Старшая школа Йокай

— А, да все в порядке, — Томоко ободряюще хлопнула парней по плечам так, что у обоих подломились колени. — Папа вас не сильно убьет, наверное.

Наверное?..

Было решено так и сделать. Сменившие одежду (главное — носки!), увешанные сумками с учебниками и тетрадями, в означенное время мы стояли перед старым большим особняком в классическом японском стиле. На первой странице поисковика я прочитал, что будет уместен небольшой букет и сувенир из моей родной страны, и озаботился и тем и другим, раз уж я оказался мало того что не очень знакомым, так еще и гайдзином. Парни скользнули взглядом по моей подготовке, но не сказали ни слова. Вероятно, я всё сделал правильно. К особняку была пристроена какая-то коробка сомнительного вида. Изаму оглядел ее и присвистнул.

— Дом со своим додзё, однако. Тут семейство за неделю тренируется больше, чем мы все с начала года.

Входная дверь отодвинулась, и перед нами предстала дивной красоты девушка. Я мельком осмотрелся. Копия Томоко, разве что чуть повыше, старше на несколько лет. Одета в домашнюю юкату с широченными рукавами. За ее спиной длинный коридор и обычная прихожая, где аккуратными рядами была выставлена целая армада обуви.

— Наконец-то гости! — открытая улыбка располагала. Девушка отошла вглубь дома, приглашая войти. Сестра? Другая родственница? Томоко не рассказывала о своей семье. Я перешагнул порог, вспомнил о подарках и протянул их обеими руками.

— Добрый день, Танака-сан. Я Кощеев Константин, родом из России. Пусть мой подарок…

— Ара-ара! — великанша всплеснула руками и приняла и букет, и сверток. — По-любому это матрешка! Старшенькая про вас рассказывала. Проходите же.

Старшенькая?..

Мы пытались вылезти из чрезмерно туго зашнурованных кроссовок и как-то пропустили момент выхода из додзё трехметрового мужика в тренировочном доги.

Кажись, вот это он не должен был убивать гостей насмерть.

Мужик, не произнося ни слова, прошел в прихожую и поднял всех нас за воротник. Еще три руки остались. Всего их было шесть. Все трое молча висели, не изменившись в лице.

— Мелковаты, — подытожил они и начал переворачивать нас, чтобы осмотреть. Здорово тут у них.

— Папа, а папа. Хватит смущать моих друзей! — вышедшая из комнаты Томоко уже стартовала в начале коридора и явно была не в духе. Сгруппировавшись на бегу, она прописала отцу тройной апперкот.

С трех рук, ага. Мы посыпались в прихожую как горошины из вылущенного стручка.

— Мам, ну а что он? — оправдывалась Томоко.

— Однако, а руки у нашей Томоко-тян из нужного места растут, — прокомментировал я впервые увиденную истинную форму девушки.

Старший они громогласно заржал прямо у нас над головой, порядочно оглушив.

— Проходите, разувайтесь, здравствуйте, шутники. Гости у нас нечастое явление, особенно такие мелкие. Томо-тян, проводи по адресу.

Хана-кун, разложив между нами крупный лист бумаги, рисовал блок-схему. Мы внимательно следили за его руками. Выходило, что если заучить только это, то сдать социологию не представляло труда, поскольку на базовую информацию с легкостью вешались «прочие подробности».

Такими темпами мы осилим все предметы по две штуки в день, и если Хана-кун прав (в чем мы уже не сомневались), материал запомнится чуть ли не сам по себе. Мнемоника, десу. Спасение было близко.

В перерыве между подходом к социологии и человеческой психологии мы пили чай с каким-то крошечным печеньицем.

— Томоко-тян, а у вас такое огромное додзё — сколько человек там тренируется? — полюбопытствовал волк.

— Смотри, — они начала загибать пальцы. — У меня четверо сестер и трое братьев…

Мы дружно поперхнулись.

— …которые живут в этом доме. Я здесь старшая после папы и мамы. И папа гоняет всех, особо не жалея. То есть додзё должно вмещать минимум десять они. Еще бака-аники («придурочный старший брат», перевел я про себя). Он шляется по миру, пишет нам иногда. Сам говорит, не вернется, пока не победит какого-то рыжего и… зеленого.

— Рыжий и зеленый. Лепрекон, наверное?

— Да, точно ирландец, чемпион. И еще бака-анэсан…

Вроде бы это была старшая сестра? Я что-то уже не уверен.

— В общем, она в додзё не задержалась, ей тир подавай. Наемница, тоже по земному шарику постоянно болтается со своими пушками вместе. Папа сказал, что она в маму. Мама у меня как кузнец, только самка. Она как раз в любом оружии шарит, батя больше рукопашку уважает.

В этот момент в дверь раздался интеллигентный стук.

— Да-да, — откликнулась Томоко.

— Томо-тян, — в проеме показалась красотка-великанша, бывшая предметом разговора, — вам пирожков отгрузить? Сама помню, как учеба на мозг давит.

Я осознал, что передо мной мать, воспитавшая десятерых. После чего, не стесняясь, встал и отбил ей земной поклон.

— Танака-сан, — я должен был как-то оправдаться перед героиней, застывшей в соляной столб. — У моей бабушки, Марьи Моревны, много детей по старорусским меркам. Точнее, их семеро. Ей подарили внуков, но ни одна жена моего отца и ни одна из моих тетушек не родила больше одного ребенка. Я вижу в вас мать, которая, если оценивать жизнь с моей точки зрения, совершила настоящий подвиг.

Выпрямившись, я увидел проблеск в ее глазах.

— Мне говорили, что гайдзины уважают пирожки с яблоком. У нас очень хорошие яблоки аомори, мне их присылает сестра, живущая на севере острова. Тебе должны понравиться. Я сейчас принесу.

Пирожки были изумительными и с полпинка снимали негативное церебральное воздействие оперативного впихивания информации. Воздав еде должное, мы быстро справились с психологией, назначили встречу на завтра и разошлись.

С прошлого моего захода во внутренний мир прошло порядком времени, и я немного волновался, сжимая в руке монетку. Карачун ожидал меня. Когда я подошел к скошенному дому, он уже стоял, подпирая стену. И разговаривать не намеревался.

Когда я получил глефой по голове первый раз, я попенял себе: «Внимательнее, верхний блок нужно ставить быстрее». Лезвия мелькали перед глазами, и до этого момента я парировал всё, что на меня сыпалось.

Когда Карачун прописал мне по тыкве второй раз, я начал подозревать, что не в верхнем блоке дело.

Третье же получение удара по башке выдало систему. Скелетон целево показывал мое слабое место. И, с его точки зрения, в ситуации сражения до меня это дошло бы куда быстрее.

Я отскочил на пять метров и не выдержал:

— Карачун, ты намекаешь, что в этом сезоне дурак не Иван?

Скелет вместо ответа оттолкнулся от испещренной рытвинами земли, легко сократив расстояние между нами, и его замах не оставлял сомнений.

— Так что, мой дух слаб? Или я опираюсь не на те аргументы, которые тебе понравились бы?

— Да не дух твой слаб, долбоеб ты малолетний, — Карачун остановил клинок в половине ладони от моего лба, и его понесло. — Знаешь ты нихрена, а понтов — как будто в тебе сидит вершина эволюции и вниз смотрит с сочувствием. Слова-то какие. Семья. Друзья. Достоинство. Годами проторчал в усадьбе, как девка в тереме. На улицу вон вышел, а всего запала хватило только по проспекту погулять. Жизни не знаешь. А если не знаешь, как собрался добывать силу? Я должен тебе лекции читать, что ли? Людей узнавай! Мир не из окна наблюдай! Думаешь, если в самообслуживание научился, всё, больше ничем заниматься не надо? Жопа вон плоская как у библиотекарши! Когда тренировался не из-под палки последний раз? Когда добровольно информацию добывал не потому, что семья прикопает из-за несданного экзамена, и не потому, что от этого зависит выживание в ближайшие две недели?