Стану тебе женой

– Рад, подожди, – руками упираюсь в его плечи, – я ещё не договорила. Разорви с этим Владом все отношения как можно раньше. Нам с ребёнком не нужно много денег. Нам ты нужен, живой и невредимый.

Глава 11

– Мам, а можно мне ещё один кусочек тортика? – просит малышка, кивая на торт, что мы принесли в гости к тёте Тане.

– Да, конечно, зайка. Вот этот с вишенкой будешь? – аккуратно перекладываю кусок торта с большого блюда на тарелку, следом повторяю для Кати.

Когда девчонки уходят и мы с Танюхой остаёмся наедине, у меня звонит мобильный и я быстро принимаю вызов, ткнув пальцем на зелёную трубку.

– Привет, что делаешь? – хриплый тембр голоса ласкает мой слух и я едва не мурлычу в трубку.

– Привет, торт ем

– Вкусный?

– Угу, – отправляю засахаренную вишню в рот.

– Мля, Наташа, ты так сексуально причмокиваешь.

Тяжело дышит и мне нравится вот как сейчас: дразнить его и наблюдать за реакцией, которая точно не заставит себя долго ждать. Секунда, две, три…

– Пришли мне свою фотку, – требует Рад.

– Сейчас?

– Да. Хочу посмотреть, как ты ешь торт.

Жму на красную трубку, завершая звонок. Беру со стола кусочек торта и направляюсь с ним в ванную комнату, чтобы сделать пикантный снимок. Закрывшись изнутри на замок, снимаю кофту, оставаясь в одном кружевном лифчике. Немного приспускаю чашечки, подцепив пальцем горошину сливочного торта, размазываю по коже в чувствительном месте…

Распускаю волосы, немного качаю головой, чтобы появилась некая небрежность и объём. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Выгляжу пошло. И если бы в таком виде появилась перед Радом, он бы точно меня всю жадно съел.

Делаю снимок, отправляю Радмиру. Под сообщением появляются две фиолетовых галочки – прочитал, но всё ещё не отвечает. Видимо, детально разглядывает… извращенец!

Мобильник оживает.

– Дразнишь меня? – спрашивает и я ласково мурлычу “угу”. – Я бы тебя сейчас всю этим кремом испачкал и съел.

– Так приезжай. Испачкай меня… всю.

Вздыхает.

– Не могу. Я от тебя за двести километров сейчас. Придётся в машине пофантазировать.

Теперь вздыхаю я. Он на работе. На своей дурацкой опасной работе, где платят огромные деньги и стреляют в людей посреди белого дня.

– Я скучаю, милый. Видеть тебя хочу. Когда ты приедешь?

– Скоро. Я договорился о венчании. Будет в пятницу в Покровском соборе. Я тебе деньги на карту отправил, купи себе подвенечное платье.

– Как? Уже?

– Ты будто не рада? – ухмыляется.

– Рада, но это неожиданно.

– Мы говорили с тобой на эту тему на выходных. Ничего не изменилось. Или ты передумала?

– Нет. Не дождёшься!

– Извини, детка, у меня вторая линия. Я перезвоню тебе позже, – прощается в спешке, а затем его голос становится хриплым: – мне крышу рвёт без тебя. Я звездец как скучаю, Наташа.

После разговора с Радом возвращаюсь в кухню. Таня дымит своей таблицей Менделеева в открытую форточку.

– Постой пока в дверях, не заходи, – приказывает командирским голосом и я послушно жду, пока подруга насытится никотиновым дымом. – Ну и что это было, Наташа? Чего ты так в ванную рванула? Живот скрутило?

Я улыбаюсь до ушей. Головой качаю.

– Делала сексуальную фотку для Радмира.

– М-да, – цокает языком. – Любовь-морковь у вас как посмотрю?

– В эту пятницу мы венчаемся.

– Шутишь, подруга?

– Нет. Радмир уже обо всём договорился, – и кое-что вспомнив, запускаю на телефоне мобильный банкинг. – Вот деньги мне на карточку прислал, чтобы я купила подвенечное платье. Не хочешь прошвырнуться по магазинам? Тут много денег, на двоих с тобой хватит ещё и останется.

Татьяна меняется в лице и если минуту назад в её глазах играл озорной блеск, то сейчас там плещется брезгливость.

– Мне его бандитские деньги и даром не нужны.

– Он не бандит. С чего ты взяла эту глупость? Радмир занимается трейдингом. Он покупает-продаёт. Ездит по всей стране, между прочим.

Подруга хохочет: громко и пугающе, будто какая-то ведьма из диснеевского мультика.

– А я смотрю, он тебе знатно по ушам прошёлся, – тянется к ящику стола, достаёт оттуда вилку и протягивает мне: – на, собери лапшу, а то свисает до пола уже.

– Дурочка, – отбираю вилку и отшвыриваю её в сторону. – Ты ничего о нём не знаешь, понятно?

– Ну, конечно. Что я могу о нём знать? Только знаешь, почему твоего Радмира ещё не посадили? Папа-прокурор прикрывает иначе, если сына закроют, то и его карьере придёт конец.

– Я не верю тебе. Ты специально мне это говоришь.

– Зачем мне тебе врать, хм? Мы же подруги с тобой, почти как сёстры.

– Да потому что ты мне завидуешь!

– Я? – опять смеётся как ведьма, только на этот раз её смех меня не пугает, а злит. – Наташа, очнись! Тебе эти “Четыре восьмёрки” голову задурил. Ты дальше носа своего ничего не видишь. Ты думаешь, почему я тебе Игоря сватала? Да потому что он нормальный мужик и рядом с ним ты была бы счастлива.

– Хватит! – наотмашь стучу ладонью по столу. Больно, но от слов, сказанных лучшей подругой, меня вообще режет на лоскутки.

Татьяна замолкает, а я, тяжело дыша, смотрю на неё гневным взглядом и впервые в жизни хочу стукнуть.

– Больше никогда не смей говорить в таком духе об отце моего будущего ребёнка! То, чем занимается Рад, наше с ним личное дело и тебя оно не касается, понятно?

– Ой, дура… Ты же пропадёшь с ним, Наташа!

– Тебе какое дело? Я пропаду, а не ты.

***

– Венчается раб Божий Радмир, рабе Божьей Наталие, во имя Отца, и Сына, и Святого духа, аминь, – священник, облачённый в красивую рясу, вышитую золотой нитью, водружает на голову Радмира венец. – Венчается раба Божия Наталия, рабу Божьему Радмиру, во имя Отца и Сына, и Святого духа, аминь…

С замиранием сердца наблюдаю за таинством венчания, пропуская через сердце каждое мгновение. Наши с Радом руки связаны рушником* (прим.
– полотенце из домотканого холста), а в свободных руках мы держим по венчальной свече.

Красиво. И волнительно. Дух захватывает! Одинокая слезинка стекает по моей щеке, потому что радость заполнила всю меня изнутри и теперь выплёскивается наружу.

Распиваем священное вино из одной чаши. После этого священник накрывает наши соединённые руки епитрахилью* (прим.
– длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь) и трижды обводит вокруг аналоя* с Евангелием и праздничной иконой (прим.
– высокий четырёхугольный столик с покатым верхом).