Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Скоморох положительно заявил:

— Они можот вд о вы были. С горя ходили. А попадья — изменница. Она попа омманула. И все жонки таки! Сама настояшша правда!

Женская честь гибла. Ах, Махонька! Вся надежда теперь на Печорца. Рассказал же он прежде умильную побывальщину. Неужели не вспомнит он сказки, которая подымет женский образ? Думая так, Московка обратилась именно к нему:

— Федосей Павлиныч! Вас просим!

Ошкуй, Федосей Павлинович, хитро прищурился и начал предательство.

13. Жонкина верность

Два мужика выпивали. Расхвастались. Один говорит:

— Я как помру, у меня жонка не пойде взамуж.

— Только, Кирюха, помри, дак живо пойдет. Только ты помри, — посыкнется.

Ударили о полведра.

Он пришел домой и заболел, да и на завтра помер.

Утром жонка встала, пла-акала порато и затопила печьку: хоче блины пекчи на поминки мужу.

Вдрук товарышш под окошко:

— Ай, товарышш, пойдем выпивать!

Жонка и говорит:

— Он ведь умер.

— Ще-то с їм блаословесь слуцилось?

— Вот вчерась пришел да заболел и умер.

И сидит, плачот. Товарышш и говорит:

— Та эка ишшо молода. Не идешь-ле взамуж?

— Не-ет! Я уж не пойду.

— Я знаю жениха, только небольша есь причина.

— Кака?

— Пьяной на место сс…

— Это ницего.

Хватила мутовку на шешки, в голову тропнула мужа:

— Этот ишшо меня об…рывал.

Мужик опеть скоцит и почел жонку драть:

— Я чял, што ты не пойдешь взамуж. Надея на вас плоха. Нать мне товарышшу за залог купить полведра водки.

Берег залился веселым смехом:

— Само правильно! Вот каковы жонки! Надейся!

— А каковы сами? Эдва закопаете, да и жонитесь!

— Жонимся, да не вопим.

— Ну-ка, ишша!

— Про виноватих жонок!

— Про мужиков! Они уж виноватей!

Федосей Павлинович, так же хитро улыбаясь, принялся за новую сказку.

14. Никола Дупленьский

Жил мужик с жоною. Жона улюбилась в дьякона. Мужик ходит на бор, а жона тут дьякона и созовет. Мужик этот проведал. Вот он раз приходит из лесу и говорит:

— Я Миколу дупленьского нашел, сходи да помолись, дак што хочешь сделает тебе.

И дорогу показал, как дупл"e найти.

Вот она колобов напекла и пошла. А муж забежал другой дорогой и сел в дуплё.

Жона пришла, увидала дуплё и давай кланетце.

— Микола дупленьской! Подай, штоб муж ослеп, оглох!

— Подай колобы, дак ослепнет, оглохнет!

Она и подала. Домой пришла радехонька, а тот вперед забежал, да уж на печи лежит.

— Ох, што-то ничего не вижу…

— Ах, на-ка! Да што-ты, што ты, блаословесь?

— Да не чую ничего, што говоришь-то!

Тут дьякон пришол, она с їм угощается, всего напекла. Што уж муж не видит, не слышит.

— Ох, горе, дайте уружьем полюбоваться! Последний раз полюбоваться.

— На? Што уж тебе?

Дьякон говорит:

— Надо уж подать ему.

— Молчи, дьякон, куда ему? Лежи уж, куда тебе?

— Нет, уж нать!

И подал ему уружье и опять к ней. Вот они утешаютьця. Она блинов подала, едят.

А мужик уружье на дьякона навел да стрелил. Убил дьякона, полон рот блинов ему напихал, потом посадил в лодку, в руки как-то весло привязал, да в кусья спрятался, смотрит, што будет.

Мужики неводили, — дьякон пловет. Они вопят:

— Дьякон, не езди в тоню! Дьякон, не езди в тоню!

Один лодку пехнул, дьякон увалился в воду.

А тот выскочил из кусья:

— Ты што дьякона утопил!?

Мужики грохотали:

— Ну и жонка! Вот как молитце! Подай, штоб оглох, ослеп!

Женки верещали, и понять было невозможно ни одного слова, точно прорвалась плотина северной сдержанности.

— И все они хитры!

Это упрямо твердил Скоморох, не спуская глаз с молодки, которая тоже потеряла свой обычный покой.

В это время Кулоянин своим приятным голосом запел.

15. Чурило Пленкович и Василий Пермята

Выпадала порошка да снежку белого, Да по той порошки, по белу снежку Да не заюшко скакал, не бел горносталь, Ишшо шол, hде прошол да удалой доброй молодец, Да по имени Чурило Да ведь Пленкович. Чурилко младый Пленкович, Ходил гулял по чужим жонам. Говорит-де как деушка ему служаночка, Деушка Чернаушка: «Не ходитко, «Чурило, да по чужим жонам, По чужим жонам, да по чужим гузнам, Потеряшь ты, Чурилко, да буйну голову». Говорит де деушка служаночка, Служаночка деушка-Чернаушка: «Я пойду скажу Василью Пермятину!» — Да не сказывай Василью Пермятину, Я куплю тебе шубочку соболиную. — «Уж ты, ой еси, Чурилошко Пленкович, Не надо мне твоей шубочки соболиною, Я пойду скажу Василью Пермятину». — Деушка-Чернаушка, не сказывай Василью Пермятину. Я куплю тебе чуден крес, Не дешев, не дорог — тысечу рублей. — «Не надо мне твой чуден крес, Я пойду, скажу Василею Пермятину». — Ты гой еси, деушка-Чернаушка, Я куплю стрелочку каленую, Каленую стрелочку разрывчату. — «Не надо мне твоя стрелочка каленая. Я пойду скажу Василею Пермятину». Надевала она тонки белые чулочки с чоботам, Пошла-де она да во божью церков, Крес от кладет по писаному, Поклон от ведет по ученому, Да подходит она к Василью Пермятину Близко по близко: «Да пойдем мы, Васильюшко, да из божьей церквы: В доме у нас нешшасье повстречялосе». Тому-ле Василей да не ослышался, Крее от клал по писаному, Поклон вел по ученому. Пошол Василей да из божьей церкви Сапог о сапог покалачиват, — Приступ о приступочек прогнибается, Пошол де Василей из божьей церквы со служаночкой, Со служаночкой-деушкой, со Чернаушкой. Подходит Василей ко своей гридни, Подходит к палатам белокаменным, Да заходит Василей на красно крыльце, Брякнул Василей в золото кольц"e, Не отворяет ему молода жона, Молода жона да Настасья; Брякнул он во второй након кольц"e, — Не отворят ему молода жона ворота. В третей раз брякнул золото кольц"e, Отворят ему Настасья дочь Коломисьня, Выходит в тонкой белой рубашецьки без чоботов. Заходит Василей во свою гридню, Отворяет-от двери хрустальнея, Да заходит он в фатерочку белокаменну, Лежит на кроватушки тесовыя, Лежит да Издолишшо проклятое, Проклятое Издолишшо Чурилушко млад Пленкович. Сымат Василей да саблю вострую, Хочет рубить да буйну голову, Да раздумался Василей Пермятин сын: Сонн о го рубить, аки мертвого. Проснулся Чурило-от Пленкович От великого сну боhатырьского. Спросил Василей у Чурилка: «Ты котороhо отца, которой матери?» — Я отця Издолишша Проклятого. — Не спросил болей Васильюшко, Отрубил у его буйну голову. Выводил он свою да молоду жону На широкий двор, отрубал ей да праву ручюшку: «Не надо мне права ручюшка: С тотарином она да обумаласа». Отрубил у ее да леву ноженьку: «С тотарином она да оплеталася»! Отрезал он белы груди: «Тотарин лежал да на белых грудях!» Тогда рубил у ей буйну голову, Разметал все по чисту полю. Тогда пошол Васильюшко со служаночкой Во божью черкву.

Закончив былину, дедушка рассказал маленькую сказку.

16. Поп и дьякон

Влюбился дьякон в попадью и ходит к ей.

Сидит у ей раз, она его спрашивает:

— Куда завтра, отец-дьякон, поедешь?

— Да я поеду попахать.

— Я к тебе приду. Напику шанёг, колобков. Ты насыпь опилок, я по опилкам твое пол"e найду.

— Ладно.

Они говорят, а сын слышит, мальчишка небольшой. Вот попадья напекла шанёг, пирогов сподобленых, пошла к дьякону. А сын рано встал, насыпал опилок по дороги к попу. Попадья по опилкам и пришла. Поп думат: «Што тако, попадья смиловилась, всево напекла, да ешьчо сама принесла».

Она видит, не туда попала, говорит:

— Поп, поди созови хоть дьякона вместе їсь.

А сын говорит:

— У дьякона собака злюшша, без палки не ходи!

Поп взел палку большашшу и пошел.

Сын забежал вперед и кричит:

— Дьякон! Пошто к мамки ходишь? Татка к тебе с палкой идет!

Дьякон бежать: схватил полы долги, волосье трепешшется…

Поп кричит:

— Дьякон! Иди шанёг да пирогов їсь!

А тот от него.

Помор неожиданно запел.