Старшина Империи. Часть вторая
Шрифт:
Возвращались на крейсер мы все вместе. И Серафим был с нами, он воспользовался своим боярским статусом, и выбил себе разрешение на поездку в академию, кстати, жил он вместе с Ерастовым в соседней с Лирой каюте, вытеснив оттуда Абаимова, и постоянно находился рядом с моей любимой, как и обещал. Я же оказался в медкапсуле сразу, как ступил на палубу Яркого, и пролежал там неделю, до полного восстановления сломанной ноги.
После выписки же, для меня потянулись скучные будни. Видеться с Лирой и дочкой я мог только по видеосвязи на инфопланшете, так как Ерастов свято соблюдал своё слово, и каюта была закрыта для посещений, да и сама любимая не покидала её. А что ей делать с маленьким ребёнком на палубах боевого корабля, тем более что там, где она жила, были все условия? По факту, посторонний человек, даже Апостолов был
Так как постоянно общаться по коммутатору у нас не получалось, всё же я жил в кубрике нашего отделения, и вокруг было много народа, а Лире надо было заниматься Варей, то я выделил для связи вечернее время, а весь остальной день занимался подготовкой личного состава. Возвращение к тренировкам бойцы встретили с радостью, так как Могута объявил отдых для всех первокурсников до прибытия в академию, и за неделю моего отсутствия они буквально устали от ничегонеделания.
С расспросами ко мне бойцы особо не приставали, только один раз уточнили, как дело было, потому что Гадел отмалчивался, а Пруха, в силу своего весёлого нрава, рассказывал героические небылицы, но обо мне ни слова не говорил. Пришлось придумать сухой рассказ, попечалиться из-за гибели Сарая от пиратского оружия, и закрыть тему, сославшись на то, что она мне неприятна. Отнеслись с пониманием.
Вот так и шли эти две недели. Гривасов с Крыловым находились в медотсеке. Оба медленно шли на поправку, но пока и речи не шло о том, что бы их выписали, я их даже не видел, к ним просто не пускали. Рядом с ними лежал и оставшийся в живых человек Сарая, его тоже погрузили в целебный сон, и Арина Морозова, которую сначала снова прооперировали, и Елена Земная, возлюбленная Гадела. Друзья и враги, все в одном месте.
Серость будней была разбавлена всего несколько раз. На следующий день после моей выписки, когда нас к себе вызвал Туман. Мы, вместе с его ротой заняли одну из корабельных столовых, и помянули Лиса со всеми павшими бойцами. Я и Пруха рассказывали о бое в деревне, посмотрели видео с доспехов, а затем была минута молчания — чуть меньше трёх сотен мужчин с суровыми, обветренными жизнью лицами, поднялись со своих мест, чтобы почтить погибших товарищей.
Потом мы еще долго разговаривали на разные темы, сидя за столами. Поведали о своих приключениях, Туман поделился, как он их назвал, скучными подробностями скитаний по степи, и подтвердил перевод Прохора к нам в новое отделение ОМОНа, посетовав, что ему будет не хватать его прухи, а после мы прощались, пожимая всем руки, и хлопая друг друга по плечам. И от этого всего на душе поселилось какое-то светлое чувство, сменившее печаль по павшим боевым соратникам, говорящее, что мы теперь среди своих, потому что нас только что приняли, сочли достойными и равными. Это было важнее любого официального документа, потому что признание воинов, не идёт ни в какое сравнение с красивой бумажкой.
Следующий яркий момент произошёл под самый конец нашего путешествия. Тот день был озарён великой радостью Татарина, когда Лена пришла в себя, и Бекетов смог с ней пообщаться, и слезами счастья Левона Мелконяна.
Началось всё с того, что мне на внутренний счёт упало сто рублей золотом, и пришло сообщение о том, что это призовые деньги за захват пятидесяти пиратских кораблей, которые необходимо распределить на весь отряд. Поискав ответы на своё радостное удивление, я выяснил, что наш запуск ракет с базы бритов оказал огромную поддержку флоту. Только нашими стараниями были выведены из строя больше полусотни кораблей, и еще двадцать полностью уничтожены. Остальные же были вынуждены ломать строй, совершать манёвры и применять другие средства противоракетной защиты, подставляясь по удары уцелевших космолётов нашего соединения. Как результат победа и захват части вражеского флота, которая была оценена материально, и выкуплена империей. Штаб провёл колоссальную работу по определению заслуг каждого подразделения, и распределил призовые деньги. Сами же захваченные корабли позже будут проданы на аукционе в свободном мире, и государство отобьёт свои затраты, ещё и заработает на этом, потому что нам, всё же, причиталась не полная стоимость захваченной добычи, а всего лишь пятьдесят процентов, но и это были огромные деньги.
Почему же мы получили
всего сто рублей, а если поделить на всех, то по пять рублей на человека? Да, всё просто. Вся сумма распределялась на огромное число людей, которые участвовали в бою, а также процент шёл в фонд ветеранов флота. В нашем же случае участников было много, сотни, если не тысячи офицеров флота и абордажные группы захвата кораблей противника. Тот же Туман, как командир роты получил изначально больше, потому что мы подчинялись ему, а затем он распределял призовые на своё усмотрение. К слову, себе и тем, кто скитался с ним по степи он не взял ни копейки, а по старой флотской традиции, сначала отделил деньги, которые пойдут родным погибших, и это всегда была самая большая часть, а остаток был передан мне, как командиру отделения, и дальнейшее дробление было на моей совести. Вот она, доля командующего, самая сложная, определять, кто и сколько заслужил.Я узнавал, кто-то в отрядах в зависимости от звания доли распределял, кто-то в зависимости от личного вклада каждого, кто-то, и это было большинство, делил поровну, и третий вариант мне импонировал больше, никаких обид не будет, но я решил поступить немного по-другому.
Мы собрались в одном из наших кубриков, так как все бойцы согласились остаться в новом отряде особого назначения, и теперь подразделение занимало одновременно два помещения, наше старое, и бывшего отделения капрала Щукина. Кстати, нас ещё не вывели из-под командования лейтенанта Долидуды, но ему сразу дали понять, что это временно, и мы числимся в его взводе номинально, но это не помешало ему радоваться за нас и захаживать к нам в гости на чай вместе с Николаем Васильевичем и остальными офицерами. А ещё он, по нашему примеру, постоянно гонял на полигонах оставшийся личный состав.
Так вот, мы собрались в кубрике, и я предложил всем поучаствовать в обсуждении, как распределять призовые, отговорившись тем, что своё мнение выскажу последним. К моему удивлению, никто не рвался сразу всё делить, хотя все и обрадовались неожиданным деньгам. А потом, сразу несколько человек оглянулись на Левона, и встали со своих мест. Гадел, Гвоздь, Бобёр, Пруха, Гусар, Чюватов и, неожиданно, Феймахер.
— Командир, — начал за всех Анджей. — Мы денег не ждали, сюрприз приятный, но мы все его заслужили потом и кровью, многие погибли, только у нас будут ещё потери, Мелкому придётся покинуть отделение. Миша. — он посмотрел на Гусара, взглядом прося закончить мысль.
— Командир, с протезом Левон не сможет служить с нами, а регенерация запястья стоит….
— Пятьдесят рублей золотом. — закончил я за него с облегчением, что не только мне в голову пришла эта мысль. — Я тоже узнавал, и хотел предложить выделить из призовых деньги ему на лечение, а остальные поделить поровну, каждому по два с половиной рубля.
— Командир, парни! — вскочил с койки Мелкий. — Да не надо, что Вы, я….
— Отставить, матрос! — гаркнули мы с капралами и Бобром одновременно.
— Кто за? — я обвёл бойцов взглядом, и все решительно встали со своих мест, отдавая честь Мелкому.
— Парни вы, вы…, - Левона затрясло, и он разрыдался, как стоял.
Все кинулись к нему, обнимать, хлопать по спине. Что-то весело ему говорили, шутили про свадьбу Бобра и его сестры, а Левон плакал.
Плакал потому, что уже смирился с тем, что его максимум — это качественный протез, и то не в ближайшее время. И я его понимал, потому что у меня Дед такой, всю жизнь мечтал о регенерации конечностей, но восстановил только глаз при участии фонда ветеранов, потому что дорого, и:
— Нечего тратить деньги на блажь всякую! Я и так привык. — кричал он на отца, или строго говорил маме. — Семье деньги нужнее, дочка, нам внучек ещё замуж выдавать, пацанов учить.
Так и жили.
Бот затрясся, заходя на посадку, а я снова сосредоточился на своих планах, не просто же так мне снились кошмары, это результат долгих раздумий. Вчера в медотсеке стали готовить к выписке всех, за кем я наблюдал, кроме Морозовой. Её ждало ещё несколько операций уже здесь, на планете, как рассказала Елена, которая сразу же, как пришла в себя, стала напряжённо следить за состоянием подруги, и, к моему стыду, у неё получалось лучше, чем у меня. Что же касательно остальных, то их сначала доставят в госпиталь на территории академии, для последних проверок, и, если всё будет в норме, выпишут. Сразу всех.