Старая сказка
Шрифт:
— Ее лоно не расширено.
— Что я вам говорила?
— А теперь я попрошу вас раздвинуть ноги.
Я свела колени вместе.
— В этом нет необходимости.
— Прошу прощения, — вновь сказала она. — Я должна произвести полный осмотр.
— Мы знаем, что представляет собой королевский двор, — вмешалась сестра Эммануэль.
— В самом деле? Хотела бы я знать, откуда. К вашему сведению, Его Величество король превратился в весьма набожного человека, так что весь двор сейчас прозябает в скуке и томлении.
— Прошу вас, не упрямьтесь, — сестра Серафина с силой развела мне колени. На мгновение я воспротивилась, стиснув зубы, но потом в очередной раз напомнила себе, что больше мне идти некуда. Так что
Вынув руку, она отвернулась, чтобы умыться. Я села и натянула нижнюю рубашку до колен.
— Удовлетворены?
— Она не ждет ребенка, — сообщила сестра Серафина сестре Эммануэль.
— И? — требовательно вопросила наставница послушниц.
Сестра Серафина покачала головой.
— Если она желает знать, не девственница ли я, то должна вам сообщить, что… я была замужем. — Мне пришлось проглотить комок в горле, чтобы произнести эти слова. Глаза у меня защипало от слез.
— Были? И где же ваш супруг? — пожелала узнать сестра Эммануэль.
Я сложила ладони в молитвенном жесте.
— Мой супруг… он… — Но закончить мне не удалось.
Сестра Серафина сочувственно закивала головой.
— Мне очень жаль, — сказала сестра Берта. — Мы не знали, что вы — вдова. В письме короля вас называют «мадемуазель».
— Я и есть мадемуазель, — сердито ответила я. — Я что, так и должна сидеть и дрожать от холода? Передайте мне одежду.
Монахини обменялись недоумевающими взглядами. Лицо сестры Эммануэль осветилось любопытством. Я подметила, как раздуваются ее ноздри. Она почуяла запашок скандала, как свинья нюхом чует глубоко зарытые в землю трюфели.
Я одарила ее ледяным взглядом, замерев в неподвижности, пока сестра Берта затягивала мне корсет. Затем я позволила ей надеть на меня тяжелое черное платье, источавшее неприятный запах щелока, в котором его стирали. К нему прилагался длинный передник из тех, что носят крестьянки, темные чулки из плотной колючей шерсти, которые подвязывались выше колена кожаными ремешками, и самые уродливые туфли на деревянной подошве, какие я только видела.
Не могу передать отвращение, охватившее меня, когда я надела эти тряпки. Меня едва не стошнило. И дело было не только в том, что от них исходил омерзительный запах, что они чесались и были грубыми. Они выглядели уродливыми. А я всегда обожала красивую одежду. Мне нравилась гладкость атласа и чувственная мягкость бархата. Меня приводили в восторг изящество вышивки, утонченность кружев и шуршание шелка по полу. Мне нравилось лежать по утрам в постели и думать о том, что я надену сегодня. Имея выбор нарядов, я могла польстить королю или понравиться мужчине, которого желала видеть своим возлюбленным. Я обожала придумывать новую моду. Например, подобрать юбки лентой, выставляя напоказ туфельки на высоком каблуке, или первой надеть платье из черных «зимних» кружев поверх кремового атласа, замечательно оттенявшего мою кожу. И сейчас я чувствовала себя бабочкой, у которой жестокосердный мальчишка оборвал разноцветные яркие крылышки.
Сестра Серафина осторожно вынула заколки из моей прически, и завитые локоны водопадом обрушились на плечи. Затем она извлекла из своей корзинки большие ножницы и, не успела я опомниться, как она несколькими решительными движениям остригла мне волосы. Извивающимися черными змеями они упали на пол.
— Mordieu! [26] Что вы себе позволяете? — Я схватилась за голову, чувствуя, как неприятно колет ладони жесткая короткая щетина, похожая на иголки маленького ежика.
26
Черт
возьми! (фр.)— Мне очень жаль, — сказала сестра Серафина. — Но послушницам полагается иметь короткую стрижку.
— Так легче избавиться от вшей, — сообщила сестра Берта.
— Вы ничего не говорили… Меня никто не предупредил… — Я все еще не могла отнять руки от головы. «Теперь мне придется носить парик, как древней старухе, — подумала я. — Не могу же я показаться при дворе с остриженными волосами! Но ведь парик стоит очень дорого…» Глаза мои наполнились слезами. — Кто дал вам право? Вы должны были предупредить меня. Я бы никогда не согласилась остричь волосы.
Сестра Тереза принялась собирать обрезанные пряди с пола.
— Не смейте! — Я схватила ее за руку. — Это — мои волосы. Вы, наверное, хотите продать их пастижеру. [27] Но они — мои. И если кто-нибудь и решит продать их, так только я.
Сестра Тереза пожала плечами, глядя, как я подбираю свои локоны и запихиваю их в свою дорожную сумку.
— Вам придется отдать нам и свою сумку. Она будет помещена на хранение в кладовую.
— Но в ней находятся мои письменные принадлежности. Мои перья, чернила, перочинный нож…
27
Пастижер — мастер, изготавливающий изделия из натуральных волос (не только парики).
— Здесь вам ничего из этого не понадобится, — заявила сестра Тереза.
— Послушницам не разрешается писать письма, — добавила сестра Эммануэль.
— Но я должна писать. Я должна написать королю и друзьям при дворе. Я должна написать сестре, чтобы она знала, где я… Я должна писать рассказы. И как прикажете это делать?
— Рассказы? — презрительно поинтересовалась сестра Эммануэль. — Вы полагаете, что можете напрасно тратить время на создание подобной фривольной ерунды? Подумайте хорошенько, мадемуазель. — Она ухватилась за мою сумку, намереваясь вырвать ее у меня.
Я крепко держала ее.
— Вы не имеете права. Как вы смеете?
На помощь ей пришла сестра Берта. Дорожную сумку вырвали у меня из рук и вывалили ее содержимое на стол. Сестра Эммануэль переломила перья пополам, вылила чернила в помойное ведро, смяла листы пергамента и швырнула их в огонь.
Я попыталась остановить ее, но сестра Берта схватила меня своими сильными руками и не отпускала, даже когда я принялась лягаться, стараясь побольнее ударить ее тяжелыми деревянными башмаками.
— Salope, [28] — всхлипнула я, — putain, [29] — присовокупив еще несколько столь же сочных ругательств и проклятий. Но все было без толку.
Мои перья, чернила и бумага пропали, а с ними исчезла и последняя возможность написать прошение, чтобы выбраться из этой тюрьмы.
Воздушные замки
Аббатство Жерси-ан-Брие, Франция — январь 1697 года
28
Мерзавка, негодяйка, сволочь (фр.).
29
Шлюха, проститутка (фр.).