Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений

Однако продление перемирия не принесло спокойствия на литовскую границу: как уже говорилось, именно во второй половине 1532 г. ходили упорные слухи о намерении Василия III захватить Киев. Нападения опасались и в других пограничных городах: в конце того же 1532 г. канцлер Литвы Ольбрахт Гаштольд со слов могилевского державцы В. И. Соломирицкого сообщал королю об «умысле» «неприятеля московского», задумавшего «под замъки нашы украинныи подтегнути и шкоду им учынити» ⁶⁹ . В этой связи представляется ошибочным утверждение А. А. Зимина, что с момента продления в апреле 1532 г. перемирия и до смерти Василия III «отношения с Литвой ничем не омрачались» ⁷⁰ .

69

РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 226. Л. 71.

70

Зимин А. А. Россия… С. 379.

Известия о воинственных намерениях московского государя подтверждались его явной незаинтересованностью в дальнейшем сохранении перемирия. Последнее при жизни Василия III посольство в Литву — В. Нащокина и подьячего Т. Дубровина, отправленное из Москвы 8 октября 1532 г., — везло только длинный перечень обид, причиненных литовскими подданными людям великого князя у Гомеля и Стародуба; в январе 1533 г. послы вернулись с ответным списком «шкод», представленным литовской стороной ⁷¹ . Миссия Нащокина вызвала в Великом княжестве крайне настороженную реакцию: литовские паны опасались даже, что это посольство преследовало разведывательные цели и, как только оно вернется в Москву, «тогды тыи слухи суть, ижбы он (Василий III. — М. К.) валку з нами почати мел» ⁷² .

71

Сб. РИО. Т. 35. С. 859—869. Польские наблюдатели, описывая прием послов у короля в Кракове в декабре 1532 г., подчеркивают, что те ни о чем другом, кроме причиненных московским подданным кривд и убытков, не говорили (AT. Т. XIV. 1952. № 537. Р. 827).

72

РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 226. Л. 71.

Между тем король всячески старался сохранить драгоценное перемирие: в июле 1532 г., узнав о задержании сандомирским воеводой шедших в Турцию московских купцов, он послал ему приказ немедленно освободить купцов и оправдаться тем, что воевода не знал условий заключенного с великим князем московским перемирия ⁷³ . Так и не дождавшись от Василия III предложения о заключении мира или продлении перемирия, Сигизмунд 27 июля 1533 г. послал в Москву Ивана Боговитиновича. В основной части посольства отводились протесты московского князя на пограничные обиды, а вина за то, что между их подданными «справедливость не стала», возлагалась на Василия III. Инструкция И. Боговитиновичу предусматривала также поднятие вопроса о перемирии без ущерба для королевского престижа: литовский посланник должен был дожидаться, пока московская сторона сама заговорит о перемирии, окончание срока которого уже приближалось, и тогда как бы от себя предложить великому князю прислать по этому вопросу своих послов к королю (поскольку-де с королевскими послами Василий III ни мира, ни перемирия заключать не захотел), но если бы посланник увидел, что великий князь не хочет слать в Литву послов, то он должен был тогда уже от королевского имени попросить охранную грамоту на приезд в Москву литовского посольства ⁷⁴ .

73

AT. Т. XIV. № 349. Р. 538.

74

РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 7. С. 1085—1089.

Однако Василий III в просимой охранной грамоте на королевских послов отказал, потребовав, чтобы в состав посольства вошли указанные им лица, а в самой охранной грамоте чтобы было ясно сказано, что она выдана по просьбе короля ⁷⁵ . Петр Томицкий, подканцлер Польши, в письме одному из своих корреспондентов сетовал на то, что охранный лист на послов не получен и дело, похоже, идет к войне, к которой литовские паны в настоящее время не готовы ⁷⁶ . Нуждаясь в мире, паны предприняли еще одну попытку, на этот раз как бы полуофициальным путем, склонить русское правительство к продлению перемирия: литовская рада отправила от своего имени гонца Ю. Клиновского с посланием от 8 ноября 1533 г. к боярам кн. Д. Ф. Вельскому и М. Ю. Захарьину. В послании паны просили, чтобы бояре великого князя «на то… приводили», дабы он прислал своих послов к их господарю или выдал опасную грамоту на приезд литовских послов в Москву ⁷⁷ . Упомянутый выше П. Томицкий с одобрением отнесся к известию об этой миссии и выразил надежду на продление перемирия, поскольку литовские паны, которым, по его мнению, недостает согласия между собой, «в настоящее время не готовы к войне с таким упорным и превосходящим по силе противником» ⁷⁸ .

75

Historia dyplomacji polskiej. Т. 1. S. 656 (со ссылкой на кн. 193 Варшавской копии Литовской метрики).

76

AT. Т. XV. 1957. № 539. Р. 750—751.

77

Сб. РИО. Т. 59. СПб., 1887. С. 2—4.

78

AT. Т. XV. № 541. Р. 757.

Ю. Клиновский прибыл к первому декабря на русскую границу, но был задержан в Вязьме: через несколько дней из Москвы пришло известие о смерти великого князя ⁷⁹ . Василий III умер в ночь с третьего на четвертое декабря 1533 г. ⁸⁰

Суммируя сделанные выше наблюдения, можно сделать вывод о том, что в русско-литовских отношениях второй половины 20-х — начала 30-х гг. XVI в. сохранялась постоянная напряженность, а временами (как в 1528 или 1532 г.) оба государства балансировали на грани войны. Чувствуя свою неготовность к ней, власти Великого княжества Литовского прилагали большие усилия к поддержанию шаткого перемирия. И хотя Василий III, занятый казанскими и крымскими делами, так и не начал тогда открытого вооруженного конфликта с Литвой, но пограничная война тлела все эти годы без передышки, причем очагом наиболее ожесточенных столкновений оказалась Северщина: именно ей суждено было стать главным районом боевых действий в предстоящей Стародубской войне.

79

Сб. РИО. Т. 59. С. 1—2.

80

Зимин А. А. Россия… С. 395.

Глава 2 ЛИТВА ГОТОВИТСЯ К РЕВАНШУ. КОНЕЦ 1533-го — ЛЕТО 1534 ГОДА

Со смертью Василия III перед правительством его преемника Ивана IV встала задача перезаключения всех существовавших дотоле соглашений с другими государствами: по меткому выражению И. И. Полосина, «всякая перемена главы правительства, по понятиям… той поры, влекла за собою естественную смерть дотоле существовавших международных отношений» ⁸¹ . В первую очередь была сделана попытка определить отношения с Литвой.

81

Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII в. М., 1963. С. 84. См. также: Юзефович Л. А. «Как в посольских обычаях ведется…». М., 1988. С. 28.

18 декабря 1533 г. посланник Ю. Клиновский был принят теми лицами, к которым был направлен: боярами кн. Д. Ф. Вельским и М. Ю. Захарьиным. 21 декабря он был отпущен обратно, а 27-го числа того же месяца к литовской раде с ответным посланием бояр отправился слуга Д. Ф. Вельского Юшка Звягин. Вельский и Захарьин сообщали панам, что великий князь Иван хочет с королем «миру и добрые смолвы», пусть паны-рада «наводят» короля на то, чтобы он с великим князем «потому ж похотел миру и добрые смолвы» и для переговоров о мире прислал в Москву своих «великих послов», для приезда которых с Ю. Звягиным высылалась опасная грамота ⁸² . Вместе со Звягиным 27 декабря из Москвы выехал посланник великого князя Тимофей Бражников-Заболоцкий: от имени Ивана IV он должен был сообщить королю о смерти Василия III и занятии престола его сыном, а также сказать «от своего государя королю, чтобы король с государем нашим был в дружбе и в братстве» ⁸³ . Одновременная отправка посланников к раде и к королю была обусловлена требованиями тогдашнего посольского обычая: дипломатические сношения могли вестись только между равными по статусу сторонами: между панами-радой и боярами, между великим князем и королем ⁸⁴ . Итак, после смерти Василия III русское правительство заняло миролюбивую позицию по отношению к Великому княжеству Литовскому. А как отнеслись в Вильне к перемене на московском престоле? Первое известие о смерти Василия III пришло в литовскую столицу из Полоцка и других пограничных мест 24 декабря 1533 г.; в том же сообщении говорилось о том, что братья покойного хотят лишить власти его малолетнего сына-наследника ⁸⁵ . Сначала слухам о кончине Василия III при виленском дворе не поверили ⁸⁶ , но затем с границы стали приходить сообщения, подтверждавшие это известие, а заодно — и новые слухи о борьбе за власть при московском дворе ⁸⁷ . Эти известия пробудили в Литве надежду на возвращение утраченных при Василии III земель. Канцлер Великого княжества Ольбрахт Гаштольд писал 13 января 1534 г. князю Пруссии Альбрехту, что Василий «многие крепости господаря нашего захватил обманом», теперь же, после его смерти, эти «крепости и владения, им захваченные, с Божьей ласки, могут быть возвращены, к чему сейчас самое подходящее время» ⁸⁸ . Другой виленский корреспондент Альбрехта, Николай Нипшиц, сообщал ему в письме от 14 января, что в случае, если в Москве вспыхнет междоусобная война, литовцы попытаются вновь овладеть Смоленском ⁸⁹ .

82

Сб. РИО. Т. 59. С. 4—7.

83

Там же. С. 7—10.

84

См.: Юзефович Л. А. «Как в посольских обычаях ведется…». С. 34.

85

AT. Т. XV. № 601. Р. 864.

86

Ibid. Т. XVI. Pars 1. 1960. № 6. Р. 12.

87

Ibid. № 13, 17, 18. Р. 25, 31—33. Подробнее см.: Кром М. М.: 1) «Записки» С. Герберштейна и польские известия о регентстве Елены Глинской // Вспомогательные исто­рические дисциплины. Т. 25. СПб., 1994. С. 79 и сл.; 2) Судьба регентского совета при малолетнем Иване IV. Новые данные о внутриполитической борьбе конца 1533—1534 года // Отечественная история. 1996. № 5. С. 37.

88

AT. Т. XVI/1. № 36. Р. 64.

89

Ibid. № 11. Р. 22.

Таким образом, под влиянием слухов о начавшихся в Москве междоусобицах литовские паны начали лелеять надежду на реванш. Но, как мы помним, еще недавно литовское правительство признавалось в своей неготовности к войне. Как объяснить подобную метаморфозу? По-видимому, виленские политики вовсе не собирались начинать войну немедленно: они и не смогли бы этого сделать тогда. Но происходившие в Москве события — смерть Василия III и начавшаяся при дворе борьба за власть — позволяли рассчитывать на миролюбие правительства Ивана IV, а тем временем Литва могла вести подготовку к войне. Как показало будущее, эта подготовка заняла у нее более полугода.

Еще в начале января 1534 г. виленский двор был настроен вполне миролюбиво по отношению к России: король даже отложил решение других внешнеполитических вопросов, как, например, пограничных споров с Ливонией, до прибытия московских гонцов с охранной грамотой на приезд литовского посольства ⁹⁰ . В наказе отправленному 8 января 1534 г. в Крым московскому послу Ивану Челищеву говорилось даже, что с литовским посланником отправлена опасная грамота «на послы, а король посылает к нему (Ивану IV. — М. К.) своих послов…» ⁹¹ . Однако в этом наказе русское правительство выдавало желаемое за действительное: литовское посольство так и не было отправлено в Москву. К тому времени, когда в Вильне получили еще недавно столь желанный охранный лист для послов, позиция литовской рады по отношению к России уже изменилась под влиянием все новых известий оттуда о распрях при московском дворе. Московские посланцы, прибывшие к середине января в Литву, были задержаны на границе; в Вильну их допустили только в самом конце этого месяца ⁹² . На 15 февраля король созвал в Вильне сейм, на котором было принято решение о войне с Москвой ⁹³ . Комментируя это решение, Н. Нипшиц писал в Кенигсберг князю Альбрехту 2 марта, что «к этому побудило литовцев ничто иное, как великие раздоры… в Москве между братьями прежнего (великого князя. — М. К.) и юным великим князем…» ⁹⁴ .

90

AT. Т. XVI/1. Р. 21.

91

РГАДА. Ф. 123. Крымские дела. Кн. 8. Л. 20.

92

AT. Т. XVI/1. Р. 22, 156.

93

Любавский М. К. Литовско-русский сейм. С. 264—265 и прил. 12. С. 22—24.

94

AT. Т. XVI/1. № 145. Р. 281.

24 февраля Т. Бражников и Ю. Звягин вернулись в Москву с ответными грамотами, соответственно, от короля и от рады. Ответ гласил, что «перемирье весполок з смертью великого князя… доконало», если же Иван IV хочет быть с королем «в братстве и приязни по тому, яко был… Казимер король и великий князь з великим князем Василием Васильевичем и з дедом его великим князем Иваном Васильевичем», то пусть пришлет своих послов к «Юрьеву дни» ⁹⁵ , то есть 23 апреля. Таков был ответ короля, весьма похожий, по справедливому замечанию Л. Коланковского, на ультиматум ⁹⁶ . А паны-рада в своем послании от 8 февраля язвительно советовали боярам «стеречь» великого князя — «абы он в молодости лет своих к великому впаду и з господарьством своим не пришел» ⁹⁷ . Реакция в Москве на полученный от короля и панов ответ была резко отрицательной: присланная литовской стороной опасная грамота на приезд русского посольства была отвергнута: «князь великий грамоты не полюбил, потому что о ней к королю не приказывал и послов своих к королю слати не хотел» ⁹⁸ ; грамота панов-рады к боярам осталась без ответа. Фактически в отношениях между двумя государствами с конца февраля произошел разрыв.

95

Сб. РИО. Т. 59. С. 10—12.

96

Kolankowski. S. 105.

97

Сб. РИО. Т. 59. С. 12—13.

98

Там же. С. 13.

В период заседаний в Вильне вального сейма (15 февраля — середина марта 1534 г.) туда продолжали поступать известия о распрях при дворе малолетнего Ивана IV: эти слухи подогревали воинственный пыл литовских панов. Об обстановке, в которой проходил виленский сейм, мы можем судить со слов коронного подканцлера П. Томицкого, регулярно получавшего информацию из Вильна. 8 марта, ссылаясь на только что полученные из Литвы письма, он сообщал одному из своих корреспондентов, что паны-рада Великого княжества «единодушно советуют королю, чтобы он старался вернуть захваченные… покойным князем Московским города и земли литовские», тем более что, как полагают паны, «сейчас самый подходящий момент для ведения войны, ибо между юным государем и его двумя дядьями нет согласия, и все в Москве пришло в смятение от раздора и междоусобных распрей» ⁹⁹ .

99

AT. Т. XVI/1. № 158. Р. 310.