Старшая жена. Любовь после измены

– Решила работать? Неожиданно.

– Ну так, - театрально вздыхаю я, - Я же скоро буду разведенкой. Мне надо на что-то жить, чтобы не зависеть от алиментов. И надо как-то оправдать свой диплом иняза. Так что, поможешь?

– Помогу, - кивает Талгат Аскарович.

– Вот и славно. Премного благодарна, - вновь выдаю фирменную ухмылку.

– Черт возьми, - отец качает головой. – Как же ты похожа на свою бабушку. Я будто с ней сейчас разговариваю. Мне снова десять и она отчитывает меня за тройку по русскому.

– Ажека была великой женщиной. Удивительный человек. Я больше не знаю енешек (ене – свекровь), которые бы ухаживали за умирающей келин (келин – невестка).

Снова прислоняюсь к спинке дивана, легонько подпираю подбородок кулачком. Папа сдерживается, потому что не любит, когда я поднимаю эту тему. Но я специально давлю на его больную мозоль, чтобы вывести на откровенный разговор.

– У мамы была профессиональная сиделка, - говорит сдавленно.

– Была, - киваю я, - с 8 утра до 9 вечера. А ночью мы с ажекой вставали к маме по очереди. Когда ей было совсем плохо. И бабушка была с ней до последнего. И закрыла маме глаза, когда она ушла. Я же говорю – святая женщина. Все пыталась искупить чужую вину.

– Зачем ты сейчас ворошишь прошлое? – и вновь он подавляет в себе эмоции.

– Потому что это прошлое – мое настоящее. И мне просто интересно, папа, почему ты все-таки завел токал в Астане, но не дал маме развод? Я же хорошо помню тот день, когда она узнала. Жена твоего коллеги приехала в гости. Она как раз вернулась из столицы и рассказывала последние новости. А я пришла со школы и услышала совершенно случайно, как она говорит маме, что ты уже больше года живешь с молодой девушкой, и она ждет от тебя ребенка. И мама сначала не поверила, а потом тебе позвонила. И я помню всё, папа. Я ничего не забыла.

Эти слова вылетают у меня совершенно бесцветным тоном. Я не плачу, потому что слез во мне уже не осталось. В данный момент я просто хочу найти ответы на свои вопросы. Папа долго молчит, пытается собраться с мыслями, понимая, что этот разговор неизбежен.

– Мы уехали строить новую столицу, новую страну. В маленький город, где все было не так как здесь. И мы жили там по полгода. Потом приезжали ненадолго домой и снова уезжали. Однажды я просто встретил Майру. Она тогда работала секретарем в Министерстве сельского хозяйства. Она мне понравилась.

– Тебе было 43, а твоей Майре 30, - выплевываю я эти слова.

– Так получилось, - папа шумно вздохнул и соединил ладони в замок.
– Ты же уже взрослая, понимаешь, как все происходит. Она мне очень понравилась, я пригласил ее на ужин.

– А дома в это время тебя ждала мама. Как Пенелопа Одиссея.

– Ты не справедлива, потому что всего не знаешь, - чуть повышает голос, но затем опять смягчается. – С мамой мы дружили с института. Мы знали друг о друге все. И со временем наша любовь переросла в нечто иное.

– Только не говори мне, что она стала твоей соратницей. Меня уже тошнит от этого слова, - морщусь я.

– С Майрой у меня наступила вторая молодость. Я влюбился в нее. Да, мама очень некрасиво обо все узнала. Моя вина в том, что я не покаялся перед ней, не признался во всем сразу. Она хотела развода, но я попросил ее не делать этого, потому что время было тяжелое. Фирма, где она работала, обанкротилась, ты училась в школе, постоянная нестабильность, кризис в стране. Я уговорил ее повременить. Ведь мне все равно приходилось много работать в Астане. Она требовала, чтобы я бросил Майру, но она уже была беременна Бекзатом. Как я мог бросить еще одного своего ребенка? А потом мама заболела. И стало не до развода, надо было ее спасать.

– Ясно, - поворачиваю голову и смотрю на соседний столик, за которым сидит молодая пара. – Пока вы строили наше светлое будущее, рушилась твоя первая семья, папа. Вот ты говоришь: «Одно мое слово, и я его уничтожу». А ведь твой зять повторил твою историю один в один. Как под копирку. Только у него жить на две семьи не получилось.

– Все-таки тебе надо было ее отпустить, - горько вздыхаю я после нескольких секунд молчания. – Может быть, она бы встретила другого человека, полюбила бы снова, как ты полюбил свою Майру. А так…она все ждала, что у тебя это скоро закончится. Как же она сказала?
– на секунду задумываюсь, вспоминая свое видение, когда была под наркозом. – «Моя ошибка, что я не выбрала себя, а выбрала его».

– Когда она такое сказала? – папа похолодел.

Я молча рассматриваю его лицо. Он побледнел и ждет от меня ответа. Но я не тороплюсь. Наверное, я стала жестокой.

– Когда я была на операционном столе, у меня резко упало давление. Произошла гипоксия. В ту минуту, во время которой меня пытались стабилизировать, я видела маму и бабушек. Она снова была такая красивая. Тогда она мне это и сказала. Ну а бабушка велела целовать тебя и передавала привет с того света, - безбожно вру я на счет «привета» от ажеки.

Папа хмурится, откашливается.

– Ты так и не простила меня? – спрашивает с нотками печали в голосе.

– А тебе нужно мое прощение?
– удивленно дергаю бровью.

Молчание. Видимо, да, нужно.

– Хорошо, спрошу по-другому: а сам ты себя простил?

– Нет, - отвечает не сразу и отводит взгляд.

– Понятно, - вздыхаю и открываю, наконец, меню. – Так, я что-то проголодалась. Давай уже закажем что-нибудь.

Глава 24

Спустя неделю

– Мам, вот эти коробки куда убрать? – спрашивает Анель, держа в руках коричневую коробку, на которой черным маркером написано «Стекло».

– Давай пока на подоконник, а я потом посмотрю.

– Окей, - отвечает дочь и проходит на кухню-студию.

Вот мы и переехали из нашего дома в трехкомнатную квартиру. Девочки на удивление спокойно восприняли новость о переезде. Я объяснила свое решение тем, что дом для нас троих теперь слишком большой, да и ухаживать за ним у меня сейчас нет ни сил, ни желания. Сказала, что нам будет удобней переехать в квартиру неподалеку от их школы. Я отдаю себе отчет в том, что после одного стресса практически окунула их в другой, вырвала из привычной среды и поместила в новые условия. Но я не могла оставаться в доме, который мы с такой любовью строили. Там все напоминает о времени, когда я была очень счастлива и также несчастна.

Анель мое решение поддержала и сказала, что пойдет со мной при любом раскладе. С отцом она разговаривает, но очень осторожно и неохотно. Связь с Лаурой Рустам держит только через старшую дочь. С младшенькой все по-прежнему сложно. После того, как она выкинула из окна скрипку, мы пытались с ней поговорить, но она категорически отказалась идти на контакт с отцом, как он не старался.

Мы не знали, что делать с нашей любимой домработницей Раушан. Она давно с нами, и поэтому ужасно не хотелось с ней расставаться. Но в квартире работы не так много, как дома. К тому же готовить я могу сама, да и девочек надо хоть немного растормошить и приучить к хозяйству. Им будет полезно. Меня, к примеру, гоняла бабушка Жибек – мама моей мамы. Решение пришло, откуда не ждали. Мне позвонила моя приятельница Роза и сказала, что ее домработница ушла, и она ищет новую. Мол, нет ли у меня кого-нибудь на примете. Я поговорила с Раушан, и она согласилась работать у Розы. Ее дети были младше моих. Я спросила у подруги, как она себя чувствует. Роза отделалась лаконичным «уже лучше», но по ее интонации я поняла, что не так уж все хорошо. Тем не менее, лезть в душу не стала.