Старый дом и его обитатели

Люська доела яблоко, выпила воды из принесенной с собой бутылки (никакого графина хрустального на столе и в помине не было), и приготовилась встать с кресла, как вдруг услышала тихий голос: «Придет время, сама все узнаешь». Совсем не трусливая девчонка, Люська оцепенела, вжалась в широкую бархатную спинку кресла, медленно подтянула ноги, так что коленки оказались около ушей, опустила голову, закрыла глаза, опасаясь, что кто-то невидимый снова заговорит. Но в мастерской стояла тишина. Люська сидела так долго, не шелохнувшись, почти не дыша, пока не почувствовала боль в напряженной спине и сведенных неподвижностью ногах. Преодолевая страх, она с трудом встала, медленно, разминая затекшие суставы и мышцы, подошла к столу, дрожащими руками включила лампу. Еще больше сделался контраст между освещенным пространством под самой лампой и темнотой вокруг. Люська зажгла свечу и поднесла ее к портрету Бусинки. Та спокойно сидела в своем кресле, чуть улыбаясь и ничего мистического в ней не было. И конечно, она не могла ничего произнести. Так чей это был голос, и был ли он, в самом деле? «Может быть, у меня не только зрительные, но и слуховые глюки начались?», – размышляла Люська, переводя свечку чуть вправо, влево, вверх-вниз, наблюдая, как меняется выражение лица девочки на портрете. Капля горячего воска попала на ладонь, обожгла ее и Люська непроизвольно бросила свечку на пол. Тут же полетели искры, появился слабый «язычок» огонька, готовый разгореться пламенем, захватить все, что попадется на этом сухом, прогретом чердаке. Здесь было чем поживиться. Люська схватила бутылку с водой и стала поливать на огонь, потом, не раздумывая, накрыла его своей курткой и стала топтать ногами, пока не убедилась, что опасность пожара миновала. Прежний страх был вытеснен новым, но и этот прошел. Повеселев, довольная собой, Люська громко сказала: «Ну, все, дамы и господа, мы спасены. Можете спать спокойно. Я ухожу, до завтра. Бай-бай». – Потом сама себе приказала шепотом: «Хватит, с тебя, Люська, на сегодня приключений, а то свихнешься по правде».

Она спешила, помня, что обещала бабушке вернуться к ужину, но она явно опоздала: та уже сидела в своей комнате перед экраном, увлеченная полемическим задором, спровоцированным ведущим и охватившим всех в студии, не только двух главных оппонентов.

«Как она что-нибудь понимает в этом общем крике?» – Очередной раз удивилась Люська.

На ужин были ее любимые вареники с картошкой. Она взяла тарелку и села перед своим телевизором в гостиной. Пощелкав пультом, остановилась на программе о магии бурятских шаманов, но надолго ее не хватило. Она почувствовала усталость и даже хотела тут же плюхнуться спать, но какая-то неведомая сила снова потащила ее к старому дому. Постояв перед дверью, не открыв ее, она осталась на террасе. Вечер и наступающая ночь были удивительно теплыми. На небе высыпало столько звезд, что обычно темные верхушки сосен сейчас просвечивались. Свет попадал даже на траву и цветы, и было очень красиво. Пахло ночными фиалками, душистым табаком, чуть увядающими розами. Разросшийся куст белого жасмина светился, как огромный фонарь. Недавно толстая желтая луна стала чуть – чуть худеть. Пропела и тут же замолкла какая-то одинокая лесная птица, но через минуту – другую ей ответили, и она, осмелев, стала выводить свою несложную мелодию, состоящую только из одной фразы «чви – чви». Под этот шепелявый свист Люська так и заснула опять на старом диване, успев помечтать немного о том, как бы так научиться рисовать, чтобы передавать не только краски, цвет и свет, но и звук, а то и музыку.

Она проснулась и вскочила, услышав знакомый, с хрипотцой, бой старинных часов. Видимо, она проспала первые удары, потому что, заглянув с террасы внутрь, увидела через окно, что пары уже спустились вниз и танцуют, бабочки порхают, кролик одиноко прыгает между танцующими, змея устроилась на коврике у диванчика – канапе, а пол устлан лепестками красных роз и сиреневых ирисов, еще какими-то мелкими цветочками. Длинные оборки бальных платьев задевали их. Тогда лепестки поднимались, а покружившись, тут же падали опять, чтобы снова подняться, задетые кружевным подолом танцующих дам. Люська с удивлением и радостью заметила, что и взрослые, и дети были намного веселее, чем раньше, а их прощание при последнем ударе часов, не выглядело столь трагически. Они как будто знали, что расстаются ненадолго. Люська тихонько открыла дверь в комнату, вошла. Никто даже не повернул головы в сторону двери. Люська еще раз и окончательно убедилась, что ее не видят!

«Странно, – думала Люська. – Почему же я их вижу, а они меня нет? Но зато мне нечего бояться». Пройдя сквозь толпу взрослых и детей, многих из которых она узнала по картинам, она подошла к часам и взглянула на стрелки. Увы! Стрелки оставались абсолютно неподвижными. Люська села на диван и стала смотреть, как гости «разъезжаются» с бала, поднимаясь наверх. Старая скрипучая лестница не издавала ни единого стона от прохода двух десятков пар ног. А Люська отчетливо слышала и мелкую дробь женских каблучков, и уверенную поступь мужских ботинок, частый стук детских сандалий. Потом уже сверху раздалось шуршание, шорох, а через минуту все стихло.

Люська поднялась, едва наступил рассвет, и сразу полезла наверх. Она должна продолжить сортировать картины. Особенно важным ей казалось поставить вместе все портреты. Она решила, что взрослые персонажи – это родители маленьких детей, тех, чьи портреты были на отдельных картинах. Их надо поставить вместе, они хотят быть поближе друг к другу.

После этого она соберет все картины с цветами, и перенесет к ним картины с бабочками: пусть порхают не в пустом пространстве, а прямо над цветами. Пейзажи с видами полей, леса, речных берегов и сада вокруг какой-то старинной красивой усадьбы она тоже поставит рядом, чтобы позже рассмотреть все внимательно. Надо попытается определить, верна ли ее догадка, что эти рисунки сделаны где-то здесь, неподалеку.

Конец ознакомительного фрагмента.