно закрыты - казалось, здесь, на кухне, веками не ступала нога человека...

Зато дверь в лабораторию была приоткрыта - это я увидел еще издалека.

Мы подошли к ней и я громко произнес:

– Доктор Сарториус, это Кельвин. К вам можно? Я не дождался вашего звонка.

Ответа не последовало. Ввглянув на молча стоящую рядом Хари, я открыл дверь еще шире и вошел во владения физика.

Первое, что бросилось мне в глаза в этом светло-голубом зале - пустота на письменном столе; в этом смысле он почти не отличался от столов, стоящих на кухне. С него исчезли стопки книг и дискеты, исчез зажим с детскими рисунками, и одиночество дисплея разделял только листок белой бумаги, аккуратно положенный в самый центр столешницы.

Почувствовав в этом какой-то подвох, я, ступая почему-то очень осторожно, чуть ли не на носках, начал приближаться к столу, окинув взглядом лабораторию и убедившись, что Сарториуса в ней нет.

Это была какая-то записка, всего два слова. Еще не дойдя до стола, еще ничего не прочитав, я ощутил смутную тревогу. Сразу же вспомнилась адресованная мне предсмертная записка Гибаряна, которую я нашел в его шкафу.

Упираясь руками в столешницу, я вновь и вновь перечитывал два этих коротких слова. Нет, эта записка отличалась от записки Гибаряна. Та носила следа спешки и имела адресата; эта не адресовалась никому и была написана крупными, ровными, словно по линейке, почти печатными буквами.

Хари за моей спиной тихо охнула:

– Как это, Крис?

Я молчал и все перечитывал и перечитывал эти два слова: "Ухожу навсегда".

7.

Наш вертолет летел навстречу солнцу над бескрайним красным полем, совершая очередной, все более расширяющийся виток вокруг Станции.

Очередной бесполезный виток. Снаут занимал место пилота, Хари я усадил в кресло рядом с ним, а сам устроился позади нее на откидном сиденье хоть машина и была рассчитана только на двух человек, конструкторы все же добавили на всякий случай одно дополнительное место. Мы были облачены в ярко-красные полетные комбинезоны с кислородными масками, висящими на груди, - в герметично закрытой кабине вертолета нормально дышалось и без масок. Снаут держал машину на высоте двадцати метров от красной клубящейся массы и осматривал пространство перед собой; Хари вела наблюдение по правому борту, а я старательно глядел в противоположную сторону. Время от времени вертолет нырял в гигантские воронки, пронизавшие таки толщу тумана до черной, с кровавым оттенком, колышущейся поверхности океана, и мы всматривались в свои сектора с удвоенным вниманием - но все было тщетно. Туман и волны - и больше ничего...