Становление личности. Избранные труды

Обладание совестью (какого бы вида она ни была) приносит человеку наказание в виде вины, сомнения и тревоги. Эти состояния души внушают нам мысль о возможности идеального хода развития, при котором конфликты разрешаются, обязательства поддерживаются, а жизнь мужественно (без самообмана) упорядочена. Мы чувствуем, что зрелость означает осознанные и до некоторой степени партнерские отношения со всеми несогласованными условиями нашего собственного существования.

Это становится возможным потому, что мы способны на самотрансцендентный взгляд, который экзистенциалисты советуют нам принять, и в конкретных исторических, временных, пространственных, биологических, психологических, социологических условиях нашей жизни жить с предельно возможной для нас ясностью взгляда, ответственностью и мужеством [288] .

Мы еще не можем предсказать, как сильно повлияет на психологию личности экзистенциалистское направление, уже широко распространенное в философии, литературе и теологии, но похоже, что переливание крови уже требуется. Утверждения экзистенциализма по большей части изложены абстрактно или в виде метафор. Но даже в таком виде они призывают психологию стать сильнее в тех областях, где она сейчас слаба. Экзистенциализм требует признания активного интеллекта и уделения большего внимания собственным функциям, включая самообъективацию и направленное становление. В частности, он требует более широкого и свежего взгляда на тревогу, мужество и свободу.

Благодаря Фрейду психология не обошла проблему тревоги (по крайней мере тревоги, возбуждаемой чувством вины и страхом наказания), но она мало что может сказать о страхе небытия (смерти) и еще меньше о тревоге по поводу явной бессмысленности существования, которую Тиллих находит наиболее характерной для нашего времени. Односторонне трактуя тревогу, современная психология не может адекватно понять стремление и мужество [289] .

Экзистенциализм принимает все свидетельства, предоставляемые глубинной психологией, включая любой фрагмент прозы, страстей, вины и страданий в человеческой природе. Он признает, что приспособительные и родовые механизмы плотно встроены в наше поведение, но он также отдает должное динамическим возможностям, которые заключены в самопознании, в собственных стремлениях, а также принимает во внимание ту конечную свободу, которой отмечен личностный выбор. Формулируя в теологических терминах, можно сказать, что конечная оценка состояния человека включают все факторы, с которыми имеет дело современная доктрина полного обновления.

Вообще говоря, экзистенциалистский взгляд на человека, получивший развитие в Европе, более пессимистичен, чем соответствующие взгляды в Америке (этот факт привлекает наше внимание к социокультурным влияниям на теории личности). Когда жизнь оказывается тяжелой борьбой за существование и кажется (как в разоренной войной Европе), что «нет выхода» (Сартр), то у человека на самом деле растет напряжение и развивается чувство долга, более тягостное, чем чувство надежды. Напротив, в Америке, где человек, ищущий богатой и полноценной жизни, встречает меньше препятствий, мы рассчитываем обнаружить более открытый, общительный, доверчивый тип личности. Эти ожидания отражены в оптимизме, преобладающем в американской психотерапии, которая включает не только неопсихоаналитические концепции «продуктивной личности», но также «клиент-центрированную терапию» и такие новые процветающие движения, как «пастырское консультирование» и «руководство» (guidance). Тиллих признался, что изумляется стойкому мужеству американцев. Он пишет: «Потеряв опору своего существования, типичный американец тут же начинает работать над созданием новой опоры» [290] . «Мужество быть частью прогресса группы, к которой человек принадлежит, своей нации, всего человечества, выражена во всех специфически американских философиях: прагматизме, философии процесса, этике роста, прогрессивном образовании, борьбе за демократию» [291] . Тиллих мог бы добавить:… а также в американских формах психотерапии и консультирования.

Очевидно, культура является одной из совокупностей обстоятельств, из которых человек выводит свой стиль жизни. Однако никак нельзя согласиться с тем, что личность – это просто «субъективная сторона культуры». Эта формулировка соблазнительна для антропологов и социологов, чье внимание поглощено социокультурными условиями становления. Она также соблазнительна для психологов, преданных гипотезе реакции и полагающих, что личностью руководят главным образом стимулы, внешние побудители, давление окружающей среды, образ родителей. Культурные теории личности, подобно другим реактивным теориям, отражают взгляды на человеческую природу скорее Локка, чем Лейбница. В качестве современных примеров можно привести популярные теории «модальной личности», «базовой личности», «классового поведения» и «ролевую теорию».

Вероятно, мы не можем отрицать, что культурный подход приносит ценные данные, поскольку культура действительно является важным условием становления. Однако личностная интеграция – это более фундаментальный факт. Мы, несомненно, принимаем определенные культурные ценности как собственные, важные для нашего личного становления, но верно также и то, что все мы – протестующие девиантные индивидуалисты. Некоторые элементы своей культуры мы отвергаем напрочь, многие усваиваем в качестве простых приспособительных привычек, но даже те элементы, которые мы по-настоящему присваиваем , мы приспосабливаем так, чтобы они подходили к нашему личному стилю жизни. Культура – это условие, но не общий трафарет становления.

19. Свобода

Когда мы говорим, что выбираем что-то из доступных элементов культуры, или действуем в соответствии со своей совестью, или связываем свои решения со своими ценностными схемами, мы обходим стороной проблему свободы. Никакой другой вопрос не повергает научного психолога в такой ужас. Можно просмотреть сто американских книг по психологии подряд и не найти даже упоминания о «воле» или «свободе». Психологу, как и другим ученым, свойственно обычно действовать в рамках строгого детерминизма и выстраивать барьеры между собой и здравым смыслом, чтобы здравый смысл не заражал психологию своей верой в свободу. По той же причине сооружаются барьеры против теологии. Но, несмотря на создаваемые ею неудобства, эта проблема ставится вновь и вновь. Экзистенциализм настаивает на свободе; в психотерапии стало модным постулировать ее; новый интерес психологии к ценностям является на самом деле интересом к проблеме выбора и, следовательно, возрождает проблему свободы. До сих пор от борьбы между свободой воли и детерминизмом попахивало наивностью. Мы с некоторым успехом научились преодолевать монолитную оппозицию психики и тела, природы и воспитания, и теперь нам следует сделать то же самое относительно свободы и детерминизма. Здесь могут помочь следующие соображения.

1. Во-первых, необходимо отличать точку зрения ученого от точки зрения действующего человека. Высшая мудрость ученого может, к сожалению, делать его слепым в отношении реального процесса развития. Система взглядов ученого подобна взгляду всеведущего существа, для которого все вещи имеют свое место, время и движутся по детерминированным орбитам. Но у действующего человека совсем другой взгляд. В аналогичной ситуации оказывается человек, расположившийся на вершине холма и оттуда наблюдающий одинокого гребца внизу на реке. С этого наблюдательного пункта хорошо видны опасные пороги за поворотом реки, еще не известные гребцу. То, что является настоящим для глаза наблюдателя, еще лежит в будущем для гребца. Высшее существо предсказывает, что вскоре гребец будет перетаскивать волоком свой челн. Этот факт сейчас совершенно неизвестен гребцу, незнакомому с руслом реки. Когда преграда возникнет на его пути, он будет принимать решение о ходе своих действий и преодолевать трудности. Короче говоря, действующий не в состоянии видеть свои поступки на большой пространственно-временной матрице, как это может премудрый Бог или менее мудрые полубоги науки. С этой точки зрения он работает в рамках выбора, а не судьбы. В качестве психологов мы должны знать (и действительно знаем), что реальность человека образуется тем, как он определяет свою ситуацию. Выбор для него – первостепенный факт, а то, как все это выглядит для наблюдателя на холме, к делу не относится. Именно потому, что экзистенциализм всегда принимает точку зрения действующего человека, он так упорно настаивает на наличии свободы в природе человека.

2. Даже когда мы становимся на точку зрения ученого, мы замечаем, что определенные условия ведут к относительно большей или меньшей свободе для индивида. Одно из условий, в отношении которого наша доверенность максимальна, – это самопонимание. Всякий психотерапевт (даже исповедующий крайний детерминизм) предполагает, что пациент, достигший высокой степени самообъективации и ясно видящий свое «личное уравнение», способен взвесить свои склонности, понять свои ограничения и двигаться (с некоторым успехом) по им самим выбранному курсу. Если бы это было не так, любая система психотерапии основывалась бы на обмане. Психотерапия дает надежду на то, что скорректированный образ Я и более рациональная оценка своего поведения уменьшают принуждение, вносят порядок и высвобождают пути развития в соответствии с выбранными целями. Следовательно, даже научная психология допускает возможность того, что знание может вести к относительной свободе.

3. Относительная свобода, как нам известно, зависит от владения индивидом множественными возможностями поведения. Парадокс в том, что человек, чья нейропсихическая система таит много детерминирующих тенденций, свободнее человека, чья нейропсихическая система таит только одну детерминирующую тенденцию. Таким образом, человек, обладающий только одним навыком, знающий только одно решение, имеет только одну степень свободы. С другой стороны, человек, обладающий обширным опытом и знающий много способов поведения, имеет гораздо больше степеней свободы. В этом смысле широко образованный человек свободнее человека узко подготовленного. Сегодня мы становимся свидетелями того, какие пугающие шаги могут предпринимать политические лидеры с одномерным умом. Нас тревожит их максимально упрощенный взгляд на социальную и политическую реальность. Им известно только одно решение, и это решение тоталитарно и ложно. Отсутствие у них личной свободы отражается в нетерпимости и боязни несогласия. Однонаправленный ум никак не может понять, что у правды много путей.

4. Наконец, психологам известно, что одни способы выбора дают относительно больше свободы, чем другие. Когда человек пытается столкнуться с импульсом лоб в лоб (сжимая кулаки до хруста и скрежеща зубами), его усилия могут не дать большого эффекта. Концентрация внимания на импульсе часто приносит с собой сильное желание осуществить импульсивный акт. «Ничего плохого в том, что я сделаю это». Этот закон «инвертированного усилия» знаком каждому из нас [292] . И на этом уровне свобода часто оказывается жестокой иллюзией.