Стать дельфином

Особенно не задумываясь над тем, счастлива ли она в тот момент (детям вообще мало свойственно озадачивать себя такими вопросами, не правда ли?), Майя просто от всей души наслаждалась каждым мгновением этого удивительного времени. Но она с абсолютной точностью определила тот миг, в который ее постигло состояние Великого Счастья.

Это случилось в тот день, когда ее взяли на пастбище. Один из дальних родственников предложил ей посмотреть на лошадей – и конечно, Майя с радостью согласилась. Ей не часто приходилось видеть их в городе. Цирк она не любила никогда – все в нем казалось слишком неестественным. В детстве ее пугали маски клоунов, рыки львов и тигров, не желающих запрыгивать на тумбы. Ей казалось жалкой нелепостью ковыляние на задних лапах собачек и кошечек с бантами на голове или вокруг шеи. Но больше всего ей почему-то было очень жаль слонов – слишком гигантских для крошечной арены цирка, и лошадей, явно не вмещающих свой бег в убогом опилочном круге.

Поэтому в то лето предложение отправиться на джайляу было встречено Майей с неподдельным интересом и энтузиазмом.

Самым замечательным в этом коротком путешествии было то, что они с дядей должны были добраться до пастбища верхом на спокойном и покладистом жеребце.

Когда Майя подошла вплотную к Ормандо – так экзотически был назван местным романтиком этот черный жеребец – она поразилась его размерам. Макушка ее головы доставала лишь до середины его мощной шеи, и ей никак не удавалось погладить его переносицу, если тот поднимал голову. Майя растерянно и восхищенно оглядывала Ормандо, когда подошедший как раз вовремя дядя взял ее за руку и слегка отстранил от животного. «Ты помнишь, Мая, – с ударением на последнем слоге произнес дядя, – нельзя подходить к лошадям сзади. Они нервничают и могут ударить копытом». После этого, он подхватил Майю сзади за подмышки, поднял ее сильным рывком и перекинул через необъятную спину Ормандо. Майя быстро вскарабкалась и устроилась поудобнее на длинном мягком седле – дядя специально для нее приладил дополнительную подкладку. Затем на Ормандо взгромоздился дядя, погладил жеребца по скуле, что-то прошептал тому в длинное чуткое ухо, склонившись на пару секунд, выпрямился в седле и, чуть пихнув пятками сапог бока жеребца, слегка тряхнул поводьями и выдохнул «А-чу!». Ормандо мотнул своей большой головой и медленно побрел в степь в одному ему и его хозяину ведомом направлении. Дядя не торопил своего коня. И жеребец, и его ноша тихо двигались в полуденной знойной Степи, наслаждаясь запахами и красками. Окружающий мир плыл в легком мареве и казался нереальным. Время от времени Ормандо останавливался, заинтересованный какой-то особо пахнущей травой. Часто это была степная полынь жусан или степной тимьян, ароматы которых кружили головы не только Ормандо, но и его пассажирам. Майя тихо переговаривалась с дядей, засыпая его походя кучей вопросов про Степь и ее таинственных существ, про Судьбу и про Бога. Ей было лишь двенадцать лет – самое время для философских разговоров.

Так, не торопясь и наслаждаясь путешествием, путники достигли джайляу. Не успели они появиться на небольшом холме, с которого их путь шел вниз в плодородную, зеленеющую яркими сочными красками зелени долину, к ним из низины побежал молодой парень, что-то кричавший на бегу. Дядя встревоженно привстал на стременах, пытаясь разобрать слова бегущего, затем, вдруг резко сел в седле, чувствительно подопнул Ормандо в бока, и жеребец пустился в легкую рысь.

Майя поняла причину такой спешки, когда они с дядей слезли с Ормандо и побежали в сарай. Кобыла рожала.

Это были легкие роды – кобыла рожала уже в третий раз в своей жизни. Все происходило быстро и без осложнений. Похоже, кобыла не особенно мучилась – ей просто было тягостно от долгого груза, и она с нетерпением предвкушала благостный миг освобождения от него. Жеребенок родился нормальными родами и в правильном положении. Это оказался мальчик, совсем не похожий окрасом на мать. Он очень скоро поднялся на своих трясущихся тонюсеньких и длиннющих ножах, и первый человек, к которому он потянулся, почему-то была Майя…

Девочка осторожно приблизила свою ладонь к морде жеребенка, и, помедлив пару мгновений, прикоснулась к его мокрой горячей переносице.

Майя пробыла рядом с жеребенком до позднего вечера, а затем почти всю ночь, засыпая в юрте на час, просыпаясь, вскакивая и устремляясь в сарай проверить, как там жеребенок. Утром, когда она с дядей пришла к кобыле с ее дитем – попрощаться, жеребенок проковылял к Майе, ткнулся ей в грудь и, подняв свою несуразно большую голову, посмотрел ей в глаза. У него были большие серые радужки с черной прямоугольной щелью зрачка, а длинные и густые ресницы вокруг глаз были абсолютно белого цвета. Словно поток горячей энергии устремился из таинственных глубин его черных зрачков прямо в зрачки Майи, она ощутила его тепло в своем позвоночнике.

Конец ознакомительного фрагмента.