Старое поместье Батлера

– Мне бы перекусить. А в целом рёбра почти не беспокоят, рана на затылке едва-едва саднит, но терпимо.

– Если хочется есть, значит, дела идут хорошо, - улыбнулась мама, но я видела притаившуюся грусть в её голубых глазах.

Наша жизнь в загородном доме бабушки текла размеренно и спокойно. Установилось даже некое расписание, и в течение дня мы успевали многое обсудить, строили планы на будущее. Мама умела прекрасно вышивать, я даже заикнулась, что её работы можно выставить на продажу. Она посмеялась, сказав, что таким рукоделием никого не удивить, потому что каждая порядочная женщина умела ровно то же, что и она.

– У других не видела, но от твоих работ я в невероятном восхищении, у тебя тонкий вкус, а таким навряд ли обладает каждая первая, - честно высказалась я. Мои слова явно пришлись по сердцу Мэделин: нежные щёки чуть порозовели, и женщина довольно улыбнулась.

Я ещё раз задумчиво посмотрела на вышитые розы на куске шёлковой ткани, которую нам дала Жюльетта и спросила:

– Мама, а ты умеешь рисовать?

– Почему спрашиваешь?
– вопрос явно удивил женщину.
– Когда-то мне давали уроки живописи, вроде неплохо получалось, - всё же ответила она на мой требовательный взгляд.

– Сможешь нарисовать меня?
– допытывалась я.

– Хмм, нужно попробовать, - взор голубых глаз стал оценивающим.

– Рисовать придётся на ткани. Угольком и очень тонко, аккуратно. А потом ты нитями "раскрасишь" получившееся изображение.

– Ты имеешь в виду что-то наподобие гобеленов?
– уточнила мама, откладывая иглу в сторону.

– Только не какую-то сцену, а именно портрет. А ещё... Мама, я не помню, скажи, пожалуйста, в нашей империи есть цветное стекло?

– Да, но оно жутко дорогое.

– А мастера, это стекло создающие, живут в Ирлэнде?

– Этого я не знаю, в Бирменгеме они точно есть, но, повторюсь, их услуги нам не по карману.

– Это хорошо, что они вообще есть в нашей Империи, а не где-нибудь за морем, - я прикусила нижнюю губу размышляя. Вышивка бисером для богатых клиентов. Полотно будет сверкать и переливаться не хуже драгоценных камней. И стоить не меньше. Если предложить стеклодуву договор, где я ему расскажу технологию создания бисера, то дело может выгореть, и платить никому не придётся. В своё время я увлекалась бисероплетением, много информации перелопатила, вот теперь все эти знания и пригодятся. Эх, кабы знать, где упадёшь, то соломинки бы подстелила.

– Дочка, что ты задумала?
– Мэделин всё это время не отрываясь следила за выражением моего лица.

– О, мама, дай время, есть мысль, но ей нужно сформироваться во что-то более конкретное, - не стала сразу отвечать я, поскольку сама до конца не была уверена в успехе этой затеи.

– Хорошо, - выдохнула леди, снова сосредотачиваясь на рукоделии.

День за днём я чувствовала себя всё лучше: организм на хорошем питании и свежем воздухе очень быстро шёл на поправку.

Через две недели спокойной жизни, перед сном мама вдруг спросила:

– Грейс, как ты себя чувствуешь? Готова продолжить путешествие?

Я прислушалась к себе, потрогала затылок, повертела шеей, даже сжала рёбра.

– Всё хорошо, ничего не болит, - кивнула я.
– Уверена, что выдержу дорогу, какой бы длинной она ни была.

– Ох, милая моя, путь нам предстоит неблизкий, - грустно улыбнулась мама и, пожелав мне доброй ночи, отправилась к себе.

Следующим утром к нам в гостиную, где мы с мамой любили пить чай и читать книги, постучала Жюльетта.

– Леди Мэделин, Нобрэ купил, что вы просили, - и передала графине два небольших прямоугольной формы листа серо-желтоватой бумаги с напечатанным текстом и каким-то рисунком сбоку. Приглядевшись, рассмотрела карету.

– Спасибо, Жюльетта, - кивнула мама. Стоило экономке нас оставить, протянула бумажки мне, — это билеты в Пенкридж, первая станция на пути к Алону.

– Отправление через три дня, - увидев дату и время, заметила я.

– Да. Ближайшая дата. Не хочу более напрягать и без того сложные отношения между тётей Мэй и Робертом. Он ведь и дня не даст ей спокойно вздохнуть, пока мы тут гостим.

– Я всё понимаю, - ответила я, - пойду соберу вещи.

И вот мы на станции в пригороде Бирмингема, вокруг толкутся люди, стоит невообразимый шум. Ржут кони и кричат погонщики. Суета немыслимая. Кто-то отбывает, кто-то, наоборот, прибывает. Тут же их встречают родственники с галдящими детьми. В общем, всё так же, как на привычном мне вокзале моего мира. С поправкой на множество карет и лошадей, гадящих куда ни попадя, благо хоть за ними тут же прибирали, иначе наши с мамой подолы дорожных нарядов безвозвратно пострадали.

– Пэнкридж! Пэнкридж!
– заорали так, что мы с матушкой одновременно вздрогнули.
– Посадка!

Дойти до "зазывалы", стоявшего на крыше кареты, чтобы его было видно издалека, в этой толчее оказалось непросто, но мы, победив в почти неравной схватке с людским потоком, со сбившимися набок шляпками, наконец вышли к необыкновенно крупной карете. Позади нас шагал Нобрэ и кучер, оба мужчины тащили на своём горбу наши сундуки.

– Сюда давай!
– окликнул их тот самый глашатай, сидевший на крыше дилижанса. Парень протянул руки и по одному перетащил наш багаж к себе, после чего ловко обмотал их верёвками, наверное, чтобы не упали, когда транспорт наберёт скорость.

– Ваши билеты, дамы?
– перед распахнутой дверцей замер усатый мужчина в одежде станционного рабочего.

Мэделин молча достала их из ридикюля и протянула проверяющему. Тот, удовлетворённо кивнув, вернул бумажки нам.

При помощи молчаливого Нобрэ мы забрались внутрь дилижанса и устроились на пронумерованных местах. Жёсткое, но широкое сиденье, не предполагало комфорта. Что же, нам не выбирать, придётся привыкать.

– Леди Грейс, - из широкого камзола садовник вынул подушечку и протянул мне. Я удивлённо на него воззрилась.
– Жюльетта сказала отдать вам. Доброго пути, леди!
– и, низко поклонившись, вместе с кучером исчез в толпе. Я даже поблагодарить не успела.

Мама улыбалась, впрочем, как и я, подкладывая подушку под пятую точку. Такая маленькая забота вдруг согрела сердце. Всё же мир не без добрых людей.

Глава 11

Если бы я знала, во что ввязываюсь, точно передумала бы и убедила маму переехать в городок в неделе пути от столицы и там обустроиться. Месяц... Целых тридцать дней, плюс-минус, нам предстояло тащиться куда-то на край земли. И сейчас я сильно сомневалась, а стоила ли овчинка выделки?

Первую неделю я свыкалась и приноравливалась к тряске, к запахам в замкнутом пространстве дилижанса, к надоедающим, любопытным взорам попутчиков. Молчала и терпела, впрочем, как и мама. Какая бы духота ни стояла, леди Лерой оставалась безупречно свежа и холодно-равнодушна. Я изо всех сил старалась ей соответствовать, но иногда мне очень сильно хотелось крепко выругаться и, махнув на все планы рукой, остаться в каком-нибудь симпатичном городишке навсегда. Лишь мама и природное упрямство заставляли не опускать руки.