Старец Горы

– Я хочу лишь сказать, благородный Болдуин, что ты, сам того не подозревая, вернулся на землю своих предков, потомков Япета. И что развалины их городов, храмов и селений ты можешь увидеть в Палестине, Ливане, Сирии.

– Положим, развалено далеко не все, – прозвучал голос Глеба де Руси. – И города стоят, и храмы. Я тоже видел древние статуи, игумен. Я видел изображение женщины, которою Венцелин называет Великой Матерью. Она производит очень сильное впечатление.

– Не поддавайся соблазнам, сын мой, – остерег Лузарша Даниил. – Я бы назвал боярина Гаста еретиком, но он язычник, способный смутить любую даже самую праведную душу. Тем не менее, я вынужден признать, что многое из им сказанного – правда. Потомки Япета жили здесь задолго до того, как сюда пришли семиты. Что же касается Христа, то нет нужды искать в нем следы той или иной крови, ибо божественного в нем куда больше чем человеческого. Недаром же Спаситель сказал, что не будет ни эллина, ни иудея. И призывал он нас возлюбить друг друга, а не множить кровавые распри пустыми разговорами.

– Тогда почему мы пришли сюда не с оливковой ветвью, а с мечами? – негромко спросил Глеб.

– А разве Христос должен отвечать за неразумие людей?! – вскричал Даниил.

– Выходит, ты предлагаешь нам, игумен, отдать Иерусалим арабам и сказать «простите»? – полюбопытствовал ехидно Лузарш.

– Я ничего подобного не говорил? – возмутился Даниил. – Здесь находятся христианские святыни, и, думаю, что со временем арабы нас поймут. К тому же Иерусалим долгие столетия принадлежал сначала Римской, а потом Византийской империи, а мусульмане здесь были только гостями, к тому же незваными. Так вы поможете паломникам из Руси, благородные шевалье?

– Поможем, – спокойно отозвался Венцелин. – Раз люди верят, что Спаситель похоронен здесь, я не собираюсь их разочаровывать.

– Почему? – спросил барон.

– Истину всегда ищут только избранные, Глеб, все остальные довольствуются верой.

– Наверное, я устроен иначе, чем ты, Венцелин, а потому скромно доживу остаток дней своих среди остальных. Мы сделаем все возможное, игумен Даниил, чтобы облегчить участь паломников, жаждущих поклониться Гробу Господню, и порукой тому будет честь барона де Руси.

Картенелю показалось, что вслед за Глебом в разговор вступил еще один человек, скорее всего благородный Болдуин, но, к сожалению, он не успел дослушать его речь.

– Главное, мы узнали, а остальное не для наших ушей, – пояснил Сен-Валье, выталкивая Годемара из комнаты.

– Ты уверен, что король был там?

– А почему, по-твоему, трое русов говорили на латыни? – усмехнулся Бернар. – Наверное, сумели бы объясниться на родном языке. Впрочем, это уже неважно.

– А что важно? – удивился Картенель.

– Око Соломона! – поднял палец к потолку Сен-Валье. – Перед битвой с арабами к благородному Болдуину явился безумный рыцарь фон Майнц, на которого нашло просветление. Он посулил королю Иерусалима господство над миром, если тот отыщет философский камень. Однако у Болдуина хватило ума, не соваться в воду, не зная броду. А брод, похоже, знает только один человек – Венцелин фон Рюстов. И рыцарь посоветовал королю, оставить затею с поисками таинственного камня. Ибо знания жрецов Артании лягут тяжким грузом на его душу.

– Все равно будут искать, – с сомнением покачал головой Картенель.

– Будут, – согласился с ним Сен-Валье. – Но не король Болдуин, и не я. Надеюсь, Годемар, что и ты откажешься от этой затеи, дабы не нажить беды.

– А почему ты решил, что я вообще к этому причастен?

– Потому что видел тебя в компании безумного Майнца и Андрэ де Водемона. – Сен-Валье остановился и пристально глянул в глаза Картенелю: – Я считаю тебя своим другом, Годемар, а потому предостерегаю. Ты теперь знаешь, кто такой благородный Венцелин фон Рюстов, и я очень надеюсь, что это знание убережет тебя от опрометчивого поступка. Не нами спрятано, не нам и искать.

Благородный Бернар в очередной раз удивил своего приятеля. Кто бы мог подумать, что под личиной этого простака кроется столько проницательности. А ведь Сен-Валье попал в самую точку. Это именно Картенель свел Майнца с Водемоном, просто ради забавы, но благородный Андрэ неожиданно поверил откровениям безумца.

– Ты кому служишь, Бернар? – глухо спросил потрясенный Картенель.

– Христу, мой добрый самаритянин, – усмехнулся Сен-Валье. – Но, как ты сегодня убедился, каждый понимает Бога по-своему.

– Ты еретик, шевалье?

– С точки зрения Венцелина мы все еретики, благородный Годемар. И, очень может быть, он прав.

– Вот тебе и воины христовы! – с досадой вымолвил Картенель. – Знал бы папа Урбан, кого он посылает в Святую Землю, наверняка бы отлучил бы от церкви и тебя и меня.

– Сдается мне, что папам не нужен Иерусалим, – вздохнул Бернар, – ни Урбану, ни Пасхалию.

– А что им нужно?

– Константинополь, – охотно пояснил Сен-Валье. – И первым это понял благородный Боэмунд Антиохийский.

– Выдумываешь, Бернар.

– У тебя будет возможность, извиниться передо мной, Годемар, когда мы услышим о новом походе неугомонного крестоносца, обласканного папой.

– Ты мне лучше скажи, зачем игумен Даниил приехал в Иерусалим?

– Чтобы поклониться Гробу Господню, – пожал плечами Сен-Валье.

– И только?

– Чтобы передать благородной Марьице благословение отца, герцога Владимира, на брак с Венцелином Гастом.

– С язычником? – ужаснулся Картенель.

– С крестоносцем, первым поднявшимся на стены Иерусалима. С доблестным защитником Гроба Господня, решившим исход битвы при Ромале в нашу пользу. С человеком, вырвавшим благородного Боэмунда из рук нечестивых сарацин. Мне перечислять дальше заслуги Венцелина перед христианским миром или вышеназванного будет достаточно. Обвенчает их сам Даниил. Представь себе, он так и сказал благородной христианке – «твой грех, княгиня, церковь берет на себя в моем лице, а для тебя сей брак обернется благостью».

– Он это сказал по латыни?

– Нет, – спохватился Сен-Валье. – Русы всегда переходят на греческий язык, когда речь идет о христианской вере.

Картенель не поверил благородному Бернару, но промолчал. Этот проныра, этот бабник, этот болтун, а по мнению многих просто глупец, оказался далеко не так прост, как совсем еще недавно казалось Картенелю. Узнать бы еще, откуда провансалец так хорошо знает язык русов? Или он не провансалец?

– Подожди, – остановился посреди иерусалимской улицы Картенель, – ты куда меня привел?

– К дому благородного рыцаря фон Майнца, кажется, именно здесь остановился твой старый друг Ги де Санлис?

До Картенеля вдруг дошло, что весь вечер, жизнь его висела на волоске. Его могли убить в доме Венцелина, могли убить на улицах Иерусалима, тихих и безлюдных в эту позднюю пору. Это мог сделать сам благородный Бернар, а мог поручить кому-то другому. Сунули бы кинжал под ребра и бросили в сточную канаву как падаль. Но, видимо, Сен-Валье решил, что Годемар просто пешка, которую используют в чужой игре, и, между прочим, был прав. Картенель понятия не имел, кому понадобился этот чертов камень, но поддался на уговоры красноречивого Ги, который убедил-таки своего приятеля сунуть голову в пасть льва, воспользовавшись благовидным предлогом. За содействие благому делу Санлис обещал Картенелю кругленькую сумму, но забыл предупредить, что тот рискует жизнью.