Стандинг
Шрифт:
– Над чем ты опять ломаешь голову? – с тревогой в голосе справляется у меня Его Высочество.
Удачно проведя операцию, он уже как-то забыл о своей крупной душевной неудаче.
– Я от начала до конца мысленно пробежал это дело, Толстый! Я всегда так поступаю, перед тем как предать дело пыли забвения.
– Да, мы не раз о нем вспомним, – соглашается он.
– Да нет, Берю, наоборот, мы его быстро забудем и выкинем из нашей памяти.
– С графиней будет посложнее! Как она меня унизила, эта дрянь!
– Твоя графиня исчезнет из твоего прошлого, как и все остальное. Когда ты
Он пожимает плечами.
– Ты прав. Отныне я буду больше внимания уделять моей Берте. Когда я так много говорил о ней в своих лекциях, до меня дошло, как я к ней привязан!
На закате дня мы останавливаемся у гостиницы «Отельпансионат Пузо Махатмы Гранди», в которой остановилась Б.Б. (не путать с другой Б.Б. – Брижит Бардо).
Толстый хорошо знает хозяина гостиницы, и тот по знакомству сделал для него большую скидку, потому что сезон уже заканчивался.
Консьерж сообщает нам, посмотрев на доску с ключами, что госпожа Берюрье находится у себя в номере, от чего Мастодонт приходит в дикий восторг.
– Ты отдаешь себе отчет, – говорит он, смело поднимаясь по лестнице, – моя малютка ведь могла пойти погулять, но, нет: она замуровывает себя в своей комнатенке, чтобы подольше подумать о своем Александре-Бенуа и наслаждаться тем, что она худеет. Боже милосердный, как же я мог доставлять неприятности подобной супруге!
– Сейчас ты искупишь все твои грехи, – утешаю я его. – У тебя впереди целая жизнь, чтобы превратить ее жизнь в многоцветный рай.
Мы останавливаемся перед дверью с номером 22, что на жаргоне означает «атас» (положение жены полицейского обязывает). Тук-тук! Стучит указательным пальцем толстяк Берю.
Нам отвечает взрыв смеха. Тучного, обильного, радостного органического смеха, который чем-то напоминает бульканье опрокинутой винной бутылки. Берю смотрит на меня и улыбается.
– Она, должно быть, читает отрывной календарь «Вермо», говорит он.
И открывает дверь.
С первого взгляда комната кажется пустой, но мы все-таки решаемся войти. И перед нами открывается необычное зрелище. Берта Берюрье, в ванной комнате, в одной комбинации, сидит на коленях здоровенного мужика не менее десяти пудов весом. Мужик в одних плавках. Никогда еще такая куча живого мяса не сидела на одном биде (потому что громила сидит на биде). Никогда, никогда в жизни я не видел такого скопления сала в таком тесном пространстве. Ванная полна серого и пахучего дыма, и все кажется нереальным в этом чаду. На кафельном полу ванной стоит походная газовая плитка, на плитке чадящая сковорода, на которой в почерневшем масле жарятся около дюжины сарделек.
– Берта! – вопит Берюрье.
Она подскакивает и опрокидывает сковороду. Растекающееся по полу масло обжигает ступни толстокожего ископаемого. Тот издает звук, похожим на мычанье, от которого лопается эмаль ванны и срывается воронка душа. Чтобы облегчить страдания от ожога, он ставит ногу в умывальную раковину и открывает кран с холодной водой. Пол его тяжестью раковина срывается с кронштейнов и падает ему на вторую ногу. И он снова испускает дикий рев.
За это
время Берта пришла в себя и с непринужденным видом восклицает:– Какой приятный сюрприз! Вот чего не ожидала, так не ожидала, конспираторы вы мои хорошие!
Ова подходят к нам, пожимает мне руку, а своего обалдевшего мужика целует в губы.
– Я представляю вам своего соседа по номеру господина Альфонса, – говорит она.
Сверхтучный склоняет в поклоне свой бюст мамонта. У него двадцать три спадающих каскадом подбородка и свисающие на грудь щеки.
– Мы с господином Альфонсом убиваем время, – воркует хват-баба с курорта Брид, – жизнь здесь не очень веселая. Ты здесь, так сказать, в одиночестве.
Голос господина Альфонса напоминает тоненький голосок евнуха или сюсюкающей маленькой девочки. Он говорит, что не хочет нас беспокоить, забирает свои штаны размером с воздушный шар братьев Монгольфьер и, прихрамывая, репатриируется в свои владения.
Берюрье смотрит ему вслед и покачивает головой с видом человека, который сейчас вот-вот умрет, или которому обещают, что через неделю его покатают на яхте.
– Хорошенькое дельце! – вздыхает он.
Берта подскакивает.
– Ты, хам, ты, может быть, думаешь, что между господином Альфонсом и мной что-то было! Мы были легко одеты, потому что в гостинице жарко натоплено, только лишь поэтому!
– Да не в этом дело, – вздыхает Удрученный.
Он показывает на валяющиеся на полу ванной сардельки.
– За твое несезонное лечение я плачу деньги, Берги, а ты, оказывается, не придерживаешься диеты и трескаешь эти сардельки!
Берта раскаивается. Эта добропорядочная душа опускает свои глазки долу. От чувства вины и от того, что ее застали на месте преступления, лоб у нее покрывается пунцовыми пятнами.
– А что ты хочешь, Сандри, как бы ты ни хотел похудеть, но одна столовая ложка натертой моркови и одно яблоко – это согласись, не ужин. Разве после такого ужина будет хороший сон?
Ошеломленный Берю недоверчиво бормочет:
– Ложка натертой моркови и одно яблоко?
– Ну да, и ничего больше! Кроме этого, я ничего больше не ем, я режимлю, – подтверждает она. – Вот, посмотри, на ночь у меня всего литр минералки «Брид»!
Он недоверчиво всматривается в нее.
– А ты, вроде, поправилась, Берта, – спокойно и с упреком бросает он ей.
– Да нет же, – лукавит она.
– Да! – безапелляционно заявляет Берю. – Сан-А может подтвердить. У тебя увеличилось водоизмещение. Я так думаю: вся эта водичка – туфта!
– Ты в своем уме! – возмущается Б.Б. – Она волшебная!
Тут Берю замечает весы. И забирается на них. Затем вытягивает руку, берет бутыль с волшебной водой и, подавляя отвращение, одним глотком опустошает ее. После этого он ставит посуду на место и смотрит на шкалу.
– Причина понятна, – говоритон. – Вместо того, чтобы похудеть, я поправился на целое кило! Ты едешь с нами, Берта! Собирай чемоданы!
Она понимает, что протестовать бесполезно, и подчиняется. Берю собираете пола рассыпанные сардельки и кладет их опять на сковороду. Он усаживается на биде, ставит сковороду на хромированный табурет ванной и с жадностью начинает поедать их. По его губам течет жир.