Старый Петербург. Адмиралтейский остров. Сад трудящихся
Шрифт:
В 1832 году Н. В. Гоголь издал свою повесть «Невский проспект», где дал дивное описание этого проспекта. Хороший пример заразителен, и, начиная с этого времени, появляется ряд описаний и в прозе и в стихах. Думаем, что небезынтересно будет привести наиболее характерные из них.
Профессор С.-Петербургского университета Бутырский воспел Невский проспект в 1837 году в таком сонете [195] :
Не млечный ли здесь путь лежит, Где слиты меж собой светила? Иль пояс развернув харит, Киприда с неба уронила И вечную своих ланит Весну сюда переселила? Волнует сердце, взор манит Волшебное богатства сил! Бледнеют далее цветы, Стихает жизни вал игривой, В конце — могильные кресты, Монаха кельи молчаливы, Мирской гробницы суеты, Урок страстям красноречивой.195
Бутырский, Сонеты, стр. 61.
Николаевский классицизм вдохновения заменился в наши дни такими виршами [196] :
Клуб под открытым небом, зал Почти трехверстного пассажа, Где целый день идет развал, Гремят и мчатся экипажи, Где шумно поздней ночью даже, И гдеВ 1838 году [197] Невский проспект сравнивали с форумом: «Где в мире есть другой Невский проспект? Я даже не смею его назвать улицею. Нет, это не улица, а площадь, наш форум, где мы живем и отдыхаем, где обдумываем наши дела, — и отдыхаем от безделья. Это наш портик — левая насолнечная сторона Невского проспекта. Наш городской праздник — зима, а зимою собирается на насолнечной стороне Невского проспекта, как под портиком римляне и афиняне — лучшее общество северной столицы». В 1843 году В. Даль [198] назвал одну из своих повестей «Жизнь человека или прогулка по Невскому проспекту», в 1847 году восклицали [199] : «Теперь наш Невский проспект соединяет все удобства Европы — газовое освещение, усовершенствованные омнибусы, в конце проспекта железная дорога и деревянная мостовая», и как бы в дополнение к этому в 1862 году было написано [200] : «Невский проспект — обширнейшее поле для наблюдений, это постоянная выставка всего, что есть хорошего и дурного в Санкт-Петербурге. Невский проспект сам джентльмен, а потому радушно принимает только джентльменов».
196
Пет. Газета, 1882 г., № 193.
197
Северная Пчела, 1838 г., № 6.
198
Москвитянин, 1843 г., т. I, стр. 311.
199
Северная Пчела, 1847 г., № 90.
200
Северное Сияние, стр. 109.
После этой справки, выясняющей историю появления и развития Невского проспекта, можно продолжить наше изучение перекрестка Невский проспект, Мойка и Морская улица.
«И те мастеровые люди, кои ныне приехали, живут у Адмиралтейского двора, скучают, чтоб на сей стороне быть продаже съестным припасом и питье вина и пива, для того, что им па другую сторону переезжать с трудом и от дела не надлежит» [201] — такие бесхитростные строчки написал 26 августа 1705 года, т.-е. на второй год существования нынешнего Петрограда, наблюдавший за работами в Адмиралтействе Яковлев губернатору Меншикову. Смысл этих строчек, таких наивных и трогательных, очень простой: на Адмиралтейском острове, что ныне первая Адмиралтейская часть, нет ни рынка ни кабака; переезжать за съестными припасами и за питьем на другую сторону Невы на нынешнюю Петроградскую сторону, где был и первый рынок и первый кабак — «от дел не надлежит», т.-е. не следует разрешать, так как эти отлучки отзываются на работах, а с этими последними и по царскому приказу и по распоряжениям губернатора Меншикова следует, как можно спешить. Но нет «вина и пива», и «те мастеровые люди скучают» — Яковлев извещает о таком обстоятельстве всесильного и всемогущего Меншикова, который и не замедлил ответом [202] ; 22 сентября того же года он приказал: «А на своей стороне вели построить для питейной продажи избу, в которую питье будет отпущаться с кружечного двора».
201
М. И. Р. Ф., т. III, стр. 98.
202
Том же, т. III, стр. 554.
Таким образом вполне точно устанавливается дата появления первого официального кабака на Адмиралтейском острове. Очевидно, что Яковлев, получив вышеприведенное распоряжение Меншикова, не стал мешкать, тем более, что готовые срубы имелись при Адмиралтействе. Через несколько дней после 22 сентября 1705 года появилась готовая изба, в нее перевезли достаточный запас вина и пива с «кружечного двора», посадили целовальника — и знаменитое «Петровское кружало», выражаясь словами того времени, открыло свои двери для скучающих рабочих людей, для морских служителей и вообще для всякого люда и пригнанного и пришедшего по своей воле в град Петра. Нам удалось установить и точное местоположение этого кружала, которое обозначено на прилагаемом плане под № 5. Установив точно местоположение первого кабака, мы не можем сделать то же самое относительно внешнего вида, так как не сохранилось ни изображения его, ни описания. Мы не знаем, был ли на коньке его крыши прикреплен государственный орел или просто-напросто ветвь елки, была ли на этом кабаке какая-либо вывеска, — вернее всего никаких отличительных внешних признаков не было; это была самая обыкновенная простая изба, крытая, может быть, дранкою или тесом, а не соломою или дерном, чем покрывались, первоначальные дома Санкт-питер-бурха, да стояла эта изба, как говорилось, на яру, т.-е. на открытом месте, чтобы ее издали можно было приметить и направить к ней стопы.
А что кабак был на яру, свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что кабак был замечен и первым автором описания С.-Петербурга и Кронштадта, изданного в 1710—1711 годах. Говоря об Адмиралтействе, этот автор счел нужным подчеркнуть [203] : «а возле — кабак» (кабаками называются царские питейные дома — сделано в скобках пояснение для иностранцев). Как производилась торговля в кабаке, как пили в прежнее время, мы можем судить по сохранившемуся описанию министра-резидента Вебера. Это описание более позднего времени, оно датировано 1716 годом [204] и безусловно несколько утрировано, но за неимением других данных приходится довольствоваться и этим описанием:
203
Описание С.-Петербурга, стр. 30.
204
Русский Архив, 1872 г., стр. 1413.
«Лето этого года было, — по словам Вебера, — слишком жарким, и очень плохо приходилось от недостатка в напитках, потому что пиво, продающееся в царских пивных лавках, по крепости своей не утоляло жажды, да иностранец не решался брать пиво из этих простонародных кабаков, где стоило только взглянуть на продажу оного, чтоб потерять к нему всякой аппетит. Пиво это стоит там обыкновенно в огромных открытых кадках, из которых теснящийся около них народ зачерпывает свою долю деревянным ковшом, а чтобы ни проливать ничего даром, выпивает пиво над кадкою, в которую стекает таким образом по бороде то, что не попало в рот. Притом, если у пришедшего выпить не окажется денег, то он оставляет в заклад свои старый тулуп, рубаху, онучи или что другое, без чего может обойтись до вечера, когда получит поденную плату свою и заплатит за свой заклад, и он вешает такой заклад свой тут же, на кадку, которая часто кругом бывает обвешана этими грязными закладами, и никто не брезгает этим, хотя не редко то или другое из этого добра сваливается от тесноты людской в самую кадку и преспокойно плавает там в пиве по несколько часов».
29 октября 1707 года [205] Петр Великий осматривал местность вокруг Адмиралтейства для указания, какие постройки «страха пожарного для», как говорилось в старину, или для предосторожности от пожаров, как выражаются ныне, — нужно сломать; сломать приказано было и кабак, но царское повеление так и осталось неисполненным, и только пожар способствовал его выполнению спустя много лет после смерти великого царя.
По всей вероятности, одновременно с кабаком возник на том месте, где ныне расположен квартал зданий между Морскою улицею, Невским проспектом и дворцовою площадью и первый рынок, названный Морским вследствие своей близости к Адмиралтейству. В 1710 году об этом рынке говорит автор уже не раз упоминаемого нами первого описания Петербурга [206] : «тут же для русских устроен и особый рынок» (на нашем плане №№ 6, 6... и 7. 7). Понятие о том, что представлял этот первый рынок Адмиралтейского острова, можно было получить несколько лет тому назад, если пойти на одну из тех площадей для торговли, которые существовали, например, у Обухова моста: это было собрание шалашей, ларей, раскинутых в беспорядке по грязной, немощенной площади. Весьма понятно, что торговцы однородными предметами группировались и для своего и для покупателей удобства, и это соединение нескольких ларей и шалашей получало гордое название «ряд», появлялись таким образом «мясной ряд», «калашный ряд», «лоскутный», где торговали старою одеждою. Ближе к Адмиралтейству устанавливались возы с сеном и дровами—здесь были сенной и дровяной ряды (№№ 6, 6 на нашем плане). Конечно, место для этого рынка не было отведено — торговцы его захватили самовольно, руководствуясь теми соображениями, что
оно, во-первых, лежало около проезжей дороги, а во-вторых, недалеко и от первоначального жилья, расположенного по берегу Мойки. Была сделана еще при Петре Великом попытка урегулировать этот рынок. Именно, 15 ноября 1718 года был издан указ о назначении рынков в С.-Петербурге, наблюдении чистоты торгующими съестными припасами, о ношении торговцами белых мундиров [207] , — конечно, этот указ на выполнялся — торговцы не шили себе белые мундиры. Но прямым следствием этого указа было приказание, данное в следующем году архитектору Гербелю [208] , — произвести распланирование Морских слободок, большой и малой, и построить по проекту Маторнова Мытный двор на Невском проспекте на углу нынешней улицы Герцена (№ 12 на нашем плане). Сохранилось следующее описание этого Мытного двора [209] ; «Гостиный двор каменной, прежде именованный Мытный, на Адмиралтейской стороне, на самом том месте близ Зеленого моста на Мойке, где ныне дом генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивановича Чичерина, наименован Мытным потому, что оный построен был только для продажи съестных припасов, но между тем несколько лавок занято было и с разными товарами, и потом отчасти более стало умножаться в нем купечество с хорошими и богатыми товарами, оный более стал наименовываться Гостиным двором, а не Мытным». Есть и еще одно описание этого Гостиного двора [210] : «В 1719 году близ Зеленого моста на набережной Мойки построены были новые деревянные лавки; строение было довольно обширное, двухъэтажное, в нижнем помещались лавки, а в верхнем жилые покои. Товары складывались без всякой системы».205
Архив Морского Министерства, Дел. Адмир. Канц., № 16, лл. 344—345.
206
Описание Петербурга, стр. 31.
207
П. С. 3., № 3236.
208
Петров, стр. 191.
209
Богданов-Рубан, стр. 110.
210
Северная Пчела, 1851 г., № 155.
Первое разноречие этих двух описаний — у Богданова Гостиный двор назван каменным, а во втором описании — деревянным, смягчается тем указанием, что постройка была и не каменная и не деревянная, а мазанковая. Из сохранившегося плана видно, что этот Мытный или Гостиный двор представлял четыреугольное или пятиугольное здание, так как передний фас, обращенный к Мойке, не был параллелен заднему. На переднем фасе, в середине его, было нечто походящее на башню и выступающее за линию фасада; по всей вероятности, эта срединная часть здания предназначалась Петром Великим для помещения магистрата и была украшена или было только намерение и ее украсить любимым Петром Великим «шпицом с часами». Внутри здания был обширный двор. Главная цель этой постройки очевидна: уничтожить Морской рынок и перевести всех торговцев этого последнего в построенный Мытный двор. Но это предположение так и осталось предположением; может быть, торговцы Морского рынка не могли по дороговизне занять новые помещения, а может быть, торговцы галантерейным и другим «хорошим и богатым» товаром, как указывает Богданов, составили торговцам съестными припасами такую конкуренцию, что последние должны были остаться на прежнем месте. По крайней мере в 1734 году [211] «Морской ряд, который был на лугу, против зпмнего дому, был переведен в рощу, на месте нынешнего Государственного Банка, то-есть, где ныне имеется». В следующем 1735 году было дано поручение [212] «главной полицмейстерской канцелярии приискать место для перевода в С.-Петербурге мясного и рыбного ряда с Адмиралтейской стороны за переведенские слободки». Мясной ряд (на плане № 16) существовал приблизительно с 1713 года; по крайней мере 18 сентября этого года [213] «разных городов мясники Максим Евстифеев, Борис Григорьев, Федор Иванов с товарищами били челом великому государю, что они живут в С.-Петербурге и на Адмиралтейской стороне промышшляют — торгуют мясным промыслом, а ныне по его императорского великого государя указу им скотины бить и продавать не велено, а они до того указу купили скотины многое число, одолжаясь великими долгами, которая по покупке и пригнана в Санкт-Петербург из дальних городов и что покупная скотина добрая. здоровая и падежу в той скотине нет и просят, чтоб им поволено было скотину бить и продавать всяких чинов людям попрежнему, дабы им оттого в конец не разориться и государевых податей не отбыть и ту скотину их для верности свидетельствовать, кому великий государь укажет». На это жалобное прошение мясников последовало согласие. Вышеуказанный перевод мясных и рыбных рядов (№ 17 нашего плана) не состоялся, так как они сгорели в пожаре 1735 года; после пожара не последовало разрешения на восстановление этих рядов, затем они были открыты на Сенной. Но торговля рыбою с барок в этой местности продолжалась еще долгое время. Одна из таких барок стояла у Полицмейстерского моста, и в ней продавались в 1788 году живые стерляди, цена которых была следующая [214] : за 8-вершковую стерлядь платили 60 к., 9-вершковую — 90 к., 10-вершковую — 2 рубля, 11-вершковую — 3 рубля, 111/2– вершковую — 4 рубля, 12-вершковую — 7 рублей, 13-вершковую — 10 рублей и аршинную — 35 рублей. Рыбные садки были выведены с Мойки вследствие постановления городской думы от 12 ноября 1865 года [215] .
211
Богданов-Рубан, стр. 122.
212
О. Б., № 5173.
213
Доклады и Протоколы Правит. Сената, т. II, стр. 771.
214
С. II. В., 1788 г., стр. 676.
215
Известие Городской Думы, 1866 г., стр. 26.
Петр Великий, построив Гостиный двор, перестал обращать на него внимание, но императрица Екатерина I почему-то очень заботилась и о Гостином дворе и о Морском рынке: 4 мая 1725 года [216] поручено было составить сметы на мощеные у Морского рынка на Адмиралтейской стороне, а через неделю. 8 мая, было объявлено полицмейстером Петербурга Девьером высочайшее повеление о мощении местности у рынка на Адмиралтейской стороне между Морскими на Невском проспекте, с назначением в работу каторжных [217] . В конце же 1725 года, 23 октября [218] , было отдано приказание об устройстве на Морском рынке двух столбов для публичного наказания, и здесь же был казнен малолетний солдатский сын Аристов за произведенный им поджог.
216
О. Б.. № 1553.
217
Сенатский Архив. Высочайшее повеление, т. XXIII, л. 12.
218
О. Б., № 1607.
«Сей Гостиный или Мытный двор, — пишет Богданов [219] , — в 1736 году, загоревшись внутри, весь сгорел и от оного пожара развалился, понеже оной строен был весьма стенами тонко, потолки, двери и затворы были деревянные и, не стерпя сильного огня, распался, а напоследки и остатки разобрали».
Место пожарища оставалось незастроенным в течение 19 лет, вплоть до 1755 года, когда здесь, точно волшебством, появился деревянный дворец Елизаветы Петровны. Если бы у нас не сохранилось вполне документальных данных о постройке на Мойке у нынешнего Полицейского моста, на месте пожарища, деревянного зимнего дворца Елизаветы Петровны и об этой постройке свидетельствовали только рассказы современников, то можно было бы усомниться в достоверности этих рассказов, — так постройка была быстра, феерична и неправдоподобна.
219
Богданов-Рубан, стр. 110.
В самом деле, 3 февраля 1755 года [220] читаем следующее объявление: «К строению новобудущего на каменном фундаменте деревянного зимнего ее императорского величества дому желающим поставить бревен и досок разных мер, гвоздей железных разных сортов, кирпича, извести, глины, песку, дикого и пудожского камня, тосенской и путиловской плиты и мраморных белых и черных плиток и плиток же арменских, белил, мелу, стекол бемских и зеленых в ящиках, масла постного, замков медных и железных, алебастра белого и серого, ушатов, ведер, шаек, канату и клею не малое число, явиться в канцелярию от строений немедленно».
220
С. П. В., 1755 г., № 10.