Стать его даас
Шрифт:
— Опять, — хохотнул Драмен.
Звук перекатываемого по полу стекла еще доносился из-под кровати. Казалось бы, хватит уже, никто не увидит. Но не могу ведь я сказать это вслух.
— Что значит опять? Герни говорил то же самое, когда мохнатое чудовище на него запрыгнуло.
Меня услышали. Из-под кровати выбежало именно это названное чудовище, без конца попискивая одно и то же возмущение.
— Вот он, — указал я головой на крипса.
Драмен отскочил от него, как от огня, сразу же разворачиваясь и направляясь к двери.
— Что смотришь? Усыпляй.
Комок шерсти быстро добрался до удаляющегося
Пискля вернулся. Крипс возмутился, что вовсе он не мохнатый, и вскоре снова запрыгнул на ногу. Его глаза посмотрели в мои, чего-то ожидая.
Странное ощущение. Неизвестно откуда взявшийся зверь усыпил Герни, помог с пузырьком, послушался и догнал Драмена. Но самое удивительное — я понимаю каждое его попискивание. Мне хотелось снова прогнать, чтобы шел к своей Фичитхари, убирался подальше и не лез в чужие дела. Ведь это животное! Это реальный крипс, которому не место возле человека. В него даже уту не впрыснешь, чтобы подчинялся — слишком мал.
В доме послышались громкие голоса, разбирательства. Там пытались найти человека, который напал на Драмена. И только в этой комнате было тихо. Я смотрел на маленького зверя, на что мне отвечали тем же.
— Усыпишь любого, кто сюда войдет?
Раз уж это нечто послушалось тогда, то почему не поступит так же опять?
Крипс не ответил. Он спрыгнул с ноги и подбежал к дверному проему, останавливаясь возле входа у стены, вроде как прячась от посторонних глаз.
Неужели и вправду слушается безо всяких ут?
— Иди обратно.
Я явно сошел с ума или бредил. Ведь такого не бывает, люди не разговаривают с животными, не понимают их, особенно вот таких. Все-таки с моей головой что-то не так, сон, определенно сон. Осталось только открыть глаза, где Кира… где крипс не слушается Анахари, давшего обещание убивать подобных ему.
— Посмотри на чем ты стоишь.
Или он сидит сейчас?
— В такую ткань тоже можешь втыкать свои шипы. Не добирайся до шеи. Заканчиваются сапоги, и сразу же над ними протыкай. Понял?
Утвердительное попискивание от крипса.
— Спустись на пол. Подойди к моей ноге, — в приказном тоне говорил я, что живое скопление шерсти сразу выполняло. — Это обувь, в нее не пытайся всовывать шипы. Понял?
Не успел я сообразить, что крипс ответил, как услышал шаги в коридоре. Ко мне снова решили наведаться, намереваясь нарушить затянувшееся спокойствие.
— Иди, — прошептал я и притворился спящим.
Пусть думают, что крипс напал и на меня. Так будет проще — не надо ничего объяснять и лишний раз видеть Люмена.
— Ну это уже слишком, — раздался со стороны двери рев разъяренного беловолосого. — Кира, быстро сюда.
Мне так хотелось открыть глаза и посмотреть на это, но я позволил себе данную роскошь только когда услышал знакомый звук падающего на пол тела.
Сложно поверить, что все оказалось настолько просто. Заметил крипса, поговорил с ним, подождал, пока пискля всех усыпит, а потом уже можно выпрыгивать в окно вместе со своим стулом. Или попробовать повозиться с торчащим гвоздем.
Я поднял взгляд и наткнулся на забежавшую в комнату
Накиру, которая охнула при виде двух валяющихся тел.— Рири, — разозлилась Она, сразу же найдя глазами виновника произошедшего.
— Давай, — указал я ему что делать дальше.
Мне стало интересно: усыпит или нет? Ведь это Фичитхари, та, кого животные слушаются и любят. Столько раз я видел, как к Ней относился астопи, приносил еду, без конца обматывал хвостом руку, спал чуть ли не на Ее животе. И в то же время — полная противоположность по отношению ко мне.
Пискля запрыгнул на Ее платье, высунул шипы и… проткнул юбку. Я прикрыл глаза, поражаясь несообразительности этого существа. Ткань-то есть, а ноги почему-то под ней нет.
— Ты что творишь? — возмутилась Она, наклоняясь к крипсу.
Тот лишь подал голос и начал неровной дорожкой убегать, вскоре скрываясь за моим стулом. Словно его поймали во время преступления и сейчас главное отсидеться в укрытии.
Удивление на лице Накиры быстро сменилось настороженностью, затем растерянностью. Она прикусила нижнюю губу, собираясь что-то сказать. В груди у Нее вряд ли сейчас чувствовалась тяжесть — крипс слегка отвлек меня от того нахлынувшего отвращения.
— Ари, — сделала Она шаг по направлению ко мне, протягивая руку.
— Даже не думай сейчас что-либо говорить, — скривился я, отворачивая голову.
Слишком сложно оказалось скрывать эмоции, у меня не удалось. Жаль, что крипс промахнулся, лучше бы Накира лежала сейчас с остальными и не мешала мне покинуть место, о котором поскорее стоит забыть.
Она все-таки подошла, тихо вздохнула, а после принялась развязывать сзади мои руки. Я чуть было не запротестовал, чтобы не дотрагивалась, держалась подальше, ушла в любую из возможных сторон и никогда больше не попадалась на глаза. Моего любимого монстра больше нет, он пропал, остался лишь в памяти, в том путешествии в Анатоликан и обратно. И пусть эта девушка похожа на ту, теперь я знаю, что сложившийся в голове образ моей маленькой зверюги и Накира — два разных человека.
— Ари, — произнесла Она подрагивающим голосом. — Я не…
— Что ты не? Плевал я на все твои отговорки! Закрой рот и… — у меня не удалось продолжить в том же духе.
Я шумно втянул воздух и покачал головой. Мои глаза пытались найти опору, чтобы отвлечься, не думать о девушке за спиной, которая начинала плакать.
Еще одна манипуляторша.
Это было не хуже пытки — сидеть и ждать, слышать, чувствовать, сдерживаться. Подушечки пальцев так часто прикасались к моей руке чуть выше запястья, пытаясь поладить с веревкой. Тихое шмыганье носом и тяжелое дыхание резали слух. Раньше я бы пожалел, а сейчас — лишь сделаю вывод и отвернусь, стараясь не обращать внимание.
Громкий выдох и тихий стук об спинку стула. Она прижалась щекой к моей руке чуть выше локтя, обхватывая ее ладонью. Теперь рыдания не сдерживались, Накира дала волю чувствам и перестала скрывать.
— Ты еще долго там? Мне надоело, — попытался я сказать это как можно грубее.
— Да, сейчас.
Ее руки дрожали. Я ощущал это. Мне с трудом удавалось не замечать, как каждое движение и прикосновение сзади находит отклик в моей груди. В нее словно заливали раскаленное железо, обдавали холодной водой и снова расплавляли до жидкого состояния.