Старость шакала. Посвящается Пэт

– В жизни всякое случается, – сказал констебль. – Тем более, когда происходит такое, – он покосился на дверь комнаты, где на каминной полке покоились урны. – И то, что я бываю здесь – не совсем моя инициатива. Мне действительно никто не приказывал, но… Пэт, у меня замечательный начальник, полковник Старки. Когда я рассказал ему, как ты встретила новость о смерти родителей, как отказалась от психолога, какой мужественной показалась в те страшные минуты… Да, это он попросил меня заходить к тебе. И я всегда бывал у тебя с удовольствием, мне стало нравиться бывать у тебя, Пэт. Ты мне понравилась, понимаешь, Пэт?

Пэт усмехнулась и опустила глаза. Она ненавидела себя и больше всего – за эту идиотскую усмешку.

– Я серьезно, Пэт. И я, – его взгляд метался по сторонам, – я не могу спокойно видеть, как ты бежишь к пропасти. Остановись, Пэт! Я рядом, я буду всегда рядом, даже если из-за этого меня разжалуют и выгонят из полиции. Сегодня я здесь чтобы официально просить тебя, Пэт, никогда – слышишь, никогда – больше не появляться на территории университета. И вообще, не появляться в том виде, в котором… в общем, в том виде, в котором ты появлялись. Конечно, кроме специально предусмотренных для этого мест. Это нарушение общественного порядка, Пэт и это большое счастье, что тебя пока не оштрафовали, и это в лучшем случае. Личная просьба полковника Старки. Прекрасный человек, Пэт…

– Все? – перебила она.

– Ну…

– У тебя все ко мне?

– Официально да, – он вытянул руки по швам. – Но я хотел…

– Оставь меня, пожалуйста. Или знаешь, вот что. Не приходи сюда больше никогда. Если, конечно, у тебя не будет при себе ордера на мой арест или хотя бы на обыск.

– Пэт!

– Пожалуйста! Не вынуждай меня грубить полицейскому при исполнении!

– Пэт, но ты мне правда…

– Не надо, Джим, – она уже закрывала за ним, презирала его, надеялась, что он успеет еще что-то сказать.

Но дверь уже захлопнулась.

Пэт слышала, как он еще постоял у двери – примерно с минуту, – а затем услышала стук каблуков. Знакомый стук, словно мимо ее дома проходила девушка на шпильках, уставшая скрывать усталость.

Обхватив голову руками, Пэт села на пол, прислонившись спиной к двери.

Только сейчас она вспомнила, как неожиданно радостно начался день – с объявления окончательного списка тех, кто будет работать на Уимблдоне.

Ее фамилию Энн упомянула восьмой по счету.

***

– Пэт! Крошка!

Она не узнала голос Пола Бернхема, и это после тех чудес, которыми ее, да и его, одарил Уимблдон.

– Пэт, детка! Клянусь, я плакал от счастья!

Еще бы не плакать, подумала Пэт, но понимала, что Пол имеет в виду не себя.

– Пэт, крошка, черт возьми! Ты не можешь отказать мне в ужине в ресторане, слышишь?

Пэт и не отказывалась. Смущенно улыбаясь в трубку, она поняла, что ей надлежит явиться в клуб, откуда, вероятно, они и поедут в ресторан на машине Пола. Так, по меньшей мере, подсказывала логика. Но у Пола были другие планы, и она даже не удивилась.

Обняв Пэт, он сразу повел ее в свой кабинет, где их ожидало царство смущения. Незнакомые люди, трое мужчин и трое женщин, достаточно взрослые и недостаточно спортивные для того, чтобы их можно было заподозрить в малейшей связи к теннису.

Пол долго представлял посетителям Пэт и так красочно описывал ее уимблдонский триумф, что Пэт едва не расчувствовалась. Оказалось, от волнения она мало что запомнила и теперь не могла выступить полноценной свидетельницей, возможно, лучших минут своей жизни.

– Я провожу гостей. Одну минутку, – мигнул ей Пол, выпроваживая посетителей.

Вернулся он почти через четверть часа, и за это время Пэт успела надоесть самой себе бесконечными вопросами без ответа. Беспроцентный кредит или дешевая земля – неважно, на что именно рассчитывал Пол, бросая ее как наживку для важных визитеров. Неужели она для него – не более чем приличный довесок к его и без того прогремевшему на весь мир имени? И с чего Пэт взяла, что после оглушительного Уимблдона в ее жизни все теперь сложить по-иному?

– Пойдем на корт, – выпалил Пол в распахнувшуюся дверь.

Пэт вскочила: здесь она все еще была ученицей, не имеющей права на ослушание даже шесть лет спустя. Стоило им выйти к кортам, как случилось небывалое: дети побросали упражнения и слетелись к ним как щенки к набравшей молока суке. Откуда-то у Пола в руке оказался фотоаппарат и, он выбрал двух девочек постарше, которые по очереди отсутствовали в кадре, где Пол, приобняв Пэт за плечи, широко улыбался в окружении своих подопечных.

В тот день они так никуда и не поехали. Кто-то позвонил Полу, и он долго говорил по мобильному телефону, жестикулируя и пару раз едва не попав под вылетающие с кортов мячи.

– Извини, такая заваруха, – сказал он ей, едва разобравшись с телефонным собеседником.

Такая, что, прости, не до тебя, читалось в его глазах.

– Может на днях? – спросил он, и Пэт кивнула. Неопределенно, но с намеком на согласие.

– Вот и отлично, – обрадовался Пол. – Тогда жду звонка.

Пэт и теперь не выразила несогласия, но попросила вызвать такси. Тащиться через весь город тремя маршрутами – сейчас это было бы невыносимой мукой. Такси застряло у дома Маккалистеров, где машине дорогу перегородил фургон, из которого мужчины в комбинезонах выгружали стенной шкаф. Расплативишись, Пэт не стала требовать от таксиста невозможного и поспешила проскользнуть незамеченной, но обогнув фургон, едва не налетела на Джимми Крайтона.

– Пэт! – он радовался как ни в чем не бывало и даже потрепал ее за плечи. – Ты вернулась?

– Еще вчера, – и она покосилась на окна Маккалистеров.

За те две недели, что ее не было в городе, всякое могло случиться. Это был всего лишь грузовой фургон для перевозки мебели, но Пэт все же забеспокоилась.

– Ремонт, что ли затеяли? – небрежно бросила она.

– Ах, да! – констебль разве что не подпрыгнул. – Ты и не знаешь! У вас новые соседи.