Старые раны

Обычные брошенные дети Изумрудного города.

— Эээ! Нихера ты не Пуль! — обиженно вскрикнул длинный плешивый дядька с обрубками вместо рук. На месте кистей у него были прикручены проволоки.

— Я просохнуть хочу, — поприветствовал их Крес, перешагивая порог. Тепло, сухо, хоть и воняло тут знатно.

— И мы тоже, — ответил ему второй: одноглазый, коренастый толстяк с черной бородой лопатой. — Но мы первые застолбили это местечко. Врать-то зачем?

— Все равно, — потряс Крес мокрой шевелюрой. Его патлы можно было выжимать, чем он и занялся. — Я вам не помешаю.

— Ты случаем не легавый? — спросил безрукий с прищуром.

— Нет, я сам по себе.

Он сам не знал, правду говорит или нет. Сейчас, решил он, скорее да, чем нет.

— Ну, раз нет, то падай. Только не слишком наглей, понял? — предупредил его калека, потрясая своими смешными крючками.

— Вон туда падай и просыхай, мил человек, — сказал третий, улыбаясь мелкими черными зубками — сам небольшого роста и в драной, мохнатой шапке не по сезону.

Крес плюхнулся на гнилую солому и с удовольствием стянул промокшие сапоги с чулками, вмиг превратившиеся в две сморщенные тряпки, и протянул замерзшие ноги к жаровне. Не стал говорить даже спасибо, что пустили к своему шалашу. Ну, их всех к Сеншесу.

Бродяги тоже рассаживались, то и дело с подозрением поглядывая на пришельца. Пытались расслабиться, но вид их нового знакомого их явно смущал — по их меркам даже драные, вонючие чулки Креса стоили целое состояние.

— Ты кто ж такой будешь, что ночью по старым домам ползаешь, а дружок? — наконец, подал голос коротыш.

— Я ночной гость, — сказал Крес. — Переночую и уйду.

— Эге, сначала говорил, что только просохнешь… — прокашлялся одноглазый.

— Какой смысл сохнуть и уходить, если дождь не угомонится до утра, ты бы сам подумал? — сказал Крес с презрением в голосе. Что-то ему не очень нравились их намеки.

— Э, мил человек, не груби ты нам… — покачал головой безрукий.

— Ну, так выкини меня, если сможешь, — сложил Крес руки на груди.

Он знал, что они даже не попытаются. Тех в борделе было тоже трое, но они привыкли нападать разом, поваливать на землю и топтать ногами. А эти только крыс ловить горазды. И то лишь двое. Тот, что с проволоками, не опаснее мухи.

— Да че я? Сиди, раз пришел, — махнул культей калека. — Сеншес с тобой.

— И Сеншеса своего с собой забери, — скрипнул зубами Крес.

Ноги еще не успели высохнуть, а эти отбросы его уже страшно раздражали. Ему было очень хотелось, чтобы они были позлее. Чтобы у этих троих хватило духу наброситься на незнакомца разом: чтобы двое топтали ногами, а третий пустил в ход свои крючья. То, чего не смогли мужики в блядушнике, смогли бы закончить эти бродяги. Убить его и прервать его мучения.

Избежать смерти в дешевом притоне, где он полночи издевался над женщиной, чтобы его покарала тройка бродяг? Вот это новость.

Но никто даже не почесался. Они тряслись даже рот раскрыть.

— Ты… почему такой злой?.. — промямлил одноглазый, недобро поглядывая на него из-под повязки. Ну, хоть кто-то из них имел какое-то подобие мужества.

— День плохой выдался, — буркнул Крес. Сеншес, зачем он вообще с ними разговаривает?

— У тебя день плохой? — хмыкнул тот. — На нас посмотри!

— Вам не привыкать. У вас вся жизнь такая.

— Ну, конечно, — еще раз хмыкнул одноглазый и пробормотал: — Из князей в грязь всегда тяжело хлопаться…

— Чего ты сказал?! — скрипнул зубами Крес.

Это было уже слишком. Трус отвел глаза и поежился.

«Боишься меня? — подумал Крес. — Бойся, ты и должен меня бояться, собака».

— Слышь, Керкаш, заткнулся бы ты, — тронул его за плечо коротышка. — Не видишь мужику совсем херово, а ты со своими расспросами.

— Знаю, я чего ему херово, — завернулся в свои лохмотья одноглазый, прозванный Керкашом. — С бабой небось поругался, вот и петушится тут.

Крес в удар сердца уже оказался напротив него, хватая наглеца за бороду. Все всполошились и заорали.

— Отвали от него, урод! — верещал безрукий дергая его железками, пока Крес трепал одноглазого. — Чего он тебе сделал, а?!

Крес бы точно бросил всех троих уродов в жаровню заросшими, рябыми мордами, но ноги и желудок его подвели. Оказавшись к бродягам вплотную, он всеми легкими вдохнул запах их немытых тел, сгнивших глоток и блохастой одежки, так что рухнул как подкошенный и проблевался. Теперь завоняло еще и перекисшим ужином вперемешку с алкоголем. И это дерьмо он носил в себе с вечера?

— Бл… — вздохнул одноглазый, держась за всклокоченный подбородок. — Да ты точно ненормальный!

— Пьяный он, — покачал головой коротышка. — Мужик, тебе бы поспать, а?

Крес вытер губы, смычно харкнул и откинулся к стенке. К херам мелкий мог бы пойти со своей жалостью. Но в чем-то тот был прав — отрубиться бы сейчас было делом нелишним. Крес толком не спал почти сутки.

— Есть чего попить? — прохрипел он.

— Ишь, — хмыкнул безрукий. — Снаружи льет как из ведра. Иди — пей сколько влезет!

Коротышка же без лишних слов сунул Кресу засаленную кружку с мутной водичкой.

— Ты может в баньке его попарить хочешь, Шляпа? — проворчал одноглазый.

— А ты че предлагаешь, Керкаш?

— Он мне чуть бороду не отчекрыжил! — забурлил он.

— Погорячился малость, — хихикнул Шляпа. — А я за дружбу. Мы сейчас в одной лодке. Тем более, он сказал, что не легавый.

— Брешет, — сквозь зубы проговорил Керкаш, краснея на глазах. — По глазам вижу, что брешет. И одет он шибко хорошо.

— По сравнению с твоими шмотками, конечно, — огрызнулся Крес, бросая кружку на пол так, что она отскочила чуть ли не до потолка.

Одноглазый только махнул на него и уселся на свое место. Крес подарил ему презрительный взгляд.

— Не обижайся, если Керкаш задел тебя, — примирительно поднял маленькие ладошки Шляпа и улыбнулся своей мерзостной чернозубой улыбочкой. — Мы просто ждем здесь нашего доброго друга, Пуля. Он чего-то задерживается. Но — дождь, понятное дело.

— Не видел я вашего друга, — выдохнул Крес и захлебнулся кашлем. — А если бы и видел, срал я на него…