Старуха 4

Опасности стройка не представляла, а вот весьма высокооплачиваемую работу предоставляла. Густав все же был человеком весьма умным, и он быстро просчитал варианты дальнейшего использования ГЭС — так что ровно половину расходов на строительство он возложил на шведский бюджет. Во-первых, тогда он мог претендовать на половину выработки электростанции бесплатно, а во-вторых, это дало ему довольно веские доводы на переговорах с Молотовым о статусе реки, ведь после того, как исчезнут пороги Кукколы, то река становилась судоходной от устья и до впадения в нее самого большого притока Муониоэльвен — то есть по всей той части, которая представляла собой государственную границу. Но становилась если на плотине шлюз выстроить, а в «русском» проекте — ради экономии — шлюз вообще не предусматривался…

Кроме того, совместное финансирование давало возможность поучаствовать в строительстве и шведским инженерам, а так же — что сам Густав считал более важным — доступ ко всем финансовым документам стройки. Шведы, конечно, и сами прекрасно умели ГЭС строить, но некоторые методы такого строительства было полезно и у русских перенять, ведь в СССР гидростанции мало того, что строились быстрее, чем в других странах, так ведь еще и заметно дешевле! А доводы своих финансовых советников о том, что «у русских просто рабочим гроши платят», Густав проигнорировал: на стройку советские инженеры набирали главным образом шведских рабочих и платили им… король специально просил товарища Афанасьева передать в Москву его просьбу о снижении зарплат гидростроителям: уж слишком много рабочих с заводов рванули было на стройку в погоне за «повышенными выплатами». Русские просьбу вообще-то проигнорировали и король повторно просить уже не стал: на стройке новых рабочих просто уже вообще не набирали. Но вот почему у советских инженеров строительство все равно обходилось дешевле, он пока не разобрался…

Строительство железнодорожного моста тоже шло очень быстро, но тут разобраться в том, сколько на него русские тратят, было невозможно: мост строился целиком за счет Советского Союза и строили его исключительно русские рабочие и инженеры. Однако и тут шведы определенную пользу для себя извлекли: их метод строительства опор моста (точнее, подготовки фундаментов опор в открытых кессонах) выглядел очень интересно, хотя, по прикидкам, этот способ был заметно дороже традиционных. Но вот то, что на такое строительство уходило втрое меньше времени, интереса заслуживало.

Ну а лично для Густава эти две стройки добавили уважения со стороны как инженеров, так и промышленников: возможность за очень небольшие деньги так ловко выудить производственные секреты у русских и тем самым повысить конкурентоспособность шведской промышленности на мировых рынках они сочли делом исключительно полезным. Особенно в ситуации, когда эти «мировые рынки» стремительно сжимались…

Вера о проблемах экономики — что шведской, что советской — вообще не беспокоилась. В свое время Вере Андреевне пришлось окунуться в глубины «экономической науки» — это когда она придумала взрывчатку, в полтора раза превосходящую по мощности гексогено-алюминиевую смесь, но ее даже в опытное производство не запустили просто потому, что эта взрывчатка получалась раз в десять дороже «обычной». Тогда никакими ухищрениями снизить цену не получилось, но Вера Андреевна в попытке все же разобраться, почему ее изобретение получается таким дорогим, специально пошла на курсы повышения квалификации, которые для экономистов читал у себя в институте товарищ Струмилин.

Разобралась — в той части, которая касалась химического производства, а уже позже еще внимательно изучила небольшую работу товарища Сталина — и пришла к определенным выводам. Вкратце эти выводы звучали следующим образом: «надо делать так, потому что так делать правильно. А почему правильно — на это есть строгое научное обоснование, но понимать его не обязательно, так как этим должны заниматься специалисты по экономике, а я всего лишь химик». И именно следуя этим выводам, Вера постоянно старалась что угодно производить с минимально возможными затратами. А уж какие затраты будут минимальными в химии, она, слава богу, разбиралась очень хорошо. Еще она эти выводы постоянно транслировала специалистам из других областей науки и промышленности — и результаты всех радовали. Хотя эти «все» тоже часто не понимали в деталях, как работает экономическая система.

Наиболее заметным — для народа — проявлением этого «непонимания» был автомобильный завод «ГАЗ»: он выпускал автомобили куда как более сложные в производстве и заметно более, казалось бы, трудоемкие — но сходящий с конвейера грузовик почему-то получался на треть дешевле фордовского, выпускаемого в Нижнем Новгороде. Что в конечном итоге привело к тому, что нижегородский завод был передан в НТК и после практически полной перестройки тоже стал выпускать недорогие и надежные автомобили.

В «этой жизни» со Струмилиным Вера пересеклась относительно недавно, и Станислав Густавович после долгих и утомительных споров, в течение которых Вера ему излагала идеи, которые он «в прошлой жизни» вкладывал в ее голову на курсах повышения, с тихой радостью сообщил ей, что он очень рад тому, что в свое время НТК был полностью выведен из сферы внимания Госплана:

— Должен признаться, что тогда мы бы попросту поменяли бы все руководство в вашем комитете… и остались бы с голой задницей. Скажу честно: вас понять мне было очень трудно — так как вы просто химик и термины используете… необщепринятые. Но теперь, когда я разобрался наконец, что какими словами вы называете… Однако я все же считаю, что и ошибок вы наделали немало.

— Ну кто бы сомневался! Я вообще химик, Лаврентий Павлович — архитектор, товарищ Тихонов… хотя он-то как раз экономист.

— Я читал его диссертацию и тогда мне она показалась, мягко говоря…

— Я слушаю, продолжайте.

— Она мне показалась тогда откровенно антисоветской, но уже спустя каких-нибудь два года имение свое я поменял. Не из-за экономических каких-то деталей, а просто потому, что вдруг оказалось, что поменялась экономическая политика Советского Союза. Он, по сути, предвидел эти изменения…

— Думаю, что вы тут не правы: он просто работал так, как считал нужным и полезным для страны, а политика партии поменялась потому, что многие — в том числе и товарищ Сталин — убедились в том, что его принципы отвечают интересам государства.

— Возможно и так…

Но все это было делом прошлого, а сейчас перед Верой задачи стояли, как она сама считала, куда как более важные. Хороший учебник для школы — что может быть важнее? Можно, конечно, придумать какой-то очень интересный полимер или разработать более продвинутую технологию изготовления чего-то уже имеющегося — но если благодаря школьным учебникам число детишек, решивших себя посвятить химии, вырастет хотя бы на один процент, то через несколько лет эти детишки смогут придумать и разработать куда как больше всего стране необходимого.

Но с учебником все было не просто: первый-то, для десятилетки, Вера попросту «воспроизвела по памяти», а для школьников седьмого класса требовалось что-то принципиально новое. И придумать это «новое» было вроде и нетрудно, но вот понять, как дети учебник воспримут и поймут ли вообще, о чем в нем речь идет, Вера оказалась не в состоянии. Все же она прожила на свете почти восемьдесят пять лет и разобраться в том, как современные дети воспринимают новые знания, ей оказалось делом практически невозможным. То есть как новые знания впитывают дети грудного возраста, она уже поняла — но ждать, пока Женька дорастет до седьмого класса, было, мягко говоря, недальновидно.

Поэтому Вера решила потренироваться на живых людях — и отправилась в ближайшую школу. То есть территориально ближайшую, но туда она пошла вовсе не потому, что до нее пешком можно было дойти за десять минут. Просто в обозримой окрестности это была единственная школа, где занятия и в летние каникулы не прекращались. То есть как бы каникулы и в этой школе объявлялись, но почти все школьники оставались на месте «в летнем пионерском лагере» и продолжали каждый день ее посещать…

Рахиль Львовна — директриса школы — к Вериной инициативе отнеслась резко отрицательно: